Фэнтези-форум. На грани миров.
Доброго времени суток! Окунитесь в мир фантазий! На нашем форуме созданы все условия для благоприятного общения между форумчанами. Вы сможете прочитать фанфики и ориджи, поделится своими. Создать и поучаствовать в ролевых играх. Обсудить новинки: книги, кино, музыка, аниме, манги. Развлечения на любой вкус и цвет ^_^
Войдите или зарегистрируйтесь.
Фэнтези-форум. На грани миров.
Доброго времени суток! Окунитесь в мир фантазий! На нашем форуме созданы все условия для благоприятного общения между форумчанами. Вы сможете прочитать фанфики и ориджи, поделится своими. Создать и поучаствовать в ролевых играх. Обсудить новинки: книги, кино, музыка, аниме, манги. Развлечения на любой вкус и цвет ^_^
Войдите или зарегистрируйтесь.
Фэнтези-форум. На грани миров.
Вы хотите отреагировать на этот пост ? Создайте аккаунт всего в несколько кликов или войдите на форум.

Фэнтези-форум. На грани миров.

Окунись в мир фантазий! Творчество, фанфики и ориджи форумчан. Ролевые, игры, общение, новые знакомства. Развлечения на любой вкус и цвет ^_^
 
ФорумПорталПоследние изображенияПоискКонкурсРегистрацияВход

Поделиться | 
 

 Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"

Предыдущая тема Следующая тема Перейти вниз 
АвторСообщение
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 12:49 pm

Автор:Клаудия Грэй
Название:Вечная ночь
Аннотация:Новые романтические книги о вампирах, повторившие успех знаменитой «Сумеречной саги» Стефани Майер! Впервые на русском языке!
Для читателей распахнутся двери таинственной школы-пансиона, где обучаются не совсем обычные подростки. Казалось бы, их жизнь ничем не отличается от привычной жизни школьников — скучные предметы и вредные учителя, непонимание родителей и насмешки одноклассников, первая любовь и первый поцелуй. Вот только кое-кто из них любит прогулки по ночам и предпочитает поцелуи со сладким привкусом крови...
Покинув тихий городок, шестнадцатилетняя Бьянка попадает в мрачные стены престижной академии «Вечная ночь». Среди умных, красивых и раскованных одноклассников она чувствует себя белой вороной, но встреча с Лукасом меняет все. Он не такой, как другие: внимательный, заботливый и чуткий, и с первого взгляда покоряет сердце Бьянки. Однако страшная тайна встает между ними, заставляя девушку переосмыслить всю ее прежнюю жизнь. Сумеет ли любовь победить многовековую вражду?

Клаудия Грэй
Вечная ночь

ПРОЛОГ

Горящая стрела вонзилась в стену.
Огонь. Старое сухое дерево молитвенного дома загорелось мгновенно. Темный маслянистый дым заполнил помещение, царапая мне легкие. Я начала задыхаться. Мои новые друзья потрясенно закричали и схватились за оружие, готовясь сражаться за свою жизнь.
Это все из-за меня.
Стрела за стрелой пронзали воздух, и пламя вздымалось все выше. Сквозь дымку пепла я с отчаянием искала взгляд Лукаса. Я знала, что он непременно меня защитит, но ему и самому угрожала опасность. Если что-то случится с Лукасом, пока он пытается спасти меня, я себя никогда не прощу.
Кашляя из-за висевшей в воздухе сажи, я схватила Лукаса за руку и побежала с ним к двери. Но они были к этому готовы.
Темные, зловещие фигуры стояли сразу за дверью молитвенного дома. Никто из них не размахивал оружием, чтобы подчеркнуть угрозу; им это и не требовалось. Они пришли, чтобы наказать Лукаса за то, что он нарушил их правила. Они пришли его убить.
Все это случилось из-за меня. Если Лукас умрет, виновата буду только я.
Нам некуда идти, некуда бежать. Здесь оставаться нельзя — вокруг нас бушует и ревет пламя, и уже так жарко, что я чувствую, как жжет кожу. Скоро рухнет потолок, и мы все окажемся погребены.
Снаружи ждут вампиры.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Это был мой первый день в школе, а значит, последний шанс сбежать. У меня не было ни рюкзака, набитого спасательным снаряжением, ни толстого бумажника с наличкой, чтобы купить билет на самолет хоть куда-нибудь, ни друга, ждущего меня на улице с машиной.
В общем, у меня не было того, что люди в здравом уме называют планом.
Но это не имело никакого значения. Я ни за что не собиралась оставаться в академии «Вечная ночь».
Утренний свет едва брезжил в небе, когда я втиснулась в джинсы и схватила теплый черный свитер, — в такую рань, да еще так высоко в горах, даже в сентябре холодно. Я скрутила длинные рыжие волосы в узел и всунула ноги в туристские ботинки. Мне казалось очень важным не шуметь, хотя я могла не беспокоиться о том, что разбужу родителей. Они не ранние пташки и будут спать как убитые, пока их не поднимет будильник, а это случится только часа через два.
А значит, у меня есть неплохая фора.
Из-за окна спальни на меня злобно уставилась каменная горгулья. Из ее перекошенного рта торчали клыки. Я схватила джинсовую куртку и показала горгулье язык.
— Может, тебе и нравится висеть тут, на этой Крепости Проклятых, — пробормотала я. — Вот и виси на здоровье.
Прежде чем уйти, я заправила постель. Обычно на меня долго ворчат, чтобы я это сделала, но сейчас мне самой так хотелось. Понятно, что своим побегом я здорово расстрою родителей, поэтому, расправляя простыни, я представляла себе, что это своего рода извинение. Может, они воспримут это по-другому, но я все равно убрала постель. И пока взбивала подушки, передо мной снова промелькнуло то странное, что я видела во сне вчерашней ночью, причем настолько живо и ярко, словно я снова его вижу.

Цветок цвета крови.
Вокруг меня среди деревьев завывает ветер, и ветки раскачиваются во все стороны. Небо над головой будто взбаламучено, оно покрылось плотными сердитыми тучами. Я откидываю с лица прилипшие волосы. Я только хочу посмотреть на цветок. На каждом лепестке капли дождя; лепестки ярко-красные, изящные и походят на лезвия — так иногда выглядят тропические орхидеи. Но при этом цветок роскошный, пышный и сидит на ветке плотно, как роза. Я в жизни не видела ничего более экзотического, завораживающего, чем этот цветок. Он должен быть моим.

Почему от этого воспоминания меня бросило в дрожь? Это всего лишь сон. Я сделала глубокий вдох и сосредоточилась. Пора уходить.
Дорожная сумка уже была готова, я собрала ее еще вечером. Всего несколько вещей — книга, солнцезащитные очки и немного денег на случай, если мне придется добираться до Ривертона, ближайшего к цивилизации места во всей округе. Пожалуй, это займет целый день.
Видите ли, я не убегала. Не в прямом смысле слова, когда ты удираешь от всех, превращаешься в новую личность и, ну не знаю, поступаешь, например, на работу в цирк или что-то в этом роде. Нет, я просто делала своего рода заявление. С самого начала, как только моим родителям предложили переехать в академию «Вечная ночь» — им в качестве преподавателей, мне как ученице, — я была решительно против. Всю мою жизнь мы провели в одном и том же небольшом городке, и я с пяти лет ходила в одну и ту же школу с одними и теми же ребятами. И хотела, чтобы так продолжалось и дальше. Есть люди, которые любят новые знакомства, легко вступают в разговоры и умеют быстро подружиться с чужаками, но я к таким не отношусь. Ничего общего.
Смешно: когда люди называют тебя робкой, они обычно улыбаются. Типа это здорово, просто такая забавная привычка, которую ты обязательно перерастешь, вроде щербатой улыбки, когда выпадают молочные зубы. Если бы они знали, каково это — в самом деле быть робкой, а не просто поначалу слегка неуверенной в себе, то не улыбались бы. Ни за что, знай они, каково это, когда желудок скручивается в узел, ладони потеют и ты вообще перестаешь соображать и не можешь сказать ни одного осмысленного слова. Нет, ничего классного в этом нет.
Когда это говорят мои родители, они не смеются, они достаточно сообразительны, и я всегда думала, что родители все понимают — до тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать. Тут они решили, что теперь самое время это преодолеть. И что для борьбы с этой привычкой нет места лучше, чем школа-интернат, — тем более что и они будут рядом.
Мне, в принципе, понятны их мотивы, но это всего лишь теория. В первый же миг, как мы повернули на дорогу, ведущую к академии «Вечная ночь», и я увидела это громадное, нескладное каменное готическое уродство, мне стало ясно: я никак не смогу учиться в этой школе. Но мама и папа отказались внять моим просьбам. Нужно было заставить их ко мне прислушаться.
Я на цыпочках пробралась по небольшой преподавательской квартире, в которой наша семья жила весь прошлый месяц, и услышала за закрытой дверью родительской спальни мамино похрапывание. Перекинув сумку через плечо, я медленно повернула дверную ручку и двинулась вниз по лестнице. Мы жили на самом верху одной из башен «Вечной ночи» — это звучит круче, чем есть на самом деле. Это означало, что мне придется спуститься по ступеням, вытесанным из камня больше двух веков назад — достаточно давно, чтобы стать неровными и истертыми. По всей длине спиральной лестницы было всего несколько окон, а свет еще не включили, поэтому мне предстоял сложный путь в темноте.

Едва я потянулась за цветком, в живой изгороди что-то зашелестело. Ветер, подумала я, но это был не ветер. Нет, изгородь росла — росла так быстро, что я это видела. Лианы и ветки ежевики протискивались между листьями запутанными клубками. Я не успела убежать: изгородь меня почти окружила, обступив стеной из веток, листьев и шипов.

Вот только этого мне не хватало — воспоминаний о ночном кошмаре. Глубоко дыша, я продолжала спускаться и наконец добралась до большого зала на первом этаже. Величественное помещение, построенное, чтобы вдохновлять — или по крайней мере впечатлять: полы, выложенные мраморными плитами, высокий сводчатый потолок и окна из витражного стекла, тянувшиеся от пола до потолочных балок, причем у каждого окна свой узор — за исключением одного, в самом центре, из обычного стекла. Должно быть, приготовления к сегодняшнему дню завершились вчера вечером, потому что кафедра, с которой директриса будет приветствовать прибывающих сегодня учащихся, уже стояла на месте. Похоже, никто еще не проснулся, а это значит, что меня никто не остановит. Я с силой потянула тяжелую резную дверь и оказалась на свободе.
Утренний туман укутывал мир голубовато-серым одеялом. Я шла по территории академии «Вечная ночь». Когда ее строили — в начале восемнадцатого века, — здесь не было ничего, кроме природы в ее первозданном виде. И хотя с тех пор вокруг появились маленькие городишки, ни один из них не обосновался близко к «Вечной ночи»; и несмотря на красивые холмы и густые леса, никто никогда не построил неподалеку ни одного дома. И разве можно винить людей за то, что они не хотят жить рядом с этим местом? Я оглянулась на высокие каменные башни школы, вокруг которых обвивались искривленные горгульи, и содрогнулась. Сделала еще несколько шагов, и горгульи растаяли в тумане.

Позади нависала «Вечная ночь». Каменные стены ее высоких башен были единственным барьером, сквозь который не могли пробиться шипы. Я могла бы побежать к школе, но не сделала этого. «Вечная ночь» — казалась мне опаснее шипов и колючек, кроме того, я не хотела оставлять тут цветок.

Мой ночной кошмар становился более реальным, чем сама реальность. Чувствуя беспокойство, я отвернулась от школы и побежала, пронеслась по ее территории и углубилась в лес.
«Все это скоро закончится», — твердила я себе, пробегая через подлесок. Упавшие сосновые сучья трещали под ногами. Хотя от парадной двери в школу меня отделяло всего несколько сотен футов, казалось, что она намного дальше; густой туман заставлял думать, что я уже зашла глубоко в лес. Мама с папой проснутся и увидят, что меня нет. Тогда они наконец-то поймут, что я этого не хочу, что они не могут меня заставить. Они начнут меня искать и, конечно, разозлятся, потому что я их до смерти напугала, но они все поймут. Ведь, в конце концов, они всегда понимали, так? И мы уедем отсюда. Уберемся подальше от этой школы и никогда, никогда не вернемся.
Сердце колотилось все сильнее. С каждым шагом, уводившим меня прочь от академии, мне почему-то становилось страшнее, а не наоборот. Раньше, когда я придумывала этот план, он казался мне отличным, будто не мог провалиться. Но теперь, когда все происходило на самом деле и я была одна в чужом лесу, бежала по незнакомым местам, моя уверенность куда-то подевалась. Может быть, я убегаю напрасно? Может, они все равно притащат меня обратно?

Загремел гром. Сердце сильно заколотилось. Я в последний раз отвернулась от академии и посмотрела на цветок, дрожавший на ветке. Ветер оторвал от него лепесток. Сунув руку в колючки, я почувствовали, как больно они царапают кожу, но упорно продолжала тянуться к цветку. Но едва прикоснулась к нему, он внезапно потемнел и начал на глазах вянуть и сохнуть, а все лепестки сделались черными.

Я побежала быстрее, стараясь оказаться как можно дальше от академии. Ночной кошмар не оставлял меня в покое. Все дело в этом месте — оно меня пугает, приводит в ужас, заставляет ощущать бесцельность побега. Если я отсюда выберусь, все будет в порядке. Задыхаясь, я оглянулась, пытаясь понять, далеко ли убежала...
И увидела его. Человек в лесу, наполовину скрытый туманом, в длинном темном пальто, стоял ярдах в пятидесяти от меня. Едва я его заметила, он кинулся в мою сторону.
До этой секунды я не знала, что такое страх. Меня окатило ужасом, как ледяной водой, зато теперь выяснилось, что я умею бегать очень быстро. Я не кричала — какой смысл, если я была в лесу, где меня никто не услышит? Мой самый тупой поступок — и похоже, что и самый последний в жизни. Я даже мобильник с собой не взяла, потому что здесь нет сети. Помощи ждать неоткуда. Оставалось бежать так, словно черти наступали мне на пятки.
Я слышала его топот, слышала, как трещали сучья и хрустели листья у него под ногами. Он приближался. О боже, как быстро он бежит! Разве это вообще возможно? «Тебя учили обороняться, — подумала я. — Ты должна знать, что делать в подобной ситуации!» Да только я ничего не могла вспомнить. И думать не могла. Ветки цеплялись за рукава моей куртки, за пряди волос — узел давно развалился. Я споткнулась о камень, сильно прикусила язык, но продолжала мчаться вперед. Он все приближался и был уже совсем рядом. Нужно бежать еще быстрее. Но я не могла.
— Ай! — вскрикнула я, когда он схватил меня, и мы рухнули на землю.
Я сильно ударилась спиной, он придавил меня всем весом, ноги наши переплелись. Он зажал мне рот, но одну руку я сумела высвободить. В старой школе на уроках самообороны нас учили целиться в глаза. Серьезно, просто ткнуть пальцами в глаза. Я всегда считала, что смогу это сделать, если придется спасать себя или кого-то другого, но как я ни перепугалась сейчас, все равно никак не могла себя заставить. Я согнула пальцы, пытаясь настроиться.
В этот миг парень прошептал:
— Ты видела того, кто за тобой гнался?
Я уставилась на него и несколько секунд просто смотрела. Он убрал руку от моего рта, чтобы я могла ответить. Он всей тяжестью прижимал меня к земле, и мир вокруг стремительно вращался.
— В смысле — кроме тебя? — выдавила я наконец.
— Кроме меня? — Похоже, он вообще не понимал, о чем я. Потом осторожно оглянулся. — Ты от кого-то убегала, разве нет?
— Я просто бежала. За мной никто не гнался, кроме тебя.
— Ты хочешь сказать, что подумала... — Парень резко отпрянул от меня, и я оказалась на свободе. — Ох, извини. Я просто хотел... Вот черт, наверное, я напугал тебя до смерти.
— Ты хотел помочь? — Пришлось произнести это вслух, иначе я просто не могла поверить своим ушам.
Он быстро закивал. Его лицо все еще оставалось близко к моему. Казалось, что больше ничего не существовало — только мы и медленно кружившийся туман.
— Наверняка я тебя ужасно перепугал — и прошу прощения. Я вправду думал...
Слова не помогали; голова кружилась все сильнее. Мне срочно требовались глоток воздуха и покой. И что-нибудь, о чем я могла бы подумать, пока этот парень так близко ко мне. Я ткнула в него пальцем и сказала то, чего никогда никому в жизни не говорила, и уж точно не незнакомцу, тем более испугавшему меня незнакомцу:
— Просто заткнись.
И он заткнулся.
Вздохнув, я опустила голову на землю и прижала ладони к глазам, надавив так сильно, что под веками заплясали красные пятна. Во рту чувствовался сильный привкус крови, а сердце до сих пор так колотилось, что мне казалось, будто грудная клетка сотрясается. Я вполне могла обмочиться, и вся ситуация стала бы еще унизительней. Но я сделала несколько глубоких вдохов и в конце концов смогла сесть. Парень по-прежнему был рядом.
— А зачем ты меня схватил? — спросила я с трудом.
— Подумал, что нам нужно укрытие. Ну, спрятаться куда-нибудь от твоего преследователя, да только оказалось, что... — он выглядел смущенным, — не от кого.
Он наклонил голову, и я смогла на его рассмотреть. Собственно, до сих пор у меня не было на это времени; когда ты думаешь о ком-то, что это психованный убийца, тебе не до деталей. А теперь я увидела, что это вовсе не взрослый мужчина, как мне казалось раньше. Высокий и широкоплечий, он все же был совсем юным, примерно моего возраста, с прямыми золотисто-каштановыми волосами, падавшими ему на лоб и растрепавшимися за время погони, с квадратной челюстью, крепким мускулистым телом и выразительными темно-зелеными глазами.
Но самым примечательным в нем оказалась одежда под длинным черным пальто: потертые черные ботинки, черные шерстяные брюки и темно-красный свитер с V-образным вырезом и знакомым гербом: два ворона, вышитые по обеим сторонам серебряного меча. Герб «Вечной ночи».
— Так ты ученик, — сказала я, — здешней школы.
— Вот-вот им стану. — Он говорил негромко, словно боялся опять меня испугать. — А ты?
Я кивнула, тряхнула спутанными волосами и стала скручивать их в узел.
— Это мой первый год. Родители получили здесь работу, они учителя, так что я... у меня нет выбора.
Похоже, это показалось ему странным, потому что он нахмурился, и взгляд зеленых глаз внезапно стал изучающим и неуверенным. Впрочем, через секунду он протянул мне руку:
— Лукас Росс.
— О, привет. — Ужасно странно представляться человеку, про которого ты пять минут назад думала, что он хочет тебя убить. — Меня зовут Бьянка Оливьер.
— У тебя пульс такой частый, сердце колотится как сумасшедшее, — пробормотал Лукас. Он пристально вглядывался мне в лицо, и я снова занервничала, правда не так, как в прошлый раз. — Ну хорошо, если ты ни от кого не убегала, то почему так мчалась? Это никак не походило на утреннюю пробежку.
Если бы я смогла придумать какую-нибудь благовидную отговорку, то соврала бы ему, но мне ничего не пришло в голову.
— Я встала пораньше, чтобы... ну, чтобы попытаться сбежать.
— Твои родители плохо с тобой обращаются? Обижают?
— Нет! Ничего подобного! — Его предположение меня ужасно оскорбило. Впрочем, я сообразила, что только это Лукас и мог предположить. Иначе зачем человеку в здравом уме мчаться через лес, словно спасая собственную жизнь, да еще до того, как взошло солнце? Мы только что встретились, поэтому, может быть, он еще считает меня человеком в здравом уме. Я решила не упоминать ночные кошмары, потому что тогда он точно подумает, что я чокнутая. — Просто я не хочу учиться в этой школе. Мне нравится мой родной город, кроме того, академия «Вечная ночь» такая... такая...
— Чертовски жуткая.
— Да.
— И куда же ты направлялась? Может, уже присмотрела себе работу или что-нибудь в этом роде?
Щеки мои запылали, и вовсе не потому, что я бежала.
— Гм... нет. Собственно, на самом деле я никуда не убегала. Просто пыталась дать им понять. Ну, вроде этого. Я подумала, если я такое устрою, родители все-таки сообразят, как сильно мне здесь не нравится, и может быть, мы отсюда уедем.
Лукас поморгал и усмехнулся. Его улыбка подействовала на меня очень странно: страх сменился любопытством.
— Все равно что я со своей рогаткой.
— Что?
— Лет в пять я решил, что мама меня обижает, и надумал убежать. И взял с собой рогатку, потому что я же был взрослый сильный мужчина, понимаешь? И мог сам о себе позаботиться. Кажется, я еще взял фонарик и пачку шоколадного печенья.
Несмотря на смущение, я не выдержала и улыбнулась.
— Думаю, ты подготовился лучше, чем я.
— Я выбрался из дома, где мы тогда жили, и дошел аж до... дальнего угла нашего заднего двора. И разбил там лагерь. И провел в нем целый день, пока не начался дождь. Взять с собой зонтик я не догадался.
— Так рушатся самые лучшие планы, — вздохнула я.
— Да. Это настоящая трагедия. Пришлось вернуться. Я весь промок, и живот ужасно болел, потому что я съел штук двадцать печений, и моя мама — а она очень умная женщина, хотя иногда доводит меня до белого каления, — сделала вид, что ничего не случилось. — Лукас пожал плечами. — Видимо, точно так же поступят и твои родители. Ты же это знаешь, да?
— Теперь знаю. — От разочарования у меня перехватило горло.
По правде говоря, я знала это с самого начала, просто должна была сделать хоть что-нибудь, скорее, чтобы выплеснуть досаду, чем достучаться до родителей.
И тут Лукас задал мне вопрос, по-настоящему меня удививший:
— Ты на самом деле хочешь отсюда выбраться?
— В смысле — сбежать? По-настоящему убежать?
Лукас кивнул и выглядел при этом очень серьезно. Но он не мог говорить это серьезно, ни под каким видом. Понятно, что он спросил меня об этом только для того, чтобы вернуть к действительности.
— Нет, — призналась я. — Я пойду обратно и приготовлюсь к школе, как положено пай-девочке.
Снова та же самая усмешка.
— Никто ничего про пай-девочек не говорил.
Он произнес это как-то так, что внутри у меня потеплело.
— Да просто... эта академия «Вечная ночь»... Мне кажется, что я никогда не почувствую себя здесь своей.
— Я бы об этом не беспокоился. Может, оно и к лучшему — не быть здесь своей. — Он посмотрел на меня серьезно и напряженно, как будто мог предложить мне другое, более подходящее место.
Или я этому парню в самом деле понравилась, или я начинаю воображать всякое, потому что мне хочется, чтобы я ему понравилась. У меня слишком мало опыта, чтобы догадаться, в чем тут дело.
Я торопливо встала. Лукас тоже поднялся, и я спросила:
— А ты-то чем занимался? Ну, когда меня увидел?
— Я же уже сказал — мне показалось, что ты попала в беду. В этих местах встречаются неприятные типы. Не каждый умеет держать себя в руках. — Он отряхнул со свитера сосновые иголки. — Мне не следовало торопиться с выводами, меня подвело чутье. Прости.
— Да все нормально, честно! Я понимаю, что ты просто хотел помочь. В смысле, когда увидел. До общего собрания у нас еще несколько часов. Учащимся велели приехать к десяти.
— Я никогда не умел хорошо играть по правилам.
А вот это уже интересно.
— Так что, ты ранняя пташка и начинаешь день до зари?
— Да нет. Я просто еще не ложился. — Улыбка у него была просто фантастическая, и я уже заметила, что он отлично умеет ею пользоваться. Впрочем, я ничего не имела против. — В общем, мама не могла меня сюда привезти, она уехала по делам, поэтому я приехал ночным поездом и решил сначала просто прогуляться. Оглядеться вокруг. Заодно спасти какую-нибудь расстроенную дамочку.
Я вспомнила, как быстро Лукас за мной мчался. Но ведь это для того, чтобы спасти мою жизнь! И теперь все стало выглядеть совсем по-другому. Страх исчез, и я заулыбалась.
— А почему ты приехал в «Вечную ночь»? Я-то привязана к родителям, но ты же мог выбрать какое-нибудь другое место? Что-нибудь лучше этого.
Вот честно, Лукас, кажется, не знал, что ответить. Мы шли по лесу, он отодвигал в сторону ветки, стараясь, чтобы они не поцарапали мне лицо. В жизни никто не расчищал для меня путь.
— Это долгая история.
— А я не тороплюсь обратно в школу. Кроме того, нам нужно как-то убить время до общего собрания.
Он наклонил голову, не отрывая от меня взгляда. В этом его движении определенно было что-то сексуальное, хотя я вовсе не уверена, что он вкладывал в него такой смысл. Глаза его почти полностью совпадали по цвету с плющом, который вился на башнях «Вечной ночи».
— Это своего рода секрет.
— Я умею хранить секреты. Я хочу сказать — ты же сохранишь в тайне всю эту историю, так? Ну, с моим побегом и с тем, что ты меня напугал...
— Я никому ничего не скажу. — Лукас еще пару секунд подумал, но все-таки признался: — Один мой предок пытался учиться в этой школе лет сто пятьдесят назад. Но его выперли, если можно так выразиться. — Лукас засмеялся, и мне показалось, что из-за деревьев выглянуло солнышко. — В общем, теперь я должен «восстановить честь семьи».
— Это нечестно. Ты не обязан соглашаться только из-за того, что он что-то сделал или не сделал.
— Ну, я же не на все соглашаюсь. Носки мне разрешают выбирать самому. — Он поддернул штанину, я увидела над тяжелым черным ботинком носок в разноцветные ромбы и улыбнулась.
— А за что твоего прапра-как-его-там выперли?
Лукас печально покачал головой:
— Он затеял дуэль в первую же неделю учебы.
— Дуэль? Типа кто-то оскорбил его честь? — Я попыталась вспомнить, что мне известно о дуэлях из любовных романов и фильмов. Во всяком случае, история жизни Лукаса куда интересней моей. — Или из-за девушки?
— Чтобы познакомиться с девушкой в первые же несколько дней в школе, ему пришлось бы здорово побегать. — Лукас замолчал, сообразив, что сегодня его первый день в школе, а он уже познакомился со мной. Я почувствовала какой-то внутренний порыв, словно меня физически потянуло к нему, но тут он повернул голову и сердито посмотрел на башни «Вечной ночи», едва заметные сквозь сосновые ветки. Вроде как вид школьного здания его оскорбил. — Да могло быть все что угодно. В те времена дуэли устраивали по любому поводу. Семейная легенда гласит, что начал тот, второй, типа это имеет какое-то значение. Важно только то, что предок выжил, однако разбил одно витражное стекло в большом зале.
— Ну конечно! Там в одном окне простое стекло, а я никак не могла понять почему!
— Теперь знаешь. С тех пор двери «Вечной ночи» для моей семьи были закрыты.
— До сегодняшнего дня.
— До сегодняшнего дня, — согласился он. — Да я и не против. Думаю, что смогу здесь многому научиться. Но это не значит, что мне все здесь должно нравиться.
— Сомневаюсь, что мне здесь вообще хоть что-нибудь нравится, — призналась я.
«Кроме тебя», — добавил голосочек в моей голове, внезапно ставший ужасно дерзким.
Похоже, Лукас этот голосочек услышал, потому что обернулся, и в его взгляде промелькнуло понимание. В школьной форме, с точеными чертами лица, он должен был выглядеть типичным американским юношей, но почему-то им не выглядел. Когда он за мной гнался и потом, когда думал, что спасает наши жизни, в нем проскальзывало что-то необузданное, скрытое за благопристойным фасадом.
— Мне нравятся горгульи, горы и свежий воздух, — сказал он. — Пока это все.
— Тебе нравятся горгульи?
— Здорово, когда чудовища меньше тебя.
— Никогда не думала об этом с такой точки зрения. — Мы уже дошли до школьной территории. Солнце светило ярко, и я чувствовала, как школа просыпается, готовясь встретить учеников — заглотить их сквозь тот каменный сводчатый дверной проем. — Я ужасно боюсь.
— Еще не поздно убежать, Бьянка, — легко бросил он.
— Я не хочу убегать. Просто не хочется оказаться среди толпы незнакомцев. Я не могу вести себя нормально, разговаривать и вообще быть собой с чужими людьми... Чего ты смеешься?
— Да вроде со мной ты разговариваешь запросто.
Я моргнула, удивляясь самой себе. Лукас прав, но как это вообще возможно? Я начала заикаться:
— С тобой... ну, думаю... думаю, ты меня так сильно перепугал, что все остальные страхи просто испарились.
— Слушай, если это помогает...
— Да. — Я уже чувствовала, что дело не только в этом. Незнакомцы страшили меня по-прежнему, но Лукас чужаком не был, причем с той самой секунды, как я поняла, что он пытается спасти мне жизнь. Мне казалось, будто я знаю его давным-давно, будто все эти годы только и ждала его появления. — Мне нужно вернуться до того, как родители поймут, что я исчезла.
— Не разрешай им капать тебе на мозги.
— Они и не будут.
Кажется, Лукас в этом сомневался, но все равно он кивнул и отошел от меня назад, в тень — а я шагнула на свет.
— Ну, еще увидимся.
Я, прощаясь, помахала ему рукой, но он уже исчез. В мгновение ока скрылся в лесу.
Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 12:49 pm

ГЛАВА ВТОРАЯ

Все еще дрожа от возбуждения, я поднялась вверх по длинной спиральной лестнице к родительской квартире в башне. На этот раз я и не пыталась вести себя тихо, просто сбросила с плеча сумку и плюхнулась на диван. В волосах запуталось несколько листочков, и я их вытащила.
— Бьянка? — Из спальни вышла мама, завязывая пояс на халате, и сонно улыбнулась мне. — Ты так рано встала, чтобы прогуляться, милая?
— Ага.
Я вздохнула. Какой теперь смысл устраивать драматические сцены.
Следом появился папа и обнял маму сзади.
— Трудно поверить, что наша маленькая девочка уже учится в академии «Вечная ночь».
— Все случилось так быстро. — Мама вздохнула. — Чем старше становишься, тем быстрее все происходит.
Папа покачал головой:
— Да уж.
Я застонала. Они все время так разговаривают, и мне иногда кажется, что они устраивают из этого своего рода игру, проверяя, как скоро меня удастся довести до белого каления. Мама с папой только шире заулыбались.
В нашем городке всегда говорили: «Они выглядят слишком молодо, чтобы быть твоими родителями». На самом деле имелось в виду, что они слишком красивы для этого. И то и другое — чистая правда.
У мамы волосы цвета карамели, а у папы настолько темно-рыжие, что кажутся черными. Папа у меня среднего роста, но мускулистый и сильный, а мама крохотная и изящная во всех смыслах этого слова. Лицо у нее овальное и холодное, как на античных камеях, а у папы квадратная челюсть и нос, который выглядит так, словно в молодости ему пришлось несколько раз серьезно подраться. Впрочем, на его лице такой нос смотрится в самый раз. А я? У меня рыжие волосы — просто рыжие, а кожа такая бледная, что кажется нездоровой, а никакой не античной. В моей ДНК все, что должно было качнуться вправо, на самом деле качнулось влево. Папа с мамой обещают, что я вырасту и похорошею, но так говорят все родители.
— Давай-ка попробуем накормить тебя завтраком, — сказала мама, направляясь на кухню. — Или ты уже перекусила?
— Еще нет.
Пожалуй, мне стоило поесть перед моим грандиозным побегом, сообразила я. В желудке урчало. Если бы не Лукас, я до сих пор бродила бы по лесу, умирая с голоду и готовясь к долгому пешему походу в Ривертон. Отличный был план, ничего не скажешь.
В голове вспыхнуло воспоминание о том, как Лукас меня схватил и мы вдвоем повалились на землю. Тогда это напугало меня до полусмерти, и сейчас я опять вздрогнула, но уже совершенно от другого чувства.
— Бьянка. — Голос отца звучал строго, и я подняла на него виноватый взгляд. Неужели он как-то догадался, о чем я думаю? До меня тут же дошло, что это уже паранойя какая-то, но отец с очень серьезным видом сел рядом. — Я знаю, что тебе этого не хочется, но поверь, что «Вечная ночь» для тебя очень важна.
Ну да, точно такие же разговоры начинались, когда я была маленьким ребенком и не хотела пить лекарство от кашля.
— Папа, честное слово, я не хочу сейчас об этом говорить.
— Адриан, оставь ее в покое. — Мама протянула мне стакан и снова пошла на кухню, где что-то шкворчало на сковородке. — Кроме того, если мы не поторопимся, то опоздаем на педсовет.
Отец глянул на часы и застонал.
— Почему все эти вещи назначаются так рано? Можно подумать, кому-то хочется идти туда в такое время!
— Согласна, — пробормотала мама.
Для них все, что раньше полудня, считалось «слишком рано», тем не менее они всю жизнь проработали школьными учителями, не прекращая враждовать с ненавистным «восемь утра».
Пока я завтракала, они собирались, обмениваясь шуточками, которые, видимо, должны были меня подбодрить, но в конце концов я осталась за столом одна. Это меня вполне устраивало. Они пошли вниз, а я еще долго сидела на своем стуле, пока стрелки часов подползали все ближе и ближе к часу общего собрания. Думаю, мне казалось, что чем дольше я завтракаю, тем позже мне придется идти вниз и знакомиться со всеми этими новыми людьми.
То, что внизу будет Лукас — дружеское лицо, защитник, — ну, это немного помогало. Но не особенно.
В конце концов, когда дольше тянуть было уже невозможно, я пошла в свою комнату и переоделась в форму «Вечной ночи». Ненавижу формы (до сих пор мне их носить не приходилось), но хуже всего было то, что возвращение в спальню опять напомнило о странном кошмаре, приснившемся мне прошлой ночью.
Накрахмаленная белая рубашка.
Колючки вонзаются в кожу, удерживают на месте, велят вернуться.
Красная клетчатая юбка в складку.
Лепестки сворачиваются в трубочку и чернеют, словно сгорают в самом сердце огня.
Серый свитер с гербом «Вечной ночи».
Ну что, может, хватит сходить с ума? Причем прямо сейчас.
Твердо решив хотя бы в первый школьный день вести себя как нормальный подросток, я уставилась на свое отражение в зеркале. Не могу сказать, что форма смотрелась на мне ужасно, но и прекрасным это тоже не назовешь. Собрав волосы в хвост, я вытащила из них незамеченную раньше веточку и решила, что выгляжу ничего. Сойдет.
Горгулья по-прежнему таращилась на меня, словно думала: как это можно иметь такой дурацкий вид? А может, насмехалась над моим провалившимся планом. Во всяком случае, мне не придется больше любоваться этой уродливой каменной мордой. Я распрямила плечи и вышла из комнаты — в последний раз. Начиная с этой минуты родительская квартира уже не моя.
Я целый месяц прожила здесь с родителями, и это дало мне возможность изучить всю школу: на первом этаже большой зал и аудитории, а дальше она разделялась на две громадные башни. Мальчики, а также некоторые преподаватели жили в северной башне, и там же находилось несколько провонявших плесенью комнат для хранения документов — таких, где все отчеты наверняка потихоньку гибнут. Девочкам отвели южную башню. Там же поселились остальные преподаватели, в том числе и мои родители. На верхних этажах главного здания, над большим залом, располагались классные комнаты и библиотека. С течением времени «Вечную ночь» расширяли и достраивали, так что не все в ней было выдержано в одном стиле и даже не всегда соответствовало основным строениям. Некоторые коридоры изгибались и порой вели в никуда. Из окна комнаты в башне я видела крышу: пеструю мешанину кровельных плиток и стилей. В общем, куда идти, я знала, и это было единственное, в чем я испытывала уверенность.
Я снова начала спускаться с лестницы. Мне уже столько раз приходилось это проделывать, и все равно постоянно казалось, что я вот-вот споткнусь и покачусь, кувыркаясь, вниз по этим грубым неровным ступенькам. До самого подножья. «Дура, — сказала я самой себе, — нашла о чем беспокоиться — о ночных кошмарах про увядающие цветки и о том, что свалишься с лестницы». Меня ожидали куда более страшные вещи.
Я спустилась с последней ступеньки и оказалась в большом зале. Рано утром, пустой и тихий, он походил на собор, а сейчас был полон народа. Голоса звенели под сводчатым потолком. Несмотря на шум, мне показалось, что мои шаги эхом отдаются в помещении; ко мне обратились десятки лиц. Каждый, ну просто каждый смотрел на меня как на незваную гостью. С таким же успехом я могла повесить себе на шею неоновую вывеску с надписью «Новая ученица».
Учащиеся толпились небольшими компаниями — слишком тесными, чтобы туда мог войти новичок, — и стреляли в мою сторону темными взглядами. Будто видели, как в панике трепещет мое сердце. Мне показалось, что все они на одно лицо — не в буквальном смысле слова, а в своей безупречности. Волосы каждой девочки блестели, хоть свободно падавшие на плечи, хоть собранные в строгий пучок. Каждый мальчик выглядел сильным и уверенным в себе, а улыбки их походили на маски. На каждом была форма: клетчатые юбки, свитера, блейзеры и брюки самых разных расцветок: серые, красные, черные. У каждого на форме красовался герб, и этот символ они носили так, словно он им принадлежал. Они излучали самоуверенность, превосходство и презрение. Я просто ощущала, как холодею, и стояла там, на отшибе, переминаясь с ноги на ногу.
Ни один не сказал «привет».
Через секунду бормотание возобновилось. Очевидно, застенчивая новая девочка не стоила их внимания. Щеки мои пылали от смущения, потому что наверняка я сделала что-то неправильно, хотя и не могла понять что. Или они уже почувствовали (как чувствовала и я сама), что мне здесь не место?
Но где же Лукас? Я вытянула шею, пытаясь отыскать его в толпе. Мне казалось, что я смогу все это выдержать, если Лукас будет рядом. Может, и глупо думать так про парня, которого едва знаешь, но мне было наплевать. Лукас должен быть здесь, но я не могла его найти и среди всех этих людей чувствовала себя совершенно одинокой.
Пятясь в дальний угол зала, я начала понимать, что еще несколько учеников оказались в таком же положении, что и я; по крайней мере, они тоже были здесь новичками. Форма мальчика с песочного цвета волосами и пляжным бронзовым загаром выглядела такой помятой, будто он в ней спал, но сверхнебрежность не помогала здесь завоевать очки. На свитер, но под блейзер, он надел, не застегнув, гавайскую рубашку, и этот кричащий стиль казался в полумраке «Вечной ночи» проявлением отчаяния. Девочка подстригла свои черные волосы коротко, под мальчика, но это выглядело не классной модной стрижкой с неровными прядями, а так, словно она просто взяла бритву и обрезала их как попало. Форма, на два размера больше, просто болталась на ней. Никто не обращал на нее внимания, будто девочка была невидимкой; еще до начала занятий на ней уже появилось клеймо человека, который ни для кого не имеет никакого значения.
Почему я была в этом так уверена? Потому что то же самое только что случилось и со мной. Меня оттеснили в сторону, и я стояла там, запуганная шумом, ощущая себя карликом и совершенно потерянная.
— Внимание!
Голос прозвучал очень громко, и шум мгновенно сменился тишиной. Все, как один, повернулись к кафедре, на которую взошла миссис Бетани, директриса.
Высокая женщина с густыми темными волосами, собранными в пучок на макушке, как в Викторианскую эпоху. Я даже приблизительно не представляла себе ее возраста. Украшенную кружевами блузку она заколола у шеи золотой булавкой. Миссис Бетани была красавицей, но правильные черты ее лица отличались суровостью. Я впервые встретилась с ней, когда мы с родителями поселились в преподавательской квартире, и тогда она меня немного испугала, но я сказала себе: это потому, что мы едва знакомы.
А сейчас она выглядела еще внушительнее. Увидев, как она мгновенно, без усилий, завладела вниманием толпы — тех самых людей, которые, словно сговорившись, сумели отгородиться от меня до того, как я успела придумать, что им сказать, — я поняла, что миссис Бетани обладает властью. Причем не той, которая дается человеку вместе с должностью директора, а настоящей властью, той, что идет изнутри.
— Добро пожаловать в «Вечную ночь». — Она раскинула руки, ногти ее были длинные и полупрозрачные. — Некоторые из вас уже учились здесь раньше. Другие будут долгие годы слышать про академию «Вечная ночь», возможно, от ваших родственников и удивляться, что вам удалось попасть сюда. А в этом году у нас есть несколько новых учащихся — это результат изменения нашей политики и правил приема. Мы считаем, что для наших учащихся настало время познакомиться с людьми разного происхождения, чтобы лучше подготовиться к жизни, ожидающей за стенами школы. Всем вам придется многому научиться, и я верю, что вы будете относиться друг к другу с уважением.
Могла бы просто взять баллончик и написать на стене гигантскими красными буквами: «Некоторым из вас здесь не место». Вне всякого сомнения, именно благодаря «новой политике» здесь появились мальчик-серфингист и девочка с короткими волосами; они вовсе не относились к «настоящим» учащимся «Вечной ночи», а всего лишь служили для этой толпы наглядным пособием.
Что до меня, то я не была даже частью новой политики. Если бы не мои родители, я не попала бы сюда. Другими словами, я настолько не вписывалась в это место, что даже на роль изгоя не годилась.
— В «Вечной ночи» мы не относимся к учащимся как к детям. — Миссис Бетани не смотрела ни на кого в отдельности; казалось, что она смотрит поверх нас — такой устремленный куда-то в даль взгляд, тем не менее вбирающий в себя абсолютно все, что попадало в поле зрения директрисы. — Вы должны научиться быть взрослыми в мире двадцать первого века, и мы надеемся, что именно так вы и станете себя вести. Это не значит, что в «Вечной ночи» нет правил. Наше положение в этой местности требует, чтобы мы поддерживали строжайшую дисциплину. Мы многого от вас ожидаем.
Она не сказала, что грозит провинившемуся, но я каким-то образом поняла, что оказаться оставленным после уроков — это еще цветочки.
Ладони у меня вспотели, щеки пылали, и вероятно, я выделялась среди всех как сигнальная ракета. Да, я обещала себе, что буду сильной и не позволю толпе взять над собой верх, но это всего лишь обещание. Мне казалось, что высокий потолок и каменные стены большого зала смыкаются вокруг меня. Я с трудом дышала.
Мама как-то сумела обратить на себя мое внимание, не окликнув и не махнув рукой, как умеют только матери. Они с папой стояли в дальнем конце ряда преподавателей, ожидая, когда их представят, и оба с надеждой улыбнулись мне. Они хотели, чтобы я получала от всего этого удовольствие.
Именно эта их надежда доконала меня. И без того трудно бороться с собственными страхами, не хватает еще разочаровать родителей.
Миссис Бетани закончила свою речь:
— Занятия начнутся завтра. А сегодня расселяйтесь по комнатам, знакомьтесь с новыми одноклассниками, осматривайте здание, чтобы потом в нем не заблудиться. Мы ожидаем, что вы будете готовы к занятиям. Мы рады вам и надеемся, что вам понравится в «Вечной ночи».
Раздались аплодисменты. Миссис Бетани слегка улыбалась, прикрыв глаза: так неторопливо, удовлетворенно моргает сытая кошка. Снова послышались голоса, причем более громкие, чем раньше. Я мечтала поговорить с одним-единственным человеком; собственно, похоже, что только один-единственный человек мог хотеть пообщаться со мной.
Я обошла кругом весь зал, все время держась спиной к стене, с жадностью вглядываясь в толпу, высматривая бронзовые волосы Лукаса, его широкие плечи и темно-зеленые глаза. Я искала его, и если он меня тоже искал, мы обязательно должны были найти друг друга. Несмотря на боязнь больших компаний и привычку преувеличивать их размеры, я понимала, что здесь всего пара сотен учащихся.
«Он будет выделяться среди всех, — твердила я себе. — Он не похож на других, таких холодных, надменных снобов». Но очень скоро поняла, что ошибаюсь. Нет, Лукас не сноб, но у него такие же точеные черты лица, такое же энергичное, сильное тело и такое же... да, совершенство. В этой красивой толпе он выделяться не будет; он впишется в нее очень естественно.
В отличие от меня.
Толпа медленно рассасывалась. Учителя ушли, и учащиеся тоже постепенно расходились. Я болталась по залу до тех пор, пока, кроме меня, там почти никого не осталось. Лукас наверняка найдет меня. Он знает, как сильно я боюсь, и чувствует себя ответственным, потому что напугал меня еще сильнее. Неужели даже не захочет сказать мне «привет»?
Но он этого не сделал. В конце концов пришлось признать, что я его пропустила, а это значило, что мне остается только одно — пойти и познакомиться с соседкой по комнате.
Я медленно поднималась по лестнице. Новые туфли с толстой подошвой слишком громко стучали по каменным ступеням. Мне хотелось подняться на самый верх, в квартиру родителей. Однако если я это сделаю, они немедленно отправят меня обратно, дав время только на то, чтобы собрать вещи, заставят переселиться сразу после ужина. С их точки зрения, главное теперь — это «устроиться на новом месте».
Я попыталась посмотреть на это с положительной стороны. Может быть, моя соседка по комнате точно так же напугана школой, как и я. Я вспомнила девочку с очень короткой стрижкой и понадеялась, что это будет она. Наверное, живи я вместе с другим аутсайдером, все было бы намного проще. Впрочем, жить с незнакомой девочкой в любом случае пытка — ведь она будет находиться рядом постоянно, даже тогда, когда я сплю. Но я верила, что это ощущение в конце концов пройдет. На то, что мы станем подругами, я даже не рассчитывала.
«Патрис Деверо» — гласила табличка на двери. Я попыталась примерить это имя к той девочке, но оно ей совсем не подходило. Впрочем, все может быть.
Я открыла дверь и с упавшим сердцем поняла, что имя подходило моей соседке идеально. Она вовсе не была здесь чужой, как раз наоборот — воплощала в себе тот самый тип «Вечной ночи».
Кожа у Патрис была цвета реки на рассвете — нежного, прохладного коричневого, а волнистые волосы она собрала в мягкий узел, открывавший жемчужные серьги и изящную шею. Она сидела около комода, аккуратно расставляя на нем флакончики с лаком для ногтей.
— Значит, ты Бьянка, — сказала она, подняв на меня взгляд. Ни рукопожатия, ни объятия, только стук флакончиков о комод: светло-розовый, коралловый, цвета дыни, белый... — Я представляла тебя не такой.
«Спасибо огромное».
— Я тебя тоже.
Патрис немного склонила голову набок, изучая меня, и я начала гадать, не возникла ли уже у нас взаимная ненависть. Она подняла руку с идеальным маникюром и начала загибать пальцы.
— Можешь пользоваться моей косметикой, но не одеждой и не драгоценностями. — Она не сказала ни слова про то, что будет пользоваться моими вещами, но мне и так было ясно, что никогда и ни за что. — Я собираюсь заниматься в основном в библиотеке. Если ты захочешь работать здесь, скажи мне, я буду общаться с друзьями где-нибудь в другом месте. Помогай мне с предметами, в которых разбираешься, и я сделаю то же самое для тебя. Уверена, мы многому можем научиться друг у друга. Как ты считаешь, это справедливо?
— Безусловно.
— Хорошо. Мы поладим.
Если бы она с самого начала повела себя с фальшивым дружелюбием, меня бы это только сильнее выбило из колеи. Но деловой подход Патрис некоторым образом обнадеживал.
— Рада, что ты так думаешь, — сказала я. — Я понимаю, что мы... разные.
Она не стала возражать.
— Двое новых учителей — это твои родители, да?
— Да. Похоже, слухи разносятся быстро.
— У тебя все будет отлично. Они за тобой присмотрят.
Я попыталась улыбнуться и понадеялась, что она не ошибается.
— Ты уже училась в «Вечной ночи»?
— Нет. Это мой первый год. — Патрис произнесла это так, словно полностью сменить образ жизни для нее так же просто, как надеть пару новых дизайнерских туфель. — Здесь очень красиво, правда?
Я решила придержать свое мнение об архитектурных особенностях академии.
— Но ты сказала, что у тебя здесь есть друзья.
— Ну разумеется. — Улыбка у нее была такая же изящная, как и все остальное, начиная от персикового блеска на губах и заканчивая духами и флакончиками с лаком, аккуратно выстроившимися на комоде. — С Кортни мы прошлой зимой познакомились в Швейцарии. С Бидетт подружились, когда я ездила в Париж. А с Женевьевой провели целое лето на Карибах... на Сент-Томасе, что ли? Или на Ямайке. Я такие вещи не запоминаю.
Мой городишко показался мне еще скучнее, чем всегда.
— Так, значит, вы просто вращаетесь в одних кругах?
— Более или менее. — С некоторым запозданием Патрис, похоже, поняла, что я чувствую себя очень неловко. — Со временем это будет и твой круг общения тоже.
— Мне бы твою уверенность.
— О, вот увидишь. — Она обитала в мире, где бесконечный летний отдых в тропиках принимался всеми как должное. Не могу себе представить, чтобы я когда-нибудь стала частью этого. — А ты здесь с кем-нибудь знакома? Я имею в виду, кроме родителей?
— Только с теми, с кем повстречалась сегодня утром. — Имелись в виду Лукас и Патрис, общим числом целых двое.
— У тебя будет полно времени, чтобы обзавестись друзьями, — бросила Патрис, начавшая разбирать остальные свои вещи: шелковые шарфы цвета слоновой кости, темно-серые и светло-серые чулки и все такое. Интересно, куда она собирается надевать такую элегантную одежду? Может быть, Патрис просто не может без нее никуда поехать? — Я слышала, «Вечная ночь» — очень подходящее место, чтобы знакомиться с мужчинами.
— Знакомиться с мужчинами?
— У тебя уже есть кто-нибудь?
Мне захотелось рассказать ей про Лукаса, но я промолчала. То, что произошло между мной и Лукасом в лесу, наверняка что-то значило, но эти чувства были для меня слишком новыми, чтобы делиться ими с кем-либо. Я лишь сказала:
— Нет, в моем родном городе у меня не было мальчика.
Я знала всех парней из школы с раннего детства и прекрасно помнила, как они когда-то играли с деревянными конструкторами и размазывали пластилин у меня по волосам. Как-то сложно после этого испытывать к ним нежные чувства.
— Мальчика.
Уголки ее губ подергивались, будто слово показалось ей слишком детским. Но при этом Патрис надо мной не насмехалась, просто я была слишком юной и неопытной, чтобы она могла принимать меня всерьез.
— Патрис? Это я, Кортни. — Девочка постучалась в дверь и тут же распахнула ее. Очевидно, она не сомневалась в том, что ей будут рады. Она была еще красивее Патрис, с белокурыми волосами, доходившими ей до талии, и капризно выпяченными губками. Я видела такие только в телевизионных шоу у старлеток, которые могли позволить себе накачать губы коллагеном. Форменная клетчатая юбка в складку, неуклюже болтавшаяся на мне, на этой девочке сидела великолепно, подчеркивая красоту ее длинных ног. — О, твоя комната гораздо лучше моей! Мне ужасно нравится!
Вообще-то, все комнаты почти не отличались друг от друга: спальня, достаточно большая для двоих, с белыми металлическими кроватями и резными деревянными комодами возле каждой. За окном виднелось дерево, но ничего особенного в нашей комнате я что-то не заметила.
И тут до меня дошло.
— Мы в самом деле ближе к ванным комнатам, — ляпнула я.
Кортни и Патрис уставились на меня так, словно я сказала что-то неприличное. Они что, настолько утонченные, что не пользуются ванной?
Смутившись, я все-таки решилась продолжить:
— Мне никогда не приходилось... мм... делить ванную комнату с кем-то еще. В смысле, с родителями-то конечно, но не с... Похоже, здесь нас будет двенадцать человек на одну ванную?
Сейчас им следовало согласиться со мной и начать жаловаться, но вместо этого Кортни с любопытством продолжала меня рассматривать. Вероятно, ее любопытство было вполне оправданно, но я предпочла бы, чтобы она хоть что-нибудь сказала. Взгляд прищуренных глаз был исполнен угрозы, причем куда более весомой, чем обычно у незнакомых людей.
— Сегодня вечером мы намерены собраться на свежем воздухе, — сказала она, обращаясь к Патрис, не ко мне. — Чтобы перекусить. Можно назвать это пикником.
Предполагалось, что учащиеся в «Вечной ночи» будут питаться в своих комнатах. Это преподносилось как «традиция» — так здесь обстояли дела в стародавние времена, когда еще не изобрели кафетерии. Родителям разрешалось присылать посылки, чтобы пополнить спартанский набор бакалейных продуктов, предоставляемых еженедельно. А это значило, что мне придется научиться готовить в маленькой микроволновке, которую купили мне мама с папой. Очевидно, такие житейские проблемы ничуть не волновали Патрис.
— Похоже, это будет забавно. Как ты думаешь, Бьянка?
Кортни метнула на нее предостерегающий взгляд: видимо, приглашение касалось не всех.
— Прошу прощения, — ответила я, — меня ждет ужин с родителями. Но все равно спасибо.
Пухлые губки Кортни насмешливо изогнулись и стали выглядеть просто омерзительно.
— Ты все еще хочешь держаться поближе к мамочке и папочке? Может, они тебя до сих пор из бутылочки кормят?
— Кортни, — упрекнула ее Патрис, но я-то видела, что ей тоже смешно.
— Сходим посмотрим комнату Гвен. — Кортни потянула Патрис к двери. — Темная и мрачная. Гвен ругается, говорит, что с таким же успехом ее могли поселить в подвале.
Они ушли, и тоненькая ниточка, едва протянувшаяся между мной и Патрис, тут же порвалась. Их смех эхом отдавался по коридору. С пылающими щеками я выскочила из своей новой комнаты, пронеслась по спальному этажу и взлетела вверх по лестнице, ища убежища в родительской квартире.
К моему удивлению, они впустили меня без всякой суеты и даже не поинтересовались, почему я так рано. Совсем наоборот — мама меня крепко обняла, а папа спросил:
— Решила проверить, как мы складываем твои вещи? Тебе, конечно, осталось кое-что упаковать, но начало мы уже положили.
Я была им так благодарна, что чуть не расплакалась, но вместо этого просто прошла в свою комнату в поисках тишины и покоя. В шкафу оставалось только несколько зимних вещей, все остальное родители уже упаковали в папин старый кожаный чемодан. Быстро заглянув в дорожную сумку, я увидела, что там аккуратно сложена моя косметика, заколки, шампуни и прочие мелочи Основную часть книг я оставляла здесь — их было слишком много, чтобы уместить на нескольких полочках в школьной спальне. Но самые любимые родители отложили, чтобы я взяла их с собой: «Джен Эйр», «Грозовой перевал», книги по астрономии. Кровать они заправили, а на подушке лежал пакет с мелочами, предназначенными для того, чтобы украсить ими стены, вроде открыток от друзей, полученных за много лет, или карт звездного неба, висевших в нашем прежнем доме. Но на стене в этой комнате оказалось кое-что новенькое — думаю, так родители хотели убедить меня в том, что это тоже мой дом: маленькая репродукция «Поцелуя» Густава Климта в рамочке. Я пришла от нее в восторг в магазине несколько месяцев назад, и они купили ее, чтобы сделать мне сюрприз в первый день в новой школе.
Сначала я просто испытала искреннюю благодарность за подарок, но потом глаз не могла отвести от картины, остро ощутив, что до сих пор ни разу ее по-настоящему не видела. «Поцелуй» был моей любимой картиной. С того момента, когда мама впервые показала мне свои книги по искусству, я всегда любила Климта. Я благоговела перед тем, как он умел позолотить каждую линию и грань, и мне нравилось очарование бледных лиц. Но теперь изображение передо мной изменилось. До сих пор я совершенно не обращала внимания на то, как пара тянулась друг к другу: мужчина наклонился вперед, словно влекомый какой-то непреодолимой силой. Женщина запрокинула голову, как в обмороке, будто подчиняясь земному притяжению. Губы мужчины кажутся темными на бледном фоне ее кожи. А самое красивое в картине — мерцающий задний план — больше не виделся мне чем-то отдельным от влюбленной пары. Теперь я ощущала его, как насыщенный теплый туман, их взаимные чувства, ставшие зримыми и превратившими окружающий мир в золото.
Волосы у мужчины были темнее, чем у Лукаса, но я все равно пыталась представить себе его на этом месте. Щекам стало жарко, они запылали.
Я заставила себя вернуться в настоящее; мне казалось, что я заснула и мне снился сон. Я торопливо пригладила волосы и сделала несколько глубоких вдохов. Теперь я слышала, как играет «Нитка жемчуга» Гленна Миллера. Джазовая музыка всегда означала, что у папы прекрасное настроение.
Не удержавшись, я улыбнулась. По крайней мере одному из нас понравилась академия «Вечная ночь».
Когда я закончила складывать вещи, время подошло к ужину. Я вышла в гостиную, где все еще играла музыка, и увидела, что мама с папой танцуют и при этом немного дурачатся: папа сжал губы, изображая страсть, а мама одной рукой придерживает подол своей черной юбки.
Папа сильно крутнул маму и наклонил ее назад. Она, улыбаясь, едва не коснулась головой пола и тут увидела меня.
— Милая, вот и ты! — произнесла она, оставаясь в наклонном положении, но папа поспешно поднял ее. — Все вещи упаковала?
— Да. Спасибо, что помогли мне. И отдельное спасибо за картину — она прекрасна.
Родители улыбнулись друг другу, радуясь, что хоть чем-то смогли меня порадовать.
— А сейчас будем пировать! — Папа кивнул на стол. — Твоя мать просто превзошла самое себя.
Обычно мама не устраивала обильных трапез; сегодняшний вечер определенно считался особенным. Она приготовила все мои любимые блюда, причем гораздо больше, чем я могла съесть. Только тут до меня дошло, что я буквально умираю с голоду, ведь сегодня пришлось обойтись без ланча, поэтому сначала родители говорили только между собой — у меня слишком разыгрался аппетит, чтобы вступать в беседу.
— Миссис Бетани сказала, что они наконец-то закончили переоборудование лабораторий, — произнес папа между двумя глотками вина. — Надеюсь, у меня будет возможность проверить все до того, как это сделают учащиеся. Правда, боюсь, что кое-какое оборудование настолько современное, что я не буду знать, как к нему подступиться.
— Вот поэтому я и преподаю историю, — отозвалась мама. — Прошлое не меняется, просто становится все длиннее.
— Ребята, а я буду у вас учиться? — спросила я с набитым ртом.
— Сначала проглоти, — машинально скомандовал папа. — Подожди до завтра, и все узнаешь сама, как и остальные.
— О! Ну ладно.
Не в его манере было вот так резко обрывать меня, и я немного растерялась.
— Нельзя, чтобы у нас вошло в привычку сообщать тебе слишком много лишней информации, — более мягко пояснила мама. — Тебе нужно иметь как можно больше общего с другими учениками, понимаешь?
Она хотела, чтобы это прозвучало легко, но меня ее слова сильно задели.
— И с кем из них у меня должно быть что-то общее? С теми, чьи семьи учатся в «Вечной ночи» веками? Или с аутсайдерами, которые вписываются сюда еще хуже, чем я? На кого из них я, по-твоему, должна походить?
Папа вздохнул:
— Бьянка, веди себя разумно. Нет никакого смысла опять начинать этот спор.
Давно пора было успокоиться и смириться, но я не могла.
— Конечно, я знаю. Мы приехали сюда исключительно «ради моего блага». Да только непонятно, каким образом то, что я рассталась с домом и всеми друзьями, может пойти мне на пользу! Объясни еще разок, потому что пока до меня это так и не дошло.
Мама положила ладонь мне на руку.
— Это тебе во благо, потому что до сих пор ты почти никогда не выезжала из Эрроувуда. Потому что даже наш район почти не покидала, пока мы тебя не заставляли силой. И потому что те несколько друзей, что у тебя имелись, не смогут поддерживать тебя вечно.
Она говорила правильные вещи, и я это знала. Папа поставил свой бокал.
— Тебе необходимо научиться приспосабливаться к изменяющимся обстоятельствам, необходимо стать более независимой. Это очень важные навыки, и мы с мамой пытаемся тебя этому научить. Ты не можешь всю жизнь оставаться нашей маленькой девочкой, Бьянка, как бы тебе этого ни хотелось. И это самый лучший способ подготовиться к той жизни, которая тебя ожидает.
— Вот только не надо делать вид, что речь идет о моем взрослении, — отрезала я. — Это не так, и вам это известно. Речь о том, чего вы оба для меня хотите, и вы твердо намерены добиться своего, нравится мне это или нет.
Я вскочила из-за стола, но не пошла в свою комнату за свитером, а просто схватила с вешалки мамин кардиган и накинула его на плечи.
Несмотря на раннюю осень, вечером на улице было холодно.
Родители не стали спрашивать, куда я иду. Это давно вошло у нас в семейное правило — любой, кто вот-вот разозлится, должен прервать спор, пойти прогуляться, а потом вернуться и сказать то, что по-настоящему думает. И не важно, как сильно ты был расстроен, — прогулка помогала всегда.
Собственно, это правило придумала я, еще в девять лет. Поэтому сомневаюсь, что речь и в самом деле шла о моей зрелости.
Чувство тревоги, испытываемое мною, — это твердая, абсолютная уверенность в том, что мне нет места в этом мире, и дело вовсе не в том, что я подросток. Это часть меня, и так было всегда. Может быть, всегда и будет.
Я шла по территории школы, то и дело оглядываясь — вдруг снова увижу Лукаса? Дурацкая мысль, конечно, с какой стати он будет все свое свободное время проводить на улице? Но я чувствовала себя такой одинокой, поэтому и высматривала его. Однако Лукаса нигде не было. Академия «Вечная ночь», грозно маячившая у меня за спиной, скорее походила на замок, чем на школу-интернат. Я легко представляла себе принцесс, томящихся в подземелье, принцев, сражавшихся с драконами, и злобных колдуний, охранявших двери с помощью заклинаний. Сейчас я меньше всего нуждалась в волшебных сказках.
Ветер сменил направление и принес с собой какие-то звуки — смех с той стороны, где на западном дворе стояла беседка. Наверняка там устроили тот самый пикник. Я поплотнее закуталась в кардиган и пошла в лес — не на восток, в сторону дороги, куда бежала сегодня утром, а к небольшому озеру, расположенному севернее.
Было очень поздно и очень темно, так что я почти ничего не видела, но мне нравилось, как дует ветер среди деревьев, нравился холодный аромат сосен и уханье совы неподалеку. Размеренно вдыхая и выдыхая, я перестала думать о пикнике, и о «Вечной ночи», и вообще обо всем. Я словно растворилась в настоящем.
Внезапные шаги меня испугали. «Лукас!» — подумала я, но по дорожке, засунув руки в карманы, шел мой папа. Конечно, он легко меня нашел.
— Сова так близко, а ведь ей следовало нас испугаться.
— Наверное, она чует запах еды и не улетит, пока есть возможность полакомиться.
Словно в доказательство моих слов, над головой тяжело захлопали крылья, закачались ветки деревьев, и к земле темным пятном устремилась сова. Послышался отчаянный писк — то ли белка, то ли мышь попалась ей на ужин. Сова улетела так быстро, что мы с папой толком ее не разглядели. Я знаю, что должна была восхититься охотничьими талантами совы, но мне было очень жалко мышку.
— Если я повел себя слишком сурово, извини, — сказал папа. — Ты уже юная женщина, и мне не следовало в этом сомневаться.
— Все нормально. Я просто немного сорвалась. Понятно же, что нет никакого смысла спорить насчет нашего приезда сюда — теперь уже нет.
Папа ласково улыбнулся мне:
— Бьянка, ты же знаешь, что мы с мамой даже не надеялись, что ты у нас родишься.
— Знаю. — «Пожалуйста, — думала я, — только не надо снова заводить речь о „чудо-ребенке"!»
— Когда ты появилась в нашей жизни, мы полностью посвятили себя тебе. Вероятно, перестарались. Это наша вина, а не твоя.
— Папа, нет. — Я очень любила всю нашу семью, когда во всем мире были только мы трое. — Не нужно говорить об этом как о чем-то плохом.
— Я и не говорю. — Голос его звучал печально, и впервые в жизни я подумала, что и ему все это не очень нравится. — Но все меняется, милая, и чем скорее ты с этим смиришься, тем лучше.
— Я понимаю. И мне стыдно, что я все еще позволяю себе злиться. — В животе заурчало. Я наморщила нос и с надеждой спросила: — А можно мне подогреть ужин?
— Подозреваю, что мама уже позаботилась об этом.
Так оно и было, и остаток вечера мы провели чудесно. Я решила, что должна извлечь из него как можно больше удовольствия. Гленна Миллера сменил Томми Дорси, а его — Элла Фитцджеральд. Мы болтали и шутили, в основном обо всяких глупостях — о фильмах и телевидении, в общем, обо всех тех вещах, на которые мои родители и внимания не обратили бы, если бы не я. Впрочем, раза два они попытались пошутить про школу.
— Ты встретишься здесь с поразительными людьми, — пообещала мама.
Я покачала головой, думая о Кортни. Вот уж она точно одна из наименее поразительных людей, встреченных мною в жизни.
— Этого ты знать не можешь.
— Могу и знаю.
— Так что, теперь ты у нас видишь будущее? — поддразнила ее я.
— Солнышко, почему ты от меня это скрывала? И что еще предскажет наша прорицательница? — спросил папа, встав, чтобы поменять пластинку. У этого человека до сих пор вся его музыкальная коллекция на виниловых пластинках! — Ну-ка, ну-ка, выкладывай.
Мама подыграла ему, прижав пальцы к вискам, как цыганка-гадалка.
— Думаю, Бьянка познакомится... с мальчиками.
Я тут же представила себе лицо Лукаса, и сердце заколотилось сильнее. Родители переглянулись. Неужели они даже через комнату слышат, как громко оно бьется? Может, и так. Я постаралась свести все к шутке.
— Надеюсь, они будут классными.
— Только не слишком классными, — вставил папа, и мы хором рассмеялись.
Мама с папой и вправду решили, что это смешно, а я пыталась скрыть волнение.
Я чувствовала себя странно, не говоря ни слова о Лукасе, потому что всегда рассказывала им почти все о себе и своей жизни. Но с Лукасом было по-другому. Если я заговорю о нем, чары разрушатся. Я хотела, чтобы он оставался моей тайной, — так я смогу придержать его для себя.
Уже тогда я хотела, чтобы Лукас принадлежал только мне.

Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 12:50 pm

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— Ты не отдавала свою форму портному? — Патрис разглаживала юбку, готовясь к первому дню занятий.
Как же я раньше это не заметила? Конечно, все типичные представители «Вечной ночи» отсылали свою форму к портному — ушить блузку тут и юбку там, чтобы они выглядели шикарно и подчеркивали фигуру, а не болтались на хозяйке, делая ее бесполой. Как моя.
— Нет. Я об этом не подумала.
— Это обязательно следует запомнить, — сказала Патрис. — Индивидуальная подгонка одежды по фигуре придает ей совершенно другой вид. Ни одна женщина не должна этим пренебрегать.
Я уже поняла, что она очень любит давать советы, подчеркивая при этом, какая она практичная и умная. Это раздражало бы меня гораздо сильнее, не будь Патрис права.
Вздохнув, я опять занялась своим делом, пытаясь заставить волосы под ободком лежать гладко. Уж наверное сегодня я где-нибудь да встречу Лукаса, и мне хотелось выглядеть как можно лучше в этой дурацкой форме.
Мы выстроились в длинную шеренгу в большом зале, чтобы получить свои расписания уроков. Нам раздавали листы бумаги в точности так, как это делалось сто лет назад. Толпа учащихся была далеко не такой шумной, как в моей старой школе. Похоже, здесь каждый понимал необходимость соблюдать традиции и порядок.
Но может быть, тишина существовала только в моем воображении. Моя встревоженность будто поглощала звуки, приглушая все вокруг, и в конце концов я задумалась: а услышит ли меня хоть кто-нибудь, если я вдруг пронзительно закричу?
Сначала мы с Патрис оказались рядом, но только потому, что на первый урок мы шли вместе; история Америки, преподаватель — моя мама. Вместо папиного курса биологии я выбрала химию у профессора Айвербона. Я чувствовала себя очень неловко, шагая рядом с Патрис и не зная, о чем с ней поговорить, но выбора у меня не было — до тех пор, пока я не увидела Лукаса. Солнечный свет, струившийся сквозь замерзшие окна коридора, превратил золотисто-каштановый цвет его волос в бронзу. Мне показалось, что он заметил нас с Патрис, но Лукас пошел дальше, ни на секунду не замедлив шаг.
Я заулыбалась.
— Я тебя потом догоню, ладно? — сказала я Патрис, уже отбежав от нее. Она пожала плечами и огляделась в поисках своих друзей. — Лукас! — окликнула я.
Кажется, он меня не услышал, а мне не хотелось кричать во весь голос, поэтому я пробежала еще пару ступенек, чтобы поравняться с ним. Лукас шел в другую сторону, явно не в мамин класс, но я решила, что все равно его догоню, даже рискуя опоздать на урок. И окликнула его еще раз, чуть громче:
— Лукас!
Он едва повернул голову, посмотрел на меня и тут же кинул взгляд на окружающих его учеников, словно боялся, что его услышат.
— А, привет.
Куда делся мой защитник из леса? Парень, стоявший передо мной, вовсе не проявлял желания обо мне заботиться; он вел себя так, словно видел меня в первый раз в жизни. Но ведь мы познакомились, разве нет? И однажды разговаривали с ним в лесу, когда он пытался спасти мою жизнь, а я в благодарность велела ему заткнуться. Но то, что я решила, будто это станет началом чего-то особенного, вовсе не значило, что так думает и он. Собственно, все говорило о том, что он совершенно точно так не считает. Он повернул ко мне голову буквально на секунду, торопливо махнул рукой и кивнул — так мы приветствуем случайного знакомого. И пошел дальше, растворившись в толпе.
Вот это да! Полная отставка! Не знаю даже, можно ли разбираться в парнях еще хуже, чем я.
Туалет для девочек на этом этаже был совсем рядом. Я нырнула в кабинку и, вместо того чтобы разразиться слезами, взяла себя в руки и попыталась собраться с мыслями. Что я сделала не так? Пусть наша первая встреча произошла при весьма странных обстоятельствах, но в конце концов мы с Лукасом разговорились, причем так, как до сих пор мне доводилось говорить только с лучшими друзьями.
Может, я не так уж много знаю о мальчиках, но все равно была уверена, что между нами возникла вполне реальная связь. И ошибалась. Я снова осталась в «Вечной ночи» одна, но теперь мне было даже хуже, чем раньше. Придя в себя насколько возможно, я поспешила на мамин урок и едва не опоздала. Мама сердито на меня посмотрела, но я пожала плечами и плюхнулась на заднюю парту. Мама мгновенно переключилась с режима «мама» на режим «учитель».
— Ну, кто мне может рассказать про Американскую революцию ? — Мама сцепила руки и выжидательно посмотрела на класс.
Я сползла на своем сиденье пониже, хотя и знала, что меня она первой не вызовет. Мне просто хотелось быть уверенной, что она понимает мои чувства. Юноша, сидевший рядом со мной, поднял руку, выручив всех остальных. Мама улыбнулась:
— И вас зовут мистер...
— Мор. Балтазар Мор.
Прежде всего, он выглядел как человек, который с гордостью носит имя «Балтазар», и никто над ним не смеется. Ему шло это имя. Он определенно чувствовал себя очень уверенно и был готов ответить на любой заданный мамой вопрос, причем не раздражающе уверенно, как большинство парней в классе, а просто уверенно.
— Что ж, мистер Мор, если бы вам пришлось обобщить причины Американской революции, как бы вы их сформулировали?
— Последней каплей стало налоговое бремя, навязанное английским парламентом. — Он говорил спокойно, почти лениво. Балтазар был крупным и широкоплечим настолько, что едва умещался за старомодной деревянной партой. Он неохотно изменил позу на учтивую, словно предпочел бы весь день просидеть развалившись, а не выпрямившись как полагается. — Разумеется, люди также беспокоились за свою религиозную и политическую свободу.
Мама вскинула бровь:
— Значит, Бог и политика важны, но деньги, как всегда, правят миром. — В классе раздались негромкие смешки. — Пятьдесят лет назад ни один американский учитель не заикнулся бы про налоги. Сто лет назад весь разговор крутился бы вокруг религии. Сто пятьдесят лет назад ответ зависел бы от того, где вы живете. На Севере вам бы рассказывали про политическую свободу. На Юге вам бы объясняли про свободу экономическую — каковая, безусловно, была невозможна без рабства. — Патрис что-то грубовато буркнула. — И конечно, в Великобритании нашлись бы те, кто описывал бы Соединенные Штаты Америки как эксцентричный интеллектуальный эксперимент, обреченный на неудачу.
Теперь смеялись чуть громче, и я поняла, что мама уже завладела классом. Даже Балтазар ей почти улыбался, причем так, что я едва не забыла про Лукаса.
Ну, не совсем. Но смотреть на эту его ленивую усмешечку было приятно.
— И мне бы хотелось, чтобы в первую очередь вы воспринимали историю именно так.
Мама подтянула вверх рукава кардигана и написала на доске: «Эволюция трактовок».
— Суждения людей о прошлом изменяются точно так же, как меняется настоящее. Картинка в зеркале дальнего вида изменяется каждую секунду. Чтобы понимать историю, недостаточно хорошо знать даты и места событий; я уверена, большинство из вас это знают. Но вы должны разбираться в различных трактовках, которые давались историческим событиям в разные века, — это единственный способ получить проекцию, которая в состоянии выдержать испытание временем. Вот на этом мы и сосредоточимся в течение нынешнего учебного года.
Все открыли тетради, а я продолжала зачарованно смотреть на маму. Потом сообразила, что мне тоже нужно записывать. Конечно, мама меня очень любит, но на экзамене завалит скорее, чем любого другого.
Время шло, ученики задавали вопросы, откровенно подвергая маму проверке, — и им нравилось то, что они видели. Их ручки летали по тетрадкам, делая заметки куда быстрее, чем умела писать я, и мне то и дело казалось, что пальцы мои вот-вот сведет судорогой. До сих пор я даже не представляла, насколько у тех, кто учится со мной, развито стремление к соперничеству. Нет, не совсем так — я и прежде замечала, что они соперничают в нарядах, романтических отношениях и прочих вещах. Эта их жадность словно дрожала в воздухе, но мне и в голову не приходило, что они будут соперничать и в учебе. Но оказалось, что в «Вечной ночи» каждый ученик хотел быть первым абсолютно во всем.
То есть, как вы понимаете, тут нет никакого давления.
— Твоя мать — это просто фантастика! — восторгалась Патрис, когда после урока мы шли с ней по коридору. — Она видит всю картину целиком, представляешь? А не только свое персональное крохотное окошко в мир. На свете мало людей, обладающих таким подходом.
— Да. В смысле — мне бы хотелось стать такой, как она. Когда-нибудь.
И тут из-за угла появилась Кортни. Она стянула свои белокурые волосы в конский хвост, от чего брови ее выгнулись еще презрительнее. Патрис замерла: очевидно, ее дружеское расположение ко мне не распространялось слишком далеко, и она не собиралась защищать меня перед Кортни. Я приготовилась услышать очередное ехидное замечание блондинки, но она неожиданно улыбнулась мне, не пытаясь скрыть, однако, что отнеслась ко мне лучше, чем я того заслуживала.
— Вечеринка в эти выходные, — сказала она. — В субботу. У озера. Через час после отбоя.
— Хорошо, — Патрис пожала одним плечиком, будто ее совершенно не волновало то, что ее приглашают на самую, вероятно, классную осеннюю вечеринку в «Вечной ночи» — во всяком случае, лучшую до Осеннего бала.
Или официальные танцы — это не круто? Мама и папа всегда подчеркивали, что Осенний бал — это самое грандиозное событие года, но я уже убедилась в том, что их представление о «Вечной ночи» достаточно сомнительно.
Я так глубоко погрузилась в мысли о балах и о том, насколько они круты, что забыла ответить Кортни. Она сердито смотрела на меня, явно раздраженная тем, что я не кинулась изливаться в благодарностях.
— Ну?
Будь я чуть похрабрее, я сказала бы ей, что она сноб и зануда и что у меня есть дела поинтереснее, чем ее вечеринка. Но вместо этого сумела только выдавить из себя:
— Гм... да. Здорово. Это будет здорово.
Кортни поплыла дальше, ее белокурый хвост раскачивался из стороны в сторону. Патрис ткнула меня локтем в бок.
— А я тебе говорила. Тебя обязательно примут, потому что ты... ну, ты их дочь.
Нет, ну скажите, каким лузером нужно быть, чтобы добиться популярности в старшей школе исключительно за счет родителей? Но я не могла позволить себе роскошь воротить нос, независимо от того, каким образом добиваюсь того, чтобы меня приняли в свой круг.
— А что это будет за вечеринка, а? В смысле — на улице? Ночью?
— Ты же бывала на вечеринках раньше, да? — Каким-то образом Патрис удалось это произнести так же неприятно, как Кортни.
— Конечно бывала. — Я имела в виду собственные детские дни рождения, но Патрис совсем не обязательно это знать. — Я просто думала... ну... там ведь и выпивка будет, да?
Патрис расхохоталась, будто я сказала что-то забавное.
— О Бьянка, пора уже и повзрослеть!
И направилась в сторону библиотеки, причем у меня возникло ощущение, что меня она с собой не пригласила, поэтому я в одиночестве поплелась в нашу комнату.
«Иногда мои родители бывают по-настоящему классными, — думала я. — Неужели на мне природа отдыхает?»
Родители говорили, что я привыкну к системе, и когда это случится, «Вечная ночь» станет нравиться мне больше.
Что ж, после первой недели учебы я поняла, что они были правы — наполовину.
С уроками все в общем и целом шло неплохо. Мама один раз упомянула, что я — ее дочь, но тут же сказала:
— Ни Бьянка, ни я больше не будем об этом говорить. И вы тоже не должны.
Все засмеялись; к этому времени они были готовы буквально есть у нее из рук. Как она умудрилась этого добиться? И почему не научила меня?
К остальным преподавателям следовало привыкнуть, и мне не хватало неформальной и дружеской обстановки старой школы. В «Вечной ночи» учителя вели себя внушительно и властно, и немыслимо было не соответствовать их высоким ожиданиям. Я всю свою жизнь пряталась от мира в библиотеке, и это приучило меня к умственному труду, а здесь я уделяла занятиям еще больше времени. Единственный предмет, до сих пор вызывающий у меня беспокойство, был английский, потому что вела его миссис Бетани. Что-то в ней — манера ли держаться или то, как она слегка наклоняла голову, выслушивая ответ ученика... в общем, меня это пугало.
И все-таки с учебой проблем не будет, это я уже поняла. А вот общение вне уроков — совсем другое дело.
Кортни и остальные типичные представители «Вечной ночи» пришли к выводу, что можно не относиться ко мне с презрением; мои полюбившиеся им родители сумели завоевать для меня право быть благополучно сброшенной со счетов, но и только. А вот те ученики, что попали сюда благодаря «новым правилам», относились ко мне с подозрением. Я жила в одной комнате с Патрис, а это значило, что я вряд ли пойду против нее и ее друзей. Группировки сформировались за день, а я оказалась точно посредине.
Единственной новенькой, с которой я хоть как-то общалась, была Ракель Варгас, девочка с короткой стрижкой.
Как-то утром мы с ней жаловались друг другу на огромное домашнее задание по тригонометрии, но, пожалуй, этим наше общение и ограничивалось. Я чувствовала, что Ракель трудно сходится с людьми; она казалась одинокой и при этом глубоко погруженной в себя.
На самом деле она не сильно отличалась в этом от меня, но некоторым образом была еще более несчастной. Об этом позаботились остальные ученики.
— Один и тот же черный свитер, одни и те же черные брюки, — пропела как-то Кортни, проплывая мимо Ракель. — И тот же самый дурацкий браслет. Спорю, завтра мы увидим ее одетой так же?
— Не все могут себе позволить скупить все существующие модели формы, — огрызнулась ей вслед Ракель.
— Думаю, не все, — заявил Эрик, мальчик с черными волосами и узким заостренным лицом, который везде таскался за Кортни. — Только те, кому в этой школе место.
Кортни и ее дружки захохотали. Щеки Ракель запылали, но она просто повернулась и ушла, несмотря на то что смех усилился. Когда она проходила мимо меня, взгляды наши встретились. Я попыталась без слов показать ей, что сочувствую, но, похоже, она только сильнее разозлилась. Очевидно, к жалости Ракель не привыкла.
Я чувствовала, что, встреться мы с ней где-нибудь в другом месте, наверняка нашли бы много общего. Но хотя я искренне сочувствовала Ракель, мне казалось, что не стоит проводить время с человеком, который подавлен еще больше, чем я.
И еще я думала, что не была бы так сильно подавлена, несмотря ни на что, если бы сумела понять, что произошло между мной и Лукасом.
Мы оба посещали уроки профессора Айвербона, но сидели в противоположных концах класса. И все то время, когда я не пыталась понять преподавателя-нигерийца, говорившего с сильным акцентом, я исподтишка наблюдала за Лукасом. Мы не встречались с ним взглядами ни перед уроком, ни после него, и он никогда со мной не заговаривал. Самое странное во всем этом было то, что Лукас не проявлял никакой робости в разговорах с другими. Он запросто мог оборвать человека, если считал его надменным, скверным или просто снобом, — короче говоря, практически любого из типичных «вечноночевцев», причем в любой момент.
К примеру, как-то раз на улице два парня начали хохотать, когда девочка — не из типичных представителей «Вечной ночи» — уронила рюкзак и споткнулась об него.
— Какая ирония, — бросил Лукас, шедший сразу за ними.
— И в чем она состоит? — спросил один из хохочущих парней, Эрик. — В том, что теперь в эту школу принимают полных неудачников?
Уронившая рюкзак девочка побагровела.
— Даже если бы это было и так, это не называлось бы иронией, — отрезал Лукас. — Ирония — это контраст между сказанным и случившимся.
Эрик скорчил гримасу.
— Ты о чем?
— Ты посмеялся над тем, что она споткнулась, как раз перед тем, как сам упал мордой вниз.
Я не успела разглядеть, что именно сделал Лукас, но поняла, что он подставил Эрику подножку, и тот растянулся в траве. Несколько человек засмеялись, но большинство друзей Кортни смотрели на Лукаса злобно, словно он поступил дурно, заступившись за эту девочку.
— Вот видишь? Это и есть ирония, — заметил Лукас и пошел дальше.
Будь у меня возможность, я сказала бы Лукасу, что, по моему мнению, он поступил правильно, и не посмотрела бы, что меня услышат Эрик и Кортни со своими дружками. Но такой возможности у меня не было. Лукас прошел мимо меня, словно я невидимка.
Эрик ненавидел Лукаса. Кортни ненавидела Лукаса. Патрис ненавидела Лукаса. Собственно, насколько я понимала, практически все в академии «Вечная ночь» ненавидели Лукаса, за исключением бестолкового парня, похожего на серфингиста, которого я заметила в первый день, и меня. Ну да, Лукас и вправду был своего рода нарушителем спокойствия, но я считала его храбрым и честным; такие качества не помешали бы многим и многим в этой школе. Однако мне приходилось восхищаться Лукасом на расстоянии, а пока я по-прежнему оставалась одна.
— Ну, ты готова? — Патрис присела на подоконник в нашей комнате. Ночь только подчеркивала ее хрупкий силуэт. Даже сейчас, когда моя соседка по комнате готовилась перескочить на ближайший сук дерева, она выглядела изящно. — Наблюдатели скоро вернутся.
Каждую ночь за порядком в школе следили наблюдатели. Учителя рыскали по коридорам, готовые обрушиться на любого нарушителя, и только своих родителей я там ни разу не видела. Нужно было выбираться из комнаты, пока есть возможность, но я все еще смотрелась в зеркало, пытаясь привести себя в порядок.
«Привести в порядок» — вот ключевое выражение. Патрис без всяких усилий выглядела шикарно в элегантных брючках и бледно-розовом свитере; ее лицо словно светилось. А вот я... я пыталась сделать что-то, чтобы мои джинсы и черная футболка смотрелись прилично. Нужно сказать, без особого успеха.
— Бьянка, пошли! — У Патрис лопнуло терпение. — Все, я ухожу. Можешь оставаться, если хочешь.
— Я иду. — Собственно, какая разница, как я выгляжу?
Я иду на эту вечеринку только потому, что мне не хватило смелости отказаться.
Патрис перескочила на дерево, с него вниз и приземлилась аккуратно, как гимнастка, спрыгнувшая с брусьев. Я последовала за ней, царапая ладони о кору.
Боясь, что нас обнаружат, я внимательно прислушивалась и очень хорошо слышала все звуки вокруг: смех из чьей-то комнаты, шорох первых осенних листьев, падавших с деревьев, уханье еще одной охотящейся совы. Прохладный ночной воздух заставил меня вздрогнуть. Мы побежали через территорию школы в лес. Патрис умудрялась пробираться по подлеску бесшумно, я ей искренне завидовала. Может, когда-нибудь и я сумею передвигаться так же, но пока мне было трудно это представить.
Наконец мы увидели огонь. Костер на берегу озера разожгли небольшой, чтобы он не привлекал внимания, но достаточный, чтобы согреться около него. Он отбрасывал жутковато мелькающие блики. Ученики теснились группками, тут и там, перешептываясь и пересмеиваясь. Не этот ли смех я слышала в вечер пикника? Внешне они выглядели как обычные тусующиеся подростки, но в воздухе ощущалась какая-то энергия, обострявшая мои чувства, и все движения казались мне напряженными, а улыбки откровенно жестокими. Я вспомнила, что подумала, встретив Лукаса в лесу во время той памятной стычки: иногда, глядя на некоторых людей, ты вдруг замечаешь, что в них что-то диковатое и необузданное. Эту диковатую необузданность я сейчас чувствовала здесь.
Из чьего-то радиоприемника доносилась музыка, плавная и гипнотизирующая. Я не знала, кто поет, — пели не по-английски. Патрис тут же исчезла среди своих друзей, и я осталась стоять в одиночестве, не зная, куда деть руки.
В карманы? Нет, глупо. Подбочениться? Ну да, и выглядеть, как будто я на что-то злюсь. Нет. Стою тут, словно паршивая овца, — бред какой-то.
— О, привет! — сказал Балтазар. Я не заметила, как он подошел — в черном замшевом блейзере, с бутылкой пива в руке. Пламя костра окрасило его лицо теплым светом. Со своими волнистыми волосами, тяжелой челюстью и густыми бровями он выглядел крутым парнем, драчуном, таким, что скорее нанесет удар, чем отпустит шутку. Но стоило посмотреть ему в глаза, и ты понимал, что человек он вполне общительный, потому что в них светились ум и юмор. И никакой жестокости в улыбке. — Хочешь пива? Там еще осталось немного.
— Нет, спасибо. — Должно быть, он даже в темноте понял, что я покраснела. — Я... гм... еще несовершеннолетняя.
Несовершеннолетняя? Можно подумать, кому-то из них есть до этого дело. Могла бы просто написать на лбу «зануда» и сберечь всем время. Балтазар улыбнулся, причем не так, будто насмехался надо мной.
— Ты знаешь, раньше даже дети делали глоток-другой вина за семейным столом. А врачи советовали женщинам, чьи младенцы плохо сосут, давать им немного пива, как дополнительную пищу.
— Это было тогда, а не сейчас.
— Тоже верно. — Он не стал настаивать, а я поняла, что он ничуть не пьян, и слегка расслабилась. Рядом с Балтазаром, несмотря на его рост и очевидную силу, ты начинал чувствовать себя спокойно. — Я с первого дня в школе все искал случая сказать тебе «привет».
— Правда? — Надеюсь, я это не пискнула.
— Предупреждаю сразу, у меня на уме только нехорошие вещи. — Должно быть, Балтазар разглядел выражение моего лица, потому что добродушно, рокочуще рассмеялся. — Твоя мать сказала, что учила тебя и раньше, вот я и хотел, чтобы ты посоветовала мне, как понимать ее жесты. Нужно знать секреты своих учителей, верно?
Я решила, что мама не будет против, если я ему расскажу.
— Следи внимательно и жди, когда она начнет слегка подпрыгивать на пятках.
— Подпрыгивать?
— Ну да. Обычно это означает, что она очень возбуждена, ну, заинтересована чем-то, понимаешь? А если она чем-то заинтересована, то думает, что и тебя это должно интересовать.
— А это, в свою очередь, непременно отразится на результатах экзамена.
— Точно! Ты понял.
Он снова засмеялся, и на подбородке у него появилась ямочка, придававшая ему шаловливый вид. И моя преданность Лукасу несколько поколебалась — невозможно было не заметить, насколько Балтазар симпатичный. После того как Лукас всю прошедшую неделю меня игнорировал, я уже не знала, заслуживает ли он моей преданности. Кроме того, всегда приятно внимание такого красивого парня, как Балтазар.
Он подошел ко мне чуть ближе.
— Думаю, я не пожалею, что мы познакомились. Честное слово.
Я улыбнулась в ответ и целые три секунды воображала, что вечеринка все-таки будет веселой.
И тут появилась Кортни, в очень короткой черной юбке и в белой блузке с очень глубоким вырезом. У нее были не особенно соблазнительные формы, и она компенсировала это отсутствием лифчика, что сейчас очень бросалось в глаза.
— Балтазар! Давно не виделись в неформальной обстановке!
— Уже увиделись. Что дальше? — Похоже, Балтазар обрадовался появлению Кортни еще меньше, чем я.
Но она то ли не поняла этого, то ли ее это мало волновало.
— Кажется, мы уже целую вечность не тусовались в одной компании! Очень давно. В последний раз мы виделись в Лондоне, да?
— В Санкт-Петербурге, — поправил ее Балтазар.
Он произнес название города с такой легкостью, словно отбросил в сторону бумажный стаканчик. Похоже, для него не проблема пересечь океан.
Руки Кортни разглаживали его блейзер, пальчики как бы невзначай обрисовывали бугры мышц. Вот тут я ей позавидовала — не внешности старлетки и не межконтинентальным путешествиям, а дерзости. Будь я тогда, в лесу, с Лукасом хотя бы вполовину такой же храброй, сумей прикоснуться к нему или воспользоваться его замечанием насчет «пай-девочки» как поводом для флирта, может, он и не вел бы себя сейчас со мной как незнакомец. Тут в мои фантазии вторгся голосок Кортни:
— Ведь ты сейчас ничем не занят, Балтазар?
— Я разговариваю с Бьянкой.
Кортни кинула на меня взгляд через плечо; она распустила свои белокурые волосы, достигавшие талии, и, когда мотнула головой, по ним пробежала волна.
— Ты можешь рассказать что-то интересное, Бьянка?
— Я... — «И что ты хочешь от меня услышать?» Впрочем, любой ответ был бы лучше, чем то, что я ляпнула: — Мм... нет.
— Значит, ты не будешь против, если я ненадолго уведу Балтазара, правда? — И потащила его за собой, не дожидаясь моего ответа.
Он посмотрел на меня, и я поняла, что достаточно одного моего слова, чтобы он остановился. Но я просто стояла и беспомощно смотрела им вслед.
Кто-то захихикал. Я оглянулась и увидела Эрика. Несмотря на неверный свет костра, я не сомневалась, что он показывает на меня.
Я отошла от костра, чтобы не путаться под ногами у других и дождаться Патрис или еще кого-нибудь, настроенного мало-мальски дружелюбно. С каждым шагом я чувствовала себя все лучше и лучше и наконец поняла, что просто ухожу.
Если бы мы не улизнули из спальни после отбоя, я просто побежала бы к входным дверям и вверх, в свою комнату, но вовремя вспомнила, что, с точки зрения учителей, являюсь злоумышленницей, и остановилась. Пожалуй, лучше пойти в беседку на лужайке, собраться с мыслями и продумать план возвращения.
Поднимаясь по ступенькам, я увидела, что в беседке кто-то стоит, но не сразу поняла, кто именно. Этот некто прижимал к глазам бинокль. Луна высветила волосы цвета бронзы, и тут я его узнала.
— Лукас?
— Привет, Бьянка. — Он опустил бинокль и улыбнулся мне. — Неплохая ночь для вечеринки.
Я уставилась на бинокль.
— А что ты делаешь?
— А на что это, по-твоему, похоже? Шпионю за вечеринкой. — Он разговаривал со мной почти так же отрывисто, как в школьных коридорах, до тех пор пока хорошенько не вгляделся в мое лицо. Должно быть, вид у меня был все еще несчастный, потому что он спросил уже ласковее: — С тобой все нормально?
— Все отлично. Я, конечно, лузер, а так все отлично.
Лукас рассмеялся:
— Я видел, как ты оттуда рванула. Кто-нибудь приставал?
— Нет, не в этом дело. Просто... как-то мне все это показалось угрожающим, что ли. Ты же знаешь, как мне трудно с незнакомыми людьми.
— Вот и хорошо. Тебе там точно не место.
— Точно. — Я посмотрела на бинокль. Только человек с исключительными способностями видеть в темноте смог бы что-нибудь в него разглядеть. Хотя, наверное, здорово помогал свет костра. — А зачем ты шпионишь?
— Смотрю, вдруг кто-нибудь напьется, или поведет себя неосторожно, или уйдет куда-нибудь в одиночку.
— Что? Ты записался в наблюдатели к миссис Бетани?
— Да нет. — Лукас опустил бинокль. Он оделся так, чтобы сливаться с темнотой, — в черные брюки и футболку с длинным рукавом, подчеркивающую его мускулистые руки и грудь. Он казался более жилистым, чем Балтазар, но при этом более атлетичным. В нем была какая-то агрессивная мужественность. — Просто интересно, чем этот народ занимается, когда никого не задирает, не прихорашивается и ни к кому не подлизывается. Мне постоянно кажется, что у них больше ни на что не остается времени. — Он кинул на меня оценивающий взгляд. — Похоже, что тебе они нравятся.
— Что?
Лукас пожал плечами:
— Ты все время таскаешься с этой толпой.
— Ничего подобного! С Патрис мы живем в одной комнате, поэтому я должна проводить с ней какое-то время, и ее друзья к нам то и дело заходят, поэтому я просто не могу их постоянно избегать. В смысле — кое-кто из них ничего, нормальные, но большинство пугают меня до смерти.
— Никто из них не «нормальный», можешь мне поверить.
Допустим, насчет Балтазара я могла бы и поспорить, но сейчас мне не хотелось говорить про Балтазара. Кроме того, я вдруг сообразила, что Лукас заставляет меня оправдываться, а ведь он не имел на это никакого права.
— Постой, так вот почему ты ко мне так холодно относишься? Поэтому ведешь себя так, будто мы вообще незнакомы?
— Если та банда уже запустила в тебя свои когти — в такую милую девочку, как ты, — я не хочу этого видеть. Потому что все равно ничего не смогу сделать. — Сила чувства в его голосе поразила меня. Мы по-прежнему стояли на расстоянии нескольких футов друг от друга, но мне казалось, что я еще никогда ни с кем не была так близка. — Когда я увидел, как ты оттуда убегаешь, понял, что у тебя еще есть шанс.
— Поверь, я вовсе не вхожу в их компанию, — сказала я. — Думаю, они пригласили меня на вечеринку лишь для того, чтобы посмеяться. А я пошла, потому что... ну, мне просто необходимо хоть с кем-то сблизиться. Ты был моим единственным другом, но я думала, что потеряла тебя.
Лукас сцепил руки на одном из завитков орнамента беседки, и я сделала то же самое, так что теперь мы стояли рядом и были связаны орнаментом, как плющом.
— Так я задел твои чувства?
— Что-то в этом роде, — жалким голоском призналась я. — В смысле... я понимаю, что мы разговаривали всего один раз...
— Но для тебя это что-то значило. — Наши взгляды на мгновение встретились. — И для меня тоже. Я просто не догадался... В общем, я думал, только для меня.
Лукас не догадался, что понравился мне? Нет, я никогда в жизни не пойму мужчин.
— Я подошла к тебе в первый же день занятий.
— Да, но как раз перед этим ты шла и разговаривала с Патрис Деверо, а она ведет себя так, будто ей все здесь принадлежит. Такие, как она, и такие, как я... Посмотрим правде в глаза: между нами нет ничего общего. — На какой-то миг его лицо сделалось неприятным. — Ты мне говорила, что практически никогда не общаешься с незнакомцами, вот я и решил, что вы уже неплохо подружились.
— Она моя соседка по комнате. Мне вроде как надо общаться с ней в течение дня.
— Ладно, я неправильно понял. Извини.
За этим крылось что-то еще, я чувствовала это, но Лукас, похоже, искренне сожалел о том, что поспешил с выводами, и мне этого было достаточно. Мой защитник все время приглядывал за мной, даже если я этого и не знала. От этой мысли мне стало тепло — так, будто кто-то набросил мне на плечи длинное пальто, чтобы я согрелась и успокоилась.
Снова повисло молчание, но на этот раз неловкость не ощущалась. Иногда встречаются такие люди, с кем можно просто молчать, и не возникает потребности заполнять тишину бессмысленной болтовней. Мне довелось настолько сблизиться всего с парой человек в моем родном городе, и на это ушли годы. А с Лукасом мы достигли этого почти мгновенно.
Я вспомнила дерзкую Кортни и решила, что могу попытаться вести себя хотя бы чуточку похоже. И пусть мне никогда не удавалось поддерживать нормальные разговоры, я решила попробовать.
— Так ты что, не уживаешься со своим соседом по комнате?
— С Виком? — Лукас слегка усмехнулся. — Да нет, как сосед он ничего. Весьма рассеянный. Туповатый. Но в принципе нормальный парень.
Слово «туповатый» натолкнуло меня на мысль. Я подумала, что знаю, о ком речь.
— Вик — это не тот парень, который иногда надевает под блейзер гавайскую рубашку?
— Тот самый.
— Мы с ним ни разу не разговаривали, но он вроде бы забавный.
— Так и есть. Может, мы как-нибудь соберемся все вместе.
Сердце заколотилось, и я рискнула:
— Это, конечно, чудесно, но... я бы предпочла проводить время только с тобой. — Наши взгляды встретились, и мне показалось, что я зашла за какую-то запретную черту.
Хорошо это или плохо?
— Это можно, но... — Почему он колеблется? — Бьянка, я надеюсь, что мы с тобой друзья. Ты мне нравишься. Но для тебя не лучшая идея проводить со мной много времени. Ты ведь уже заметила, я далеко не самый популярный парень в школе. Я здесь не для того, чтобы заводить себе приятелей.
— А для того, чтобы заводить врагов? Если судить по тому, как вы с Эриком ссоритесь, то иногда так и кажется.
— А ты бы предпочла, чтобы я дружил с Эриком?
Эрик был первостатейным подонком, и мы оба это знали.
— Нет. Конечно нет. Просто ты... ну... иногда лезешь в бутылку. Я хочу сказать, ты что, в самом деле так сильно ненавидишь этих ребят? Мне они не нравятся, но ты... такое впечатление, что ты даже их вида не переносишь.
— Я доверяю чутью.
С этим я спорить не могла.
— Но это не те люди, которых стоит настраивать против себя.
— Бьянка, если ты и я... если мы...
Если мы — что? Я могла придумать целую кучу ответов на этот вопрос, и все они мне нравились. Наши взгляды встретились, и казалось, что уже невозможно отвести глаза. Властность Лукаса была почти непреодолимой, даже если он не смотрел на меня, а уж когда смотрел — вот как сейчас, будто изучал черты моего лица и взвешивал каждое слово перед тем, как его произнести, — у меня просто дух захватывало. Наконец он договорил:
— Я не вынесу, если они возьмут над тобой верх. А рано или поздно это случится.
Он меня оберегает? Было бы заманчиво, если бы не звучало почти безумием.
— Ты знаешь, я не думаю, что обладаю какой-нибудь особой ценностью, так что и навредить мне не смогут.
— Не будь так уверена.
— Не будь таким упрямым.
Мы опять замолчали. Между листьями плюща просачивался лунный свет. Лукас стоял так близко ко мне, что я чувствовала его запах: что-то напоминающее кедр и сосну, как в окружавшем нас лесу, словно он был частью этого мрачного места.
— Похоже, я сглупил, да? — Голос Лукаса выдавал почти такое же смущение, как то, что испытывала я. — Вообще-то, я к этому не привык.
Я вскинула бровь.
— Разговаривать с девочками?
Судя по тому, как он это делал, я очень сомневалась в его словах.
Однако, когда он кивнул, я сразу поверила в его искренность. Дьявольский блеск исчез из его глаз.
— Я провел много лет, переезжая с места на место. Все, кого я любил... они слишком быстро исчезали. Думаю, я научился держать людей на расстоянии.
— Ты заставляешь меня чувствовать себя дурой, раз я тебе доверяю.
— Не надо. Это моя проблема, и я не хочу, чтобы она стала твоей.
Я провела всю свою жизнь в маленьком городке и всегда думала, что именно из-за этого мне так трудно заводить знакомства. Но после слов Лукаса поняла, что постоянные переезды производят тот же самый эффект: они обрекают тебя на одиночество, вынуждают скрывать мысли, и поэтому выбраться из своей скорлупы становится самым сложным на свете.
Вполне возможно, что его гнев был сродни моей стеснительности — знаком, что оба мы одиноки. Может быть, нам больше не придется оставаться одинокими?
— Ты тоже устал бегать и прятаться? — спросила я негромко. — Вот я устала.
— Я не бегаю и не прячусь, — возразил Лукас. Помолчал немного и проговорил: — Ну... проклятие.
— Я могу и ошибаться.
— Нет, ты не ошибаешься. — Он посмотрел на меня еще немного и, когда мне стало казаться, что я слишком раскрылась перед ним, произнес: — Я не должен этого делать.
— Этого? — Сердце заколотилось быстрее.
Лукас покачал головой и усмехнулся. Дьявольские огоньки вернулись.
— Когда все станет слишком сложным, не говори, что я тебя не предупреждал.
— Может быть, я сама слишком сложная.
Он улыбнулся еще шире:
— Чувствую, нам потребуется некоторое время, чтобы все утряслось.
Мне так нравилось, когда он вот так улыбался! Я надеялась, что мы сможем подольше посидеть в этой беседке, но тут Лукас склонил голову набок:
— Ты слышишь?
— Что? — Но я уже поняла, о чем он говорит: парадная дверь школы распахнулась несколько раз подряд, и раздался звук шагов по дорожке. — Их сейчас застукают!
— Ах, бедняжечка Кортни, — сказал Лукас. — Но это дает нам возможность пробраться внутрь.
Мы помчались к школе, прислушиваясь к звукам разгоняемой вечеринки, проскользнули в парадную дверь и радостно улыбнулись друг другу: путь свободен!
— Скоро увидимся, — шепнул Лукас, выпустил мою руку и направился в свой коридор.
Я побежала к себе в комнату и нырнула в постель, и в ушах моих звенело одно слово: «Скоро».
Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 12:51 pm

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Я едва успела забраться под одеяло, как в комнату вошла Патрис в сопровождении миссис Бетани. Свет из коридора пробивался слабый, так что я видела только силуэт директрисы.
— Ты знаешь, зачем нам нужны правила, Патрис. — Миссис Бетани говорила негромко, но очень серьезно. Это по-настоящему пугало, а ведь она отчитывала вовсе не меня. — И ты должна понимать, что правилам этим необходимо подчиняться. Мы не можем разгуливать ночами по окрестностям. Люди начнут болтать. Учащиеся выйдут из-под контроля, а в результате может произойти трагедия. Я ясно выражаюсь?
Патрис кивнула, и дверь захлопнулась. Я села в постели и прошептала:
— Все было ужасно?
— Да нет, ерунда, — буркнула Патрис, начав раздеваться. Мы целую неделю переодевались друг перед другом в одной комнате, но меня это до сих пор смущало. А Патрис нисколько. Стаскивая блузку, она посмотрела на меня: — Ты до сих пор в одежде!
— Гм... да.
— Мне показалось, что ты рано ушла с вечеринки.
— Ну да. Но я... в общем, я не смогла вернуться в школу сразу, они везде рыскали. А потом поняли, где вы, и пошли туда. Я попала в комнату минуты за три до тебя.
Патрис пожала плечами и потянулась за ночной рубашкой. Я, как могла, переоделась, не выбираясь из своего угла. Разговор окончился, и я впервые успешно соврала своей соседке по комнате. Может, и стоило рассказать Патрис, почему я так поздно. Большинство девочек наверняка разболтали бы всем вокруг о том, что у них завязались отношения с красивым мальчиком, но мне нравилась моя тайна. То, что об этом знаю только я, делало случившееся чем-то особенным. Я нравлюсь Лукасу, и он мне тоже. И может быть, вскоре мы с ним будем вместе.
Наверное, эта последняя мысль заводит меня слишком далеко, решила я, снова нырнув под одеяло. И все равно ничего не могла с собой поделать. Мысли в голове так и мельтешили, и, не в силах уснуть, я улыбалась в подушку.
«Он мой».

— Я слышал, что вчера вечером устроили настоящую вечеринку, — сказал папа, поставив передо мной тарелку с гамбургером и картофелем фри.
— Мм... — промычала я с набитым картошкой ртом, спохватилась и промямлила: — В смысле, я тоже слышала.
Мама с папой переглянулись, и мне показалось, что они скорее забавляются, чем сердятся. Сразу стало легче.
Это был первый из наших еженедельных семейных обедов. Каждая секунда, проведенная в квартире родителей, а не среди учеников «Вечной ночи», доставляла мне счастье. И пусть родители старались вести себя как обычно, я видела, что они скучают без меня почти так же сильно, как я без них. На проигрывателе крутилась пластинка Дюка Эллингтона, и, несмотря на расспросы мамы и папы, в мире все опять встало на свои места.
— Там ведь не было ничего особенного? — Похоже, мама решила не обращать внимания на то, что я отрицала свое участие в вечеринке. — Я слышала, что было только пиво и музыка.
— Я ничего об этом не знаю. — Вроде бы я ничего не отрицала напрямую; но ведь я и провела там всего минут пятнадцать!
Папа покачал головой и сказал маме:
— Не важно, даже если они пили только пиво. Правила существуют для того, чтобы их соблюдать, Селия. Я не беспокоюсь за Бьянку, но вот остальные...
— Я не против правил, но ведь для учащихся вполне естественно время от времени бунтовать. Пусть лучше иногда случаются небольшие оплошности, чем однажды — серьезное происшествие. — Мама снова повернулась ко мне: — Какой предмет тебе нравится больше всего?
— Конечно, твой. — Я кинула на нее многозначительный взгляд, спрашивая без слов: неужели она считает меня такой глупой, что я могу ответить по-другому?
Мама рассмеялась.
— А кроме моего? — Она подперла рукой подбородок, полностью забыв о правиле «не ставить локти на стол». — Может, английский? Ты его всегда любила.
— Только не с миссис Бетани.
Это не вызвало сочувствия.
— Слушайся ее! — Папа сказал это очень строго, слишком сильно стукнув стаканом по старому дубовому столу. — Она человек, которого следует принимать всерьез!
«Тупица, она же их начальница! — обругала себя я. — Что будет, если разойдется слух, будто их ребенок говорит гадости о директрисе? Попробуй ради разнообразия думать сначала о других, а уж потом о себе».
— Я постараюсь, — пообещала я.
— Я знаю, что постараешься. — Мама накрыла мою руку своей.
В понедельник я вошла в кабинет английского с твердой решимостью начать все сначала. Недавно мы приступили к изучению мифологии и фольклора, а обе эти темы мне всегда нравились. Если я сумею проявить себя в любимых мною темах, миссис Бетани наверняка это оценит.
Однако проявить себя мне не удалось.
— Полагаю, мало кто из вас читал произведение, к изучению которого мы приступаем, — сказала она, раздавая нам книги в мягких обложках. От миссис Бетани всегда пахло лавандой — очень женственно, но резко. — Однако думаю, что практически все об этом слышали.
Книжка легла на мой стол, это оказался экземпляр «Дракулы» Брэма Стокера.
— Вампиры?! — послышалось с соседнего ряда бормотание Ракель.
Едва она это произнесла, по комнате словно пронесся странный электрический разряд. Миссис Бетани накинулась на Ракель:
— Вам не нравится задание, мисс Варгас?
Глаза ее засверкали, директриса уставилась своим ястребиным взглядом на Ракель, которая выглядела так, словно с радостью откусила бы себе язык, лишь бы больше ничего не ляпнуть. Ее форменный свитер уже начал протираться на локтях.
— Нравится, мэм.
— А прозвучало так, будто нет. Будьте любезны, мисс Варгас, просветите нас. — Миссис Бетани скрестила руки на груди, явно получая удовольствие от шутки, которую собиралась сейчас отпустить. Я обратила внимание на ее ногти — толстые, со странными бороздками. — Если скандинавские саги о гигантских монстрах достойны вашего внимания, то почему не романы о вампирах?
Что бы Ракель ни сказала, все будет неправильно. Она попытается ответить, но миссис Бетани в любом случае одержит верх, и это может произойти практически с кем угодно в классе. Именно так директриса развлекалась во время каждого урока — выбирала себе жертву и мучила ее, обычно к большому удовольствию учащихся из влиятельных семей. Разумнее всего было промолчать и позволить Ракель стать на сегодняшний день мальчиком для битья, но я не могла этого выдержать и робко подняла руку. Миссис Бетани едва удостоила меня взглядом.
— Да, мисс Оливьер?
— Но ведь «Дракула» — это не очень хорошая книга, правда? — Все уставились на меня, потрясенные тем, что кто-то осмелился противоречить миссис Бетани. — В ней слишком цветистый язык и еще эти сплошные письма.
— Я смотрю, кое-кто не одобряет эпистолярный стиль, столь популярный среди многих выдающихся писателей восемнадцатого и девятнадцатого веков. — Цоканье каблуков миссис Бетани по выложенному плиткой полу показалось мне неестественно громким. Она подошла ко мне, забыв о Ракель, и запах лаванды усилился. — Вы находите его устарелым? Вышедшим из моды?
Зачем я вообще подняла руку?
— Просто это не очень динамичная книга, вот и все.
— Скорость — это, разумеется, стандарт, по которому следует оценивать литературу. — В классе раздались ехидные смешки, заставившие меня поежиться. — Может быть, вам хочется, чтобы ваши одноклассники задались вопросом, зачем мы вообще собираемся это изучать?
— Мы изучаем фольклор, — вмешалась Кортни. Она вовсе не спешила мне на выручку, просто в очередной раз рисовалась, не знаю только зачем — чтобы унизить меня или заставить Балтазара посмотреть на нее. Уже несколько дней Кортни делала все возможное, чтобы показать свои ноги под клетчатой юбкой во всей красе, когда вставала или садилась, но пока его это явно не трогало. — А один из общих элементов мирового фольклора — это вампиры.
Миссис Бетани просто кивнула.
— В современной западной культуре нет более популярного мифа о вампирах, чем Дракула. С чего лучше начать?
Я удивила всех, в том числе и себя, сказав:
— С «Поворота винта».
— Прошу прощения? — Миссис Бетани подняла брови.
Похоже, никто в классе не понял, к чему я клоню, — кроме Балтазара. Тот кусал губу, чтобы удержаться от смеха.
— «Поворот винта». Повесть Генри Джеймса о призраках — по крайней мере, может быть, о призраках. — Я не собиралась вспоминать старый спор о том, безумна главная героиня или нет. Призраки всегда казались мне страшными, но уж лучше встретиться с ними в книге, чем с миссис Бетани во плоти. — Призраки более универсальны в фольклоре, чем вампиры. А Генри Джеймс лучший писатель, чем Брэм Стокер.
— Когда вы будете преподавать, мисс Оливьер, можете начинать с призраков. — Голосом учительницы можно было резать стекло. Она нависала надо мной с выражением лица более каменным, чем у горгульи, и я с трудом сдержала дрожь. — А мы здесь начнем с изучения вампиров. Мы узнаем, как на протяжении столетий, начиная с далекого прошлого и до наших дней, воспринимали вампиров в различных культурах. Если вы находите это скучным, крепитесь. К призракам мы перейдем достаточно скоро даже для вас.
После этого мне пришлось заткнуться и сидеть тихо.
После урока, дрожа от странной слабости, которая всегда следует за унижением, я медленно брела по коридору в толпе учеников. Мне казалось, что у каждого есть приятель, с кем можно поболтать и пошутить, кроме меня. Мы с Ракель могли бы утешить друг друга, но она уже куда-то улизнула. И тут я услышала, как кто-кто сказал:
— Еще одна любительница Генри Джеймса?
Я обернулась и увидела догонявшего меня Балтазара. То ли он решил поддержать меня, то ли просто избегал встречи с Кортни. Так или иначе, но я была рада увидеть дружеское лицо.
— Я читала только «Поворот винта» и «Дейзи Миллер».
— Прочти еще «Женский портрет». Думаю, тебе понравится.
— Правда? А почему? — Я ожидала, что Балтазар начнет рассказывать о том, какая это хорошая книга, но он меня удивил.
— Она о женщине, которая хотела сама решать, кто она такая, вместо того чтобы позволять делать это другим. — Он легко пробирался сквозь толпу, не отводя от меня взгляда. Единственный парень, который тоже смотрел на меня так сосредоточенно, был Лукас. — У меня такое чувство, что это вызовет в тебе нужный отклик.
— Может, ты и прав, — отозвалась я. — Нужно посмотреть в библиотеке. И спасибо. За совет. — «И, — подумала я, — за то, что так обо мне думаешь».
— Не за что. — Балтазар улыбнулся, снова продемонстрировав мне ямочку на подбородке, и тут мы услышали где-то рядом смех Кортни. Он глянул на меня с деланным испугом, и я прыснула. — Нужно срочно бежать.
— Скорее! — шепнула я, глядя, как он ныряет в ближайший коридор.
Хотя поддержка Балтазара помогла, я после допроса миссис Бетани все равно чувствовала себя как выжатый лимон и решила немного прогуляться, чтобы глотнуть свежего воздуха и успокоиться перед едой. Может быть, я сумею провести несколько минут в драгоценном одиночестве.
К несчастью, подобная мысль посетила не только меня. На улице уже бродили другие ученики, слушали музыку и болтали. Я заметила стайку девочек, устроившихся под деревом и ничуть не стремившихся в свои комнаты на ланч. Вероятно, они сидят на диете перед Осенним балом, решила я, глядя, как девочки шепчутся в тени старого вяза.
На улице был всего лишь один человек, которого мне хотелось видеть. Я узнала его по описанию Лукаса и первому дню в школе.
— Вик? — окликнула его я.
Вик ухмыльнулся:
— Я!
Со стороны можно было подумать, что мы старые друзья, а не заговорили впервые в жизни. Его взлохмаченные волосы песочного цвета торчали из-под бейсболки, а в руках он держал айпод. Вик размашистым шагом подошел ко мне, вытащил из ушей наушники, и я сказала:
— Привет! Ты не видел Лукаса?
— Этот парень просто чокнутый. — В мире Вика «чокнутый» было комплиментом. — Он выскочил из класса, я его типа спрашиваю: «Ты чего делаешь?» А он уже слинял, говорит — прикрой меня, ладно? Ну я и прикрывал, но ты же его не заложишь? Ты классная.
Мы с Виком до сих пор не общались, так откуда он знает, что я классная? Разве только ему сказал Лукас. От этой мысли я улыбнулась.
— Так ты знаешь, где он?
— Если меня спросит учитель, я ничего не знаю. А тебе скажу: думаю, он где-то рядом с каретным сараем.
Каретный сарай стоял на северной стороне, у озера, в прежние дни в нем хранились коляски и экипажи, а сейчас располагались административные офисы академии «Вечная ночь» и кабинет миссис Бетани. Что Лукас может там делать?
— Прогуляюсь-ка я, пожалуй, в ту сторону, — небрежно заметила я. — Просто прогуляюсь, и больше ничего.
— О-о-о, то-о-очно! — закивал Вик, словно я в самом деле придумала какую-нибудь хитрость. — Ты сообразила.
У него не все дома, решила я, неторопливо шагая в сторону каретного сарая. И все-таки Вик казался славным парнем. И слава богу, вовсе не типичным «вечноночевцем».
Никто не заметил, как я ушла далеко в сторону от остальных учеников. Думаю, в том, что на тебя никто не обращает внимания, есть и положительные стороны: ты можешь уходить когда и куда угодно.
Здесь не было леса, чтобы в нем укрыться, только пологие холмы, густо поросшие клевером, да несколько деревьев на равном расстоянии друг от друга — возможно, посаженные, чтобы обеспечить хоть какую-то тень. Я заметила маленькую мертвую белку, точнее, ее ссохшийся трупик. Ветер безнадежно шелестел в ее хвосте. Я сморщила нос, стараясь не смотреть туда, и снова сосредоточилась на своих поисках, шагая медленнее и по возможности бесшумнее в надежде найти Лукаса.
Длинное белое здание каретного сарая было одноэтажным. И действительно — какой смысл строить второй этаж для лошадей? Его окружали высокие деревья, отбрасывавшие такую густую тень, что под ними было практически темно, лишь несколько дрожащих лучиков света достигали земли. Я на цыпочках зашла за угол и увидела, как Лукас вылезает из окна миссис Бетани. Он легко спрыгнул на землю и аккуратно закрыл за собой окошко. Потом обернулся и увидел меня. Бесконечную секунду мы просто смотрели друг на друга, и у меня возникло ощущение, что это он застукал меня за чем-то предосудительным, а не наоборот.
— Привет! — выпалила я.
Вместо того чтобы поспешно подыскать какое-то оправдание своему поведению, Лукас улыбнулся:
— Привет! А почему ты не на ланче?
Он подошел ко мне, и я сообразила, что Лукас решил притвориться, будто ничего не случилось и я не видела ничего особенного. А может, дело в том, что я сказала ему «привет», вместо того чтобы поинтересоваться, что он задумал?
— Думаю, я просто не голодна.
— Что-то не похоже на тебя — уклонятся от разговора.
— Разговора о ланче?
— Я просто удивляюсь, почему ты не спрашиваешь меня, зачем я влез в кабинет миссис Бетани.
Я с облегчением выдохнула, и мы рассмеялись.
— Ну, раз ты готов мне об этом рассказать, значит, ничего особенно дурного тут нет.
— Моя мама не устает повторять, что подпишет мне разрешение на поездки в Ривертон по субботам только в том случае, если я в середине семестра получу одни пятерки. Но мне кажется, что она его уже подписала, а я не очень-то уверенно чувствую себя на химии, поэтому решил убедиться. Посмотреть, лежит ли согласие в моем личном деле. Я же говорил тебе, что не умею играть по правилам.
— Конечно. — Даже если и не очень хорошо так поступать, ведь в этом нет ничего особенно плохого, правда? Мне было легко доверять Лукасу. — И что, нашел?
— Да. — Его самодовольство показалось мне немножко наигранным, и я улыбнулась. — Даже если я получу четверку, путь свободен.
— А что такого важного в этих выходных? Летом я провела какое-то время в этом городке, до того, как вы все сюда приехали. Поверь, ничего особенного там нет.
Мы шли в сторону «Вечной ночи», старательно выбирая дорогу так, чтобы незаметно смешаться с остальными учениками. Мы оба здорово наловчились действовать тайком.
— Просто подумал, что там мы неплохо сможем провести время вместе. Подальше от «Вечной ночи». Как по-твоему?
Учитывая разговор в беседке, мне не следовало бы так удивляться или теряться, но я не удержалась. Предложение показалось мне немного пугающим, но при этом просто замечательным.
— Да. В смысле — я бы не отказалась.
— И я тоже.
Мы на некоторое время замолчали. Я хотела, чтобы он взял меня за руку; сделать это самой мне не хватало храбрости. Я лихорадочно пыталась вспомнить что-нибудь интересное в Ривертоне, городишке чуть больше, чем Эрроувуд, но еще более скучном. По крайней мере, там был кинотеатр, в котором иногда показывали классические фильмы перед обычными вечерними сеансами.
— Ты любишь старые фильмы? — решилась спросить я.
Взгляд Лукаса просветлел.
— Я обожаю кино — старое, новое, любое. И Джон Форд, и Квентин Тарантино — все замечательно.
Я облегченно улыбнулась ему. Может быть, и вправду все будет замечательно.

Чуть позже на этой неделе, ночью, испортилась погода. Утром я проснулась от холода, плотнее закуталась в одеяло, но это не особенно помогло. Поздняя осень разрисовала окна морозными узорами. Нужно не забыть днем вытащить из шкафа теплое ватное одеяло; теперь согреться будет сложнее.
В окошко просачивался бледный розовый свет, значит, только что рассвело. Застонав, я села и заставила себя проснуться. Конечно, я могла достать ватное одеяло и попытаться еще поспать, но мне было необходимо доделать домашнее задание по «Дракуле», иначе придется снова столкнуться с гневом миссис Бетани. Поэтому я надела халат и на цыпочках прошла мимо Патрис. Та крепко спала, укрытая одной простыней, как будто холод ее не донимал.
Умывальные комнаты в «Вечной ночи» оборудовали давным-давно, еще тогда, когда ученики, вероятно, были так благодарны за то, что туалеты находятся в доме, что не особенно придирались к сантехнике. Кабинок очень мало, никаких удобств вроде электророзеток и даже зеркал, отдельные краны для горячей и холодной воды и крохотные раковины — все это мне ужасно не понравилось с первого взгляда. К счастью, теперь я хотя бы научилась набирать в ладони ледяную воду и только потом подставлять их под кран с кипятком. Так можно умыться, не ошпарив руки. Плитка под ногами была настолько холодной, что я сделала мысленную зарубку — надевать перед сном носки до самой весны.
Закрутив краны, я услышала какой-то посторонний звук. Всхлипывания, правда, очень негромкие. Я вытерла лицо полотенцем и пошла на звук.
— Эй, кто здесь?
Всхлипывания прекратились, и только я решила, что вмешиваюсь не в свое дело, как дверь кабинки приоткрылась и показалось лицо Ракель. Она была в пижаме, с плетеным кожаным браслетом на руке, который, кажется, никогда не снимала, и с красными глазами.
— Бьянка? — прошептала она.
— Да. С тобой все в порядке?
Она помотала головой и вытерла мокрые щеки.
— Я схожу с ума. И не могу спать.
— Вдруг так похолодало, правда? — Я сказала это и почувствовала себя полной дурой.
Ясно же, что Ракель плачет на заре в туалете не потому, что на улице мороз.
— Я должна тебе что-то рассказать. — Ракель схватила меня за запястье. Надо же, она намного сильнее, чем я думала. Лицо ее было бледным, нос покраснел. — Я хочу, чтобы ты сказала мне, не чокнулась ли я.
Странный вопрос, и не важно, кто его задает, когда, где и как.
— А ты думаешь, что сходишь с ума? — уточнила я осторожно.
— Может быть. — Ракель внезапно рассмеялась, чем немного успокоила меня.
Если она в состоянии видеть смешную сторону всего этого, то с ней, вероятно, все нормально.
Я оглянулась, но умывальная была пуста. В такую рань мы еще долго будем здесь одни.
— Тебе что, снятся плохие сны?
— Вампиры. Черные накидки с капюшонами, клыки, ритуалы. — Она снова попыталась засмеяться. — Ну ведь правда, если человек уже вышел из детсадовского возраста, смешно бояться вампиров, но в моих снах... Бьянка, они ужасны.
— Перед тем как начались занятия, мне снился сон про увядающий цветок, — сообщила я. Мне хотелось отвлечь Ракель от ее кошмаров; может, если я расскажу о своем, это поможет, хотя мне казалось глупым говорить о нем вслух. — Орхидея, или лилия, или что-то в этом роде засохла во время грозы. Я так перепугалась, что не могла выкинуть ее из головы целый день!
— И я не могу их выкинуть из головы. Эти мертвые руки, хватающие меня...
— Ты думаешь о них только из-за этого задания по «Дракуле». Через неделю мы разделаемся с Брэмом Стокером, вот увидишь.
— Знаю; не такая уж я дура. Но эти кошмары превратятся во что-то другое. Я больше не чувствую себя в безопасности. Такое ощущение, что этот... этот кто-то... что-то... подбирается все ближе. Что-то ужасное. — Ракель придвинулась ко мне и прошептала: — Неужели ты не чувствуешь, что в этой школе есть какое-то... зло?
— Разве что иногда Кортни, — попыталась я превратить все в шутку.
— Да не такое зло. Настоящее зло. — Голос ее задрожал. — Ты веришь в настоящее зло?
Никто никогда не задавал мне такого вопроса, но я знала ответ.
— Да. Верю.
Ракель сглотнула так громко, что я услышала, и мы с ней молча уставились друг на друга, не зная, что сказать. Я понимала, что должна как-то приободрить ее, но она так боялась, что я решила просто слушать.
— Мне здесь все время кажется, что за мной наблюдают, — произнесла Ракель. — Все время. Я понимаю, это звучит безумно, но это правда. Иногда мне кажется, что кошмар продолжается даже тогда, когда я просыпаюсь. Поздно ночью я слышу всякое — глухой стук и царапанье по крыше, а выгляну в окно, так могу поклясться — иногда замечаю, как какая-то тень убегает в лес. И белки. Ты их видела, да? Почему они умирают?
— Пару штук. — Может быть, в продуваемой сквозняками умывальной комнате было по-осеннему холодно, а может быть, я дрожала, потому что ощущала страх Ракель.
— А ты чувствуешь себя здесь в безопасности? Хоть когда-нибудь?
— Я не чувствую себя в безопасности, — промямлила я, — но не думаю, что в этом есть что-то странное. — С другой стороны, люди вкладывают разное значение в слово «странное». — Это просто такая школа. Это место. Горгульи, и камень, и холод — и отношение, — поэтому мне и кажется, что я здесь не в своей тарелке. Одна. И испугана.
— «Вечная ночь» высасывает из тебя жизнь. — Ракель слабо рассмеялась. — Ты меня слышишь? Высасывает жизнь. Опять вампиры.
— Тебе нужно отдохнуть, — твердо заявила я, чувствуя, что говорю в точности как мама. — Отдохнуть и почитать что-нибудь другое.
— Отдохнуть? Да, это было бы неплохо. Как ты думаешь, школьная медсестра даст мне снотворное?
— Я не знаю, есть ли здесь медсестра. — Ракель испуганно сморщила нос, и я предложила: — Когда мы поедем в Ривертон, можешь купить что-нибудь в аптеке.
— Наверное. Да, это хорошая идея. — Она помолчала, потом жалко улыбнулась мне. — Спасибо за то, что выслушала. Я знаю, что все это звучит совершенно безумно.
Я помотала головой:
— Ничего подобного. Я уже сказала — «Вечная ночь» здорово действует на людей.
— Аптека, — негромко произнесла Ракель, собирая вещи, чтобы вернуться к себе в комнату. — Снотворное. Да, таким образом я смогу не слышать.
— Не слышать что?
— Звуки на крыше. — Теперь ее лицо сделалось мрачным, и она выглядела старше своего возраста. — Потому что кто-то ночами находится там, наверху. Я его слышу. И это не часть кошмара, Бьянка. Это взаправду.
Она ушла в свою спальню, а я еще долго стояла одна в умывальной и дрожала.
Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 12:51 pm

ГЛАВА ПЯТАЯ

Предполагается, что девушка перед первым свиданием без остановки вертится перед зеркалом. Но когда наступил вечер пятницы перед поездкой в Ривертон, Патрис так долго сама смотрелась в высокое, в полный рост зеркало, что я могла с таким же успехом одеваться в темноте. Она изучала свое лицо и фигуру, крутилась, щурилась, не в силах найти то неизвестное, что искала, уж не знаю, красоту или какие-то недостатки.
— Ты выглядишь отлично, — сказала я. — Съешь что-нибудь, а то скоро станешь невидимкой.
— До Осеннего бала осталось меньше месяца. Я хочу выглядеть как можно лучше.
— Что толку идти на Осенний бал, если ты не сможешь получить от него никакого удовольствия?
— Так я получу от него куда больше удовольствия. — Патрис улыбнулась, одновременно покровительственно и совершенно искренне. — Однажды ты все поймешь.
Мне не нравилось, когда она со мной так говорила, но все же Патрис желала мне только добра. Для свидания она дала мне надеть свой мягкий свитер цвета слоновой кости, хотя вела себя при этом так, словно это величайшее одолжение всех времен и народов. Может, она и права. В этом свитере моя фигура... в общем, можно сказать, что она у меня появилась, чего никак нельзя было заметить в мешковатых форменных юбках и блейзерах «Вечной ночи».
— И что, никто из вас не поедет в Ривертон? — спросила я, отбросив попытки собрать волосы в высокий хвост.
Мне не требовалось объяснять, что подразумевается под «никто из вас».
— Эрик опять устраивает вечеринку у озера. — Патрис пожала плечами. Она все еще не сняла свой розовый атласный халат, а волосы повязала кружевным шарфом. Похоже, вечеринка начнется около полуночи, если судить по тому, что Патрис даже не начала одеваться. — Почти все учителя уедут в город, чтобы присматривать там за вами. Значит, здесь ночь будет просто шикарная.
— Что-то не верю я в шикарные ночи в этой академии.
— Бьянка, нас тут никто не держит в клетке! Кроме того, тебе не идет эта прическа.
Я вздохнула:
— Знаю. Я и сама это вижу.
— Стой спокойно. — Патрис подошла ко мне сзади, расплела неровную косичку, которую я так старательно заплетала, и взбила волосы пальцами. Потом собрала их в мягкий узел на шее, выпустив несколько прядок, чтобы они обрамляли лицо.
Художественный беспорядок и красиво — именно такую прическу я всегда и хотела. Глядя на свое преображенное лицо в зеркале, я думала, что мои волосы уложены будто при помощи волшебства.
— Как ты это сделала?
— Научишься со временем. — Патрис улыбнулась, гордясь не столько мной, сколько своей работой. — Знаешь, у тебя чудесный цвет волос. Когда они ложатся на слоновую кость свитера, то оказываются в особенно выгодном свете. Видишь?
Когда это рыжий цвет волос сделался «чудесным»? Я улыбнулась своему отражению, думая о том, что чудеса возможны, пока мы с Лукасом ходим куда-то вместе.
— Красиво, — сказала Патрис, и на этот раз я поняла, что она говорит то, что думает.
Однако комплимент остался безличным. Я подумала, что для нее сама идея красоты значит гораздо больше, чем я. Но она не сказала бы, что я выгляжу красиво, если бы так не считала.
Застенчиво и восхищенно я еще немного посмотрелась в зеркало. Если Патрис смогла увидеть во мне что-то красивое, то, наверное, и Лукас сможет?

— Ты выглядишь классно! — воскликнул Лукас.
Я кивнула ему, стараясь не упускать из виду, пока мы с ним проталкивались сквозь толпу учащихся, пытавшихся втиснуться в автобус, который должен был отвезти нас в город. В академии «Вечная ночь» не было ничего банального вроде нормального желтого школьного автобуса; нас ждал маленький роскошный автобусик — в таких обычно возят постояльцев шикарных отелей. Вполне вероятно, его просто арендовали на сегодняшний день. Меня затолкнуло внутрь с первой же волной, а Лукас все еще пытался пробиться к двери. По крайней мере, я видела, как он улыбается мне через стекло.
— Ши-и-ик! — рассмеялся Вик, плюхаясь на сиденье рядом со мной. Сегодня он надел мягкую фетровую шляпу в стиле сороковых годов и выглядел по-настоящему круто, но мне все равно не хотелось ехать рядом с ним. Должно быть, лицо мое вытянулось, потому что он ткнул меня в плечо. — Не боись! Я просто грею место для Лукаса.
— Спасибо.
Если бы не Вик, мне вовсе не удалось бы сесть рядом с Лукасом — трудно было быстро забраться в автобус. Казалось, что около двух десятков учеников — буквально все те, кто не относится к типичным представителям «Вечной ночи», — стремились попасть в Ривертон. Учитывая, насколько это скучный городишко, они, наверное, просто хотели уехать подальше от школы, и для этого подошло бы любое место. Я-то знаю, что они чувствовали.
Вик галантно уступил место, когда Лукас в конце концов сумел добраться до меня, но не могу сказать, что тут наше свидание и началось. Нас со всех сторон окружали ученики, все они хохотали, болтали и кричали, наконец-то покинув вызывавшую клаустрофобию школу. Через несколько рядов от нас сидела Ракель, оживленно болтая со своей соседкой по комнате. Должно быть, я сумела успокоить ее страхи, хотя бы на время. Несколько человек с неприязненным любопытством посматривали в мою сторону. Видимо, меня все еще подозревали в том, что я отношусь к избранной компании, а это до смешного не соответствовало действительности. Вик встал на коленки на сиденье перед нами, твердо решив рассказать нам все про усилитель, который он собирался купить в музыкальном магазине, работающем допоздна.
— А что ты будешь делать с этим усилителем? — прокричала я сквозь грохот, пока автобус подпрыгивал на ведущей в город дороге. — Тебе не разрешат играть в комнате на электрогитаре!
Вик пожал плечами, и на его лице мелькнула ухмылка.
— Да мне достаточно просто любоваться на него, поняла? Знать, что у меня есть такая классная вещь. Я буду улыбаться каждый день!
— Ты и так всегда улыбаешься, даже во сне. — Несмотря на поддразнивание в голосе, я видела, что в глубине души Лукасу нравится Вик.
— Только так и можно жить, понятно?
Вик был прямой противоположностью типичным «вечноночевцам», и я решила, что мне он тоже нравится.
— И чем ты займешься, пока мы будем смотреть кино?
— Смотреть. Бродить. Почувствую землю под ногами. — Вик поиграл бровями. — Может, встречу в городе горячих цыпочек.
— Тогда лучше купить усилитель попозже, — посоветовал Лукас. — Если тебе придется таскать его за собой, он будет здорово мешать.
Вик серьезно кивнул, и я хихикнула в ладошку.
В общем, мы не могли побыть вдвоем до тех пор, пока не вышли на главную улицу Ривертона всего за квартал от кинотеатра. И оба просияли, увидев афишу.
— «Подозрение», — сказал Лукас. — Режиссер Альфред Хичкок. Он гений.
— В главной роли Кэри Грант. — Лукас кинул на меня взгляд, и я добавила: — У тебя свои приоритеты, у меня свои.
В фойе кинотеатра уже кружили несколько учеников. Скорее всего, не в связи с внезапно возродившейся популярностью Кэри Гранта, а просто потому, что Ривертон не предлагал широкого выбора развлечений. Но мы по-настоящему хотели посмотреть этот фильм — до тех пор, пока не увидели, кто назначен сопровождающим в кинотеатре.
— Поверь, — сказала мама, — мы в таком же смятении, что и вы.
— Мы ничуть не сомневались, что вы пойдете куда-нибудь перекусить. — Папа обнимал ее за плечи, как будто это их свидание, а не наше. Мы все стояли в фойе перед щитом с афишами, с которых на нас в тревоге уставилась Джейн Фонда, словно пыталась решить нашу дилемму, а не собственную. — Вот почему мы согласились подежурить здесь, а в кафе пошел кто-то другой.
— Вам еще не поздно пойти поесть оладий, — добавила мама. — Мы не обидимся.
— Все нормально. — Уж чего нормального в том, чтобы провести первое свидание под надзором родителей, но что, интересно, мне оставалось делать? — Оказалось, что Лукас любит старые фильмы, так что... все хорошо, правда?
— Конечно. — По Лукасу никак нельзя было сказать, что все хорошо.
Он выглядел даже более потрясенным, чем я.
— Ну, если, конечно, ты любишь оладьи... — протянула я.
— Нет. В смысле — я люблю оладьи, но старые фильмы я тоже люблю. — Он так вызывающе вздернул подбородок, будто ожидал, что мои родители начнут его запугивать. — Мы остаемся.
Вместо того чтобы принять угрожающий вид, родители заулыбались.
В воскресенье за обедом я сказала им, что мы с Лукасом едем в Ривертон вместе. Я, конечно, не распространялась, боясь, что их парализует от потрясения, но суть они уловили правильно. К моему удивлению — и облегчению, — они не стали меня ни о чем расспрашивать; если уж совсем честно, они сначала переглянулись, проверяя реакцию друг друга. Наверное, странное чувство, когда твой «чудо-ребенок» становится достаточно взрослым, чтобы идти с кем-то на свидание. Папа спокойно заметил, что Лукас кажется ему хорошим парнем, и спросил, положить ли мне еще макарон с сыром.
Короче говоря, не знаю уж, какой безумной гиперопеки ожидал от них Лукас, но ничего такого не произошло. Мама сказала только:
— На случай, если вы захотите оказаться подальше от нас (а я думаю, что захотите), мы идем на балкон, потому что туда пойдут почти все ученики.
Папа кивнул:
— Балконы — великий соблазн и оказывают сильнейшее гравитационное притяжение на напитки в руках подростков. Я уже с этим сталкивался.
Лукас с непроницаемым лицом ответил:
— Кажется, мы проходили это на уроках естествознания.
Родители засмеялись. Я словно окунулась в теплую волну облегчения. Им понравился Лукас, и может быть, они как-нибудь пригласят его на воскресный обед. Я уже видела, как Лукас постоянно находится рядом со мной, — он легко заполнял все пустоты моей жизни.
Лукас выглядел не так уверенно; когда он вел меня в фойе кинотеатра, взгляд его выражал настороженность, но я решила, что это нормальная реакция любого мальчика на родителей девочки.
Выбрав места под балконом, где мама с папой не могли нас увидеть, мы с Лукасом сели совсем рядом, соприкасаясь коленями и плечами.
— Никогда такого не делал, — сказал он.
— Не ходил в старомодные кинотеатры? — Я оценивающе посмотрела на позолоченные завитки орнамента, украшавшего стены и балкон, и на темно-красный бархатный занавес. — Они в самом деле красивы.
— Я совсем не об этом. — Несмотря на всю свою агрессивность, Лукас иногда мог выглядеть очень застенчивым, но это случалось только тогда, когда он разговаривал со мной. — У меня никогда до этого не доходило... ну, встречаться с девушками.
— Так это и твое первое свидание?
— Свидание... Что, люди до сих пор употребляют это слово? — Я смутилась бы, не подтолкни он игриво мой локоть. — Я просто хочу сказать, что мне еще никогда не доводилось так вот выходить с кем-нибудь куда-то. Просто гулять без чужого присмотра и не думать, что через неделю-другую придется уезжать.
— Ты это говоришь так, будто нигде и никогда не чувствовал себя дома.
— Не чувствовал — до сих пор.
Я скептически глянула на него:
— «Вечная ночь» кажется тебе домом? Ну ты даешь!
На лице Лукаса медленно расплылась улыбка.
— Я имел в виду не «Вечную ночь».
В эту минуту медленно начал гаснуть свет — и слава небесам, иначе я непременно ляпнула бы какую-нибудь глупость вместо того, чтобы получать удовольствие от происходящего.
«Подозрение» — один из тех фильмов с Кэри Грантом, которые я раньше не видела. Эта женщина, Джоан Фонтейн, вышла замуж за Кэри, хотя он и был безрассудным и тратил слишком много денег. Она на это пошла, потому что он — Кэри офигительный Грант, а значит, стоил того, чтобы потратить пару баксов. Но мои рассуждения Лукаса не убедили.
— Разве тебе не кажется подозрительным, что он изучает яды? — прошептал он. — Кто делает изучение ядов своим хобби? Согласись хотя бы, что это странное хобби.
— Ни один мужчина, который выглядит так, как он, не может быть убийцей, — настаивала я.
— А тебе никогда не говорили, что ты слишком быстро начинаешь доверять людям?
— Заткнись! — Я пихнула Лукаса локтем в бок, и из нашего ведерка с попкорном выскочило несколько зерен.
Я с удовольствием смотрела кино, но еще большее удовольствие получала от того, что сидела так близко к Лукасу. Поразительно, как непринужденно мы могли с ним общаться, не говоря ни слова, — достаточно уклончивого веселого взгляда или того, как легко наши руки соприкоснулись и пальцы переплелись. Подушечка его большого пальца описывала круги по моей ладони, и одного этого хватало, чтобы сердце мое заколотилось. А каково будет, если он меня обнимет?
В конце выяснилось, что я права. Оказалось, что Кэри изучал яды для того, чтобы иметь возможность совершить самоубийство и избавить бедняжку Джоан Фонтейн от его многочисленных долгов. Она настояла на том, что вместе они разберутся со всеми сложностями, и они уехали вдвоем. Когда погас последний кадр, Лукас покачал головой.
— Совершенно фальшивый конец. Хичкок хотел, чтобы он оказался виновным. Это студия вынудила его оправдать героя Кэри Гранта, чтобы зрителям понравилось.
— Конец не может быть фальшивым, потому что это конец, — возразила я. В зале на минуту включили свет перед вечерним сеансом. — Давай сходим куда-нибудь еще, ладно? У нас есть немного времени до автобуса.
Лукас посмотрел вверх, и мне стало ясно, что он не прочь уйти подальше от родительских глаз.
— Давай.
Мы шли по небольшой главной улице Ривертона, и нам казалось, что каждый открытый магазин или ресторанчик был заполнен беглецами из академии «Вечная ночь». Мы с Лукасом молча проходили мимо них, пытаясь отыскать то, что нам по-настоящему требовалось, — место, где можно побыть наедине. Мысль, что Лукас хочет уединиться со мной, одновременно возбуждала и пугала меня. Вечер стоял холодный, осенние листья шелестели на мостовой, а мы шли и болтали ни о чем.
Наконец, пройдя мимо автобусной станции, которой оканчивалась главная улица, мы обнаружили за углом старую пиццерию, и выглядела она так, словно ее не приводили в порядок годов с шестидесятых. Не став заказывать целую пиццу, мы просто взяли по куску простой сырной, по банке содовой и вошли в кабинку.
Мы сидели лицом друг к другу за столом, покрытым скатертью в красную и белую клетку, на котором стояла бутылка из-под кьянти, залитая толстым слоем свечного воска. Музыкальный автомат в углу играл какую-то песню Элтона Джона, написанную еще до нашего рождения.
— Я люблю такие места, — сказал Лукас. — Они настоящие. Не то что те, где модные дизайнеры продумывают каждый дюйм.
— И я тоже. — Я призналась бы Лукасу, что люблю есть баклажаны на луне, если бы ему это нравилось. Впрочем, на этот раз я сказала истинную правду. — Здесь можно расслабиться и быть самим собой.
— Быть собой. — Лукас улыбнулся какой-то рассеянной улыбкой, словно своей личной шутке. — Это должно быть проще, чем оно есть.
Я понимала, что он имеет в виду.
В пиццерии почти никого не было, — кроме нас, еще четверо парней, видимо, из какой-то строительной фирмы, в футболках, заляпанных штукатуркой. На их столике стояла пара пустых кувшинов из-под пива. Парни громко хохотали над своими шутками, но мне это не мешало, а, напротив, дало повод перегнуться через стол и оказаться ближе к Лукасу.
— Итак, Кэри Грант, — начал Лукас, посыпая свой кусок пиццы красным перцем. — Похоже, это мужчина твоей мечты, а?
— Он своего рода король мужчин мечты, разве нет? Я без ума от него с тех пор, как впервые посмотрела «Праздник» лет в пять или шесть.
Вроде бы такой киноман, как Лукас, должен был согласиться с этим, но ничего не вышло.
— Большинство старшеклассниц без ума от кинозвезд, которые снимаются в нынешних фильмах. Или телезвезд.
Я откусила кусок пиццы и некоторое время неловко пыталась справиться с потянувшимся с нее сыром. В конце концов мне это удалось, и я пробормотала:
— Мне нравятся многие актеры, но нет таких людей, которые не любили бы Кэри Гранта!
— Полностью согласен с тем, что это трагично, но факт остается фактом — множество наших ровесников даже не слышали о Кэри Гранте.
— Это преступление. — Я попыталась представить себе лицо миссис Бетани, если я предложу ей ввести факультатив по истории кино. — Мои родители всегда знакомили меня с фильмами и книгами, которые они любили еще до моего рождения.
— Кэри Грант был великим актером в сороковые годы, Бьянка. Он снимался в кино семьдесят лет назад.
— И его фильмы постоянно показывают по телевизору. Стоит только чуть-чуть постараться, и можно их все увидеть.
Лукас замялся, и я ощутила прилив страха — и резкое, настоятельное желание сменить тему. Что-нибудь другое, все что угодно. Но опоздала буквально на одну секунду. Лукас сказал:
— Ты говорила, что родители привезли тебя в «Вечную ночь», чтобы ты могла познакомиться с новыми людьми, расширить свой взгляд на мир. Но мне кажется, что они потратили массу времени, стараясь сделать так, чтобы твой мирок оставался как можно меньше.
— Прошу прощения?
— Забудь мои слова. — Он тяжело вздохнул и положил корку на тарелку. — Мне не следовало говорить об этом сейчас. Как-нибудь в другой, более подходящий раз.
Может, мне стоило оставить этот разговор. Меньше всего мне хотелось ссориться с Лукасом на нашем первом свидании. Но я не могла промолчать.
— Нет, я хочу понять. Что ты вообще знаешь о моих родителях?
— Я знаю, что они засунули тебя в «Вечную ночь», практически последнее место на земле, куда не добрался двадцать первый век. Никаких мобильников, нет радио, кабельный Интернет только в компьютерной лаборатории, где всего четыре машины; телевизора нет. Почти никаких контактов с внешним миром.
— Это школа-интернат! Она и должна быть отрезана от остального мира!
— Они хотят отрезать от остального мира тебя. Поэтому научили тебя любить вещи, которые любят сами, а не те, что должны нравиться девочкам твоего возраста.
— Я сама решаю, что мне любить, а что нет. — Я чувствовала, что щеки мои жарко пылают от гнева. Обычно, когда я так бешусь, все кончается слезами, но сегодня я твердо решила не плакать. — Кроме того, ты и сам фанат Хичкока. И тоже любишь старые фильмы. Значит ли это, что твои родители управляют твоей жизнью?
Он перегнулся через стол и впился в меня напряженным взглядом темно-зеленых глаз. Я хотела бы, чтобы он так смотрел на меня всю ночь, но не желала, чтобы это произошло во время размолвки.
— Однажды ты попыталась убежать от своей семьи, а теперь отмахиваешься от этого, словно это был просто дурацкий фортель.
— Именно так оно и было.
— А я думаю, что ты сделала это неслучайно. Я думаю, ты не ошибаешься, чувствуя в «Вечной ночи» что-то жутковатое. И еще я думаю, что тебе следует больше прислушиваться к своему внутреннему голосу, а не к родителям.
Лукас просто не мог всего этого говорить. Если бы мама с папой услышали его... Нет, даже представить себе не могу.
— Даже если «Вечная ночь» — полная дрянь, это не значит, что у меня плохие родители, и это бессовестно — критиковать совершенно незнакомых тебе людей. Ты же ничего не знаешь про мою семью, и я не понимаю, какое тебе вообще до нас дело!
— Просто... — Он замолчал, словно испугавшись собственных слов, а потом медленно, неуверенно произнес: — Мне есть дело, потому что ты мне нравишься.
О, зачем он сказал это сейчас? Вот так? Я затрясла головой:
— Чушь какая-то!
— Эй! — Один из строителей только что включил в музыкальном автомате какой-то безвкусный «металл» восьмидесятых и теперь, пошатываясь, направлялся прямо к нам. — Ты это что, обижаешь девчушку?
— У нас все нормально, — поспешно сказала я. (Не самый подходящий момент обнаружить, что рыцари еще живы.) — Честное слово, все в порядке.
Но Лукас повел себя так, словно вообще меня не услышал. Он злобно зыркнул на парня и рявкнул:
— Это не твое дело!
Все равно что бросил спичку в лужу бензина. Строитель, покачнувшись, шагнул еще ближе, и все его друзья вскочили на ноги.
— Давай и дальше обращайся так со своей подружкой на людях, и это чертовски быстро станет моим делом!
— Он меня не обижал! — Я все еще злилась на Лукаса, но ситуация явно выходила из-под контроля. — Здорово, что вы, ребята, так... гм... заботитесь о женщинах, честное слово... но у нас все в порядке.
— А ты не лезь, — негромко бросил мне Лукас. В его голосе прозвучала нотка, какой я никогда раньше не слышала: какая-то неестественная напряженность. По моей спине пробежала дрожь. — Эта девушка — не ваша забота.
— Ты чё думаешь — она твоя собственность, что ли? Типа можешь обращаться с ней как хочешь? Да ты похож на ту свинью, за которую вышла замуж моя сестра! — Строитель сильно разозлился. — Если ты думаешь, что я не наваляю тебе так же, как ему, то ты, парень, здорово ошибаешься!
Я в отчаянии огляделась в поисках официанта или владельца пиццерии. Родителей. Ракель. В общем, я надеялась увидеть хоть кого-то — кого угодно, — кто мог бы прекратить все это прежде, чем парни-строители сделают из Лукаса отбивную: их было четверо, здоровенные и определенно настроенные на драку.
Мне и в голову не приходило, что Лукас ударит первым. Он двигался так быстро, что я ничего не разглядела: какое-то смазанное движение, и строитель уже повалился на своих дружков. Лукас стоял с вытянутой рукой и сжатым кулаком, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы это осознать. Господи, он просто взял и ударил!
— Какого черта? — Один из парней пошел на Лукаса, но тот увернулся так стремительно, что мне показалось — вот он был здесь, а вот его уже нет.
И, развернувшись, он так толкнул строителя, что я думала — тот упадет.
— Эй! — В обеденный зал выскочил мужчина лет сорока в заляпанном соусом переднике. Мне было все равно, кто это — хозяин, шеф-повар или сам папа римский. Еще никогда в жизни я никому так не радовалась. — Что здесь происходит?
— Ничего не происходит! — Да, я соврала, но это не важно. Я выскользнула из кабинки и попятилась к двери. — Мы уже уходим. Все в порядке.
Строители и Лукас все еще злобно таращились друг на друга, явно желая продолжить драку, но, к счастью, Лукас все же пошел за мной. Когда за нами закрывалась дверь, я расслышала, как хозяин заведения пробормотал что-то про учеников из той проклятой школы.
Оказавшись на улице, Лукас повернулся ко мне:
— Ты как, в норме?
— Нет, за что огромное тебе спасибо! — Я быстро зашагала к главной улице. — Что это на тебя нашло? Начал драку с тем парнем на пустом месте!
— Это он начал!
— Нет, он начал ссору. А вот ты начал драку.
— Я защищал тебя.
— Он тоже думал, что защищает меня. Да, он выпил лишнего и выглядел гадко, но не хотел ничего плохого.
— Ты просто не понимаешь, каким опасным местом на самом деле является этот мир, Бьянка.
До сих пор, когда Лукас начинал так говорить со мной — словно он намного старше и хочет меня оберегать и наставлять, — у меня внутри все теплело и я чувствовала себя счастливой, но на этот раз я разозлилась:
— Сначала ты делаешь вид, будто знаешь все на свете, а потом ведешь себя как придурок и ввязываешься в драку с четырьмя парнями! И потом, я видела, как ты дрался. Тебе это точно не впервой.
Лукас шел рядом со мной, но тут он замедлил шаг, словно испытал сильнейшее потрясение. И я поняла, что он и вправду потрясен, — потому что я догадалась. Он и в самом деле уже участвовал в таких драках, причем не один раз.
— Бьянка...
— Хватит! — Я резко подняла руку, и мы в полном молчании дошли до автобуса.
Там уже стояли учащиеся. Многие с покупками или с банками содовой. Лукас уселся рядом со мной, видимо еще надеясь, что мы поговорим, но я скрестила руки на груди и уставилась в окно. Вик плюхнулся на сиденье перед нами и воскликнул:
— Эй, ребята, как дела? — Потом глянул на наши лица. — Эге, кажется, самое время рассказать одну из моих длинных путаных историй ни о чем.
— Отличная мысль, — коротко буркнул Лукас.
Верный своему слову, Вик бесконечно и бессвязно рассказывал что-то о серфинге, музыкальных группах и жутковатых снах, которые он когда-то видел, и не закрывал рта до самой школы, так что мне не пришлось разговаривать с Лукасом; а Лукас, в свою очередь, вообще промолчал всю дорогу.
Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 12:52 pm

ГЛАВА ШЕСТАЯ

После поездки в Ривертон я чувствовала себя дурой, без всякой причины оттолкнувшей от себя Лукаса. Те строители были пьяны. Кроме того, их было четверо против него одного. Наверное, Лукасу действительно было необходимо продемонстрировать им, что он настроен серьезно, иначе они избили бы его до полусмерти. Если он сделал то единственное, что мог, какое у меня право осуждать его за это?
— Ну уж нет, — заявила Ракель, когда на следующий день я рассказала ей об этом, пока мы прогуливались по двору. Листья уже поменяли цвет, так что видневшиеся в отдалении холмы уже не зеленели, а сверкали алым и золотым. — Если парень склонен к насилию, от него нужно держаться подальше. Точка. Радуйся, что он показал тебе свой характер раньше, чем успел разозлиться на тебя.
Ее горячность меня поразила.
— Можно подумать, ты знаешь, о чем говоришь.
— Ты что, никогда фильмов по женскому каналу не смотрела? — Ракель, не глядя мне в глаза, теребила плетеный кожаный браслет на запястье. — Это всем известно. Мужчины, распускающие руки, — плохие мужчины.
— Я знаю, что он погорячился, но Лукас никогда в жизни не ударил бы меня.
Ракель пожала плечами и плотнее запахнула на себе школьный блейзер, как будто замерзла, хотя на самом деле было не так уж холодно. И в первый раз я вдруг задумалась, не являются ли ее незаметность и мальчишеская внешность способом избегать ненужного внимания.
— Никто никогда не думает, что с ним может случиться что-нибудь плохое, пока оно не случается. И потом, он все время говорит тебе, что здесь все так паршиво и что тебе не нужно дружить со своей соседкой по комнате и с другими тоже, так?
— Ну... да, но...
— Вот тебе и «но». Лукас пытался отделить тебя от остальных, чтобы иметь над тобой больше власти. — Ракель покачала головой. — Лучше держись от него подальше.
Я знала, что она ошибается насчет Лукаса, но еще я знала, что так его и не раскусила. Почему он вдруг начал критиковать моих родителей? Он один-единственный раз видел нас всех вместе — там, в кинотеатре, и они вели себя дружелюбно и вежливо. Правда, он заявил, что причина в моей несмелой попытке сбежать в первый учебный день, но я ему не очень-то поверила. Если у него возникли сложности с моими мамой и папой, он наверняка просто придумал их себе, исходя из каких-то своих странных, смахивающих на паранойю соображений, и мне совершенно не хотелось в них разбираться.
Объяснения сами возникали у меня в голове. Может, до меня у него была девушка, шикарная и искушенная, объездившая весь мир, а ее родители вели себя как снобы. К примеру, они прогнали Лукаса, запретив ему видеться со своей дочерью, он сильно страдал и теперь никому не доверяет.
Однако эта придуманная история ничуть мне не помогла. Я тут же начала жалеть Лукаса, как будто поняла, почему он так странно себя повел, а ведь на самом деле ничего я не поняла. Кроме того, сравнивая себя с этой выдуманной, искушенной во всем девушкой, я почувствовала неуверенность — а как неприятно ощущать угрозу от человека, которого вовсе не существует!
Не думаю, что до этого я понимала, насколько важным стал для меня Лукас, — до того, как мы с ним разлучились и у меня появились реальные основания держаться от него в стороне. Урок химии (единственный, который мы посещали вместе) превратился в ежедневную пытку; я буквально чувствовала Лукаса рядом — так мы чувствуем огонь в холодной комнате. И все-таки я с ним не заговаривала, а он не заговаривал со мной, уважая мое желание молчать. Не думаю, что он страдал сильнее меня. Логика подсказывала, что мне лучше держаться подальше от него, но логика ничего для меня не значила. Я все время тосковала по Лукасу, и казалось, что чем больше я убеждаю себя оставить его в покое, тем сильнее хочу быть с ним.
Испытывал ли он то же самое? Не уверена. И я точно знала только одно — он не прав в своем отношении к моим родителям.
— Как ты себя чувствуешь, Бьянка? — мягко спросила мама, когда мы с ней убирали со стола после очередного воскресного обеда.
Я плохо спала, мало ела и больше всего хотела натянуть себе на голову одеяло и спрятаться под ним на ближайшие два года. Но впервые в жизни у меня не возникло ни малейшего желания поделиться с родителями. Они были учителями Лукаса, и будет нечестно по отношению к нему рассказывать о своих подозрениях. Кроме того, если я заговорю о том, что мы с Лукасом расстались еще до того, как у нас что-то началось, моя утрата станет реальной.
— Хорошо.
Мама с папой переглянулись. Они видели, что я вру, но не собирались давить на меня.
— Знаешь, что я тебе скажу? — произнес папа, направляясь к проигрывателю. — Не спеши уходить.
— Правда? — Правила воскресных обедов требовали, чтобы я возвращалась в свою комнату и приступала к урокам почти сразу же после окончания трапезы.
— Вечер очень ясный. Я подумал, может, ты захочешь посмотреть в телескоп? И потом, я как раз собирался поставить Фрэнка Синатру — я же знаю, как ты любишь Мистера Голубые Глаза.
— «Fly Me to the Moon», — попросила я, и через несколько секунд для нас запел Фрэнк.
Я показала родителям туманность Андромеды — сначала велела посмотреть вверх от Пегаса, а затем вести взглядом на северо-восток, пока не увидят ее — мягкое туманное свечение миллиарда звезд далеко-далеко от нас. Потом я долго прочесывала космос, и каждая знакомая звезда казалась мне давно потерянным другом.

На следующий день, по дороге на урок истории, я заметила Лукаса в коридоре, причем в тот же миг, когда он увидел меня. Солнечный свет, падавший сквозь витражное стекло, окрасил Лукаса в цвета осени, и мне показалось, что я еще никогда не видела его таким красивым.
Однако, едва наши взгляды встретились, момент утратил все свое очарование. Лукас выглядел страдающим, таким же смущенным и потерянным, какой чувствовала себя я после того скандала в пиццерии, и на какую-то ужасную секунду я ощутила укол вины, потому что ранила его именно я. И в его глазах тоже затаилась вина. Но тут он сжал губы и отвернулся от меня, слегка сгорбившись. И через несколько секунд затерялся среди толпы школьников в форме — еще один невидимка в «Вечной ночи».
Может быть, он снова убеждал себя, что лучше всего держаться подальше от других. Я вспоминала, как он вел себя, когда мы были вдвоем, был таким счастливым и раскованным, таким свободным, и мысль о том, что это я принудила его снова замкнуться в себе и отгородиться от мира, меня угнетала.
— Лукас в ужасной тоске бродит по нашей комнате, — сообщил мне Вик на следующий день, когда мы с ним столкнулись на лестнице. На этот раз Вик оделся нормально — во всяком случае, от щиколоток и выше, потому что красные кроссовки у него на ногах явно не имели никакого отношения к школьной форме. — Он и так-то парень угрюмый, но это уже не просто угрюмость. Это сверхугрюмость. Мегаугрюмость. Экстримугрюмость. — Чтобы подчеркнуть свои слова, он изобразил руками крест.
— Это он тебя подослал попросить за себя? — Я постаралась произнести это легкомысленно, но не думаю, что у меня получилось, — услышав мой осипший голос, любой мог догадаться, что я сегодня плакала, даже такой рассеянный человек, как Вик.
— Никуда он меня не посылал. Он вовсе не такой. — Вик пожал плечами. — Просто мне интересно, в чем причина трагедии.
— Никакой трагедии нет.
— Еще какая трагедия, и ты ничего не хочешь мне рассказать, но, слушай, это нормально. Потому что все это не мое дело.
Я почувствовала ужасное разочарование. Если бы Лукас подослал Вика ко мне поговорить от его имени, я разозлилась бы, но он решил отпустить меня без борьбы, и это причиняло мне боль.
— Ладно.
Вик толкнул меня локтем.
— Но мы-то с тобой по-прежнему друзья, да? Вы, ребята, получите при разводе совместную опеку надо мной. И право на частые посещения.
— При разводе? — Я не выдержала и рассмеялась.
Только Вик мог назвать последствия неудавшегося первого свидания разводом. Мы с ним вовсе не были друзьями раньше, так что, сказав «по-прежнему», он здорово преувеличил, но я не стала обращать на это внимания. Кроме того, Вик мне нравился.
— Мы по-прежнему друзья.
— Отлично! Чудики должны держаться вместе.
— Ты назвал меня чудиком?
— По мне, так это высшая честь. — Мы шли по коридору. Вик вытянул руки и обвел одним жестом все: высокие потолки, темную резьбу по дереву, обрамлявшую все двери, приглушенный свет, просачивавшийся сквозь старые окна и отбрасывавший длинные неровные тени на пол. — Это место — просто средоточие всего странного. Поэтому тот, кто кажется чудаковатым здесь, будет нормальным в любом другом месте. Во всяком случае, я именно так и считаю.
Я вздохнула:
— Знаешь, похоже, ты прав.
И он точно не ошибался, говоря, что в месте, подобном академии «Вечная ночь», нужно иметь как можно больше друзей. Дело не в том, что мне здесь хоть когда-нибудь нравилось, но за короткое время, проведенное с Лукасом, я поняла, каково это — не быть отчаянно одинокой. А теперь, без него, мое одиночество сделалось намного острее. Теперь я понимала, насколько лучше все могло бы быть, и от этого становилось еще тяжелее выносить это недружелюбное, пугающее место.
Смена времен года не улучшила ситуацию. Готическую архитектуру школы слегка смягчали роскошный плющ и зеленая лужайка. Яркий солнечный свет пробивался даже сквозь узкие окна с витражами. Но теперь сумерки наступали раньше, и «Вечная ночь» производила впечатление еще большей изолированности от всего мира, чем прежде. Температура падала, постоянный холод просочился в классы и спальни, и иногда казалось, что морозные узоры на окнах навеки въелись в стекла. Даже красивые осенние листья, одиноко шелестя на ветру, вызывали жутковатое чувство. Они уже падали с деревьев, оставляя обнаженными ветви, которые напоминали растопыренные когти, царапающие серое, затянутое тучами небо.
Я гадала, не придумали ли основатели школы Осенний бал, чтобы подбодрить учеников в это мрачное время года.
— Навряд ли, — сказал Балтазар. Мы с ним сидели за одним столом в библиотеке; он предложил мне вместе заниматься через пару дней после злополучной поездки в Ривертон. В старой школе я никогда ни с кем не занималась, потому что занятия обычно превращались в разговоры и дуракаваляние, и приходилось делать уроки намного дольше, а я предпочитала быстренько выполнить домашнее задание и забыть о нем. Но оказалось, что Балтазара это тоже устраивает, поэтому в следующие две недели мы провели с ним вдвоем много времени, часами сидя бок о бок и едва обмениваясь парой слов. Разговоры начинались только тогда, когда мы складывали учебники. — Подозреваю, что основатели школы просто любили осень. Думаю, она выявляет истинный характер «Вечной ночи».
— Вот поэтому все так нуждаются в положительных эмоциях.
Балтазар усмехнулся и закинул на плечо кожаную сумку:
— Это не самая ужасная школа на земле, Бьянка. — Балтазар меня поддразнивал, но я видела, что он искренне беспокоится. — И мне бы хотелось, чтобы тебе здесь было весело.
— Значит, нас таких уже двое, — сказала я, кинув взгляд в угол, где несколько минут назад заметила что-то читавшего Лукаса.
Он все еще сидел там, его бронзовые волосы сверкали под светом лампы, но он даже глазом не повел в нашу сторону.
— Тебе бы здесь понравилось, если бы ты по-настоящему попыталась. — Балтазар придержал для меня дверь библиотеки. — Просто нужно во всем как следует разобраться. И постарайся поближе познакомиться с людьми.
Я глянула на него:
— Типа Кортни?
— Поправка: постарайся поближе познакомиться с подходящими людьми. — Говоря «подходящие люди», Балтазар не имел в виду самых богатых или самых популярных; он подразумевал достойных.
Но пока единственным таким человеком из всей толпы был сам Балтазар, поэтому я решила, что справляюсь с этим не так уж и плохо.
— Не думаю, что «Вечная ночь» подходит каждому, — призналась я. — Вот я уверена, что мне она не подходит. Понятно, что она служит определенной цели, но я буду рада, когда ее закончу.
— Я тоже, но по другой причине. — Балтазар медленно шел рядом со мной, тщательно соразмеряя свои шаги с моими, чтобы я не отставала. Иногда я вдруг замечала, какой он крупный — высокий, широкоплечий, мощного сложения, — и в животе у меня возникала странная щекотка. — В «Вечной ночи» я всегда чувствую, что могу понять целый мир. Будто могу им управлять. Каждый новый предмет, каждая новинка — я просто жду не дождусь, когда выйду отсюда и все это испробую сам.
Его энтузиазм не помог мне полюбить школу, но Балтазару удалось заставить меня улыбнуться — кажется, впервые за целую вечность.
— Что ж, по крайней мере один из нас счастлив.
— Надеюсь, скоро мы оба будем счастливы, — негромко произнес Балтазар.
Его темные глаза пристально, изучающе всматривались в меня, и я снова почувствовала ту теплую щекотку.
Мы дошли до арки, ведущей к спальням девочек, и Балтазар остановился прямо на границе. Я легко представила его себе в девятнадцатом веке, с любезными манерами, отвешивающим мне поклон, и губы мои растянулись в улыбке.
Балтазар вроде бы собрался что-то сказать, но тут появилась Патрис, видимо уже покончившая с домашним заданием.
— О, Бьянка, вот ты где! — Она непринужденно взяла меня за руку, словно мы с ней были лучшими подругами. — Ты просто обязана объяснить мне последнее задание по современным технологиям. Я в нем ничего не понимаю.
— Гм... хорошо. — Патрис потащила меня по коридору, я оглянулась и помахала Балтазару. Он выглядел не столько разочарованным, сколько развеселившимся. — Мы разговаривали, — пробормотала я Патрис.
— Знаю, — прошептала она в ответ. — Но так ему захочется найти возможность снова поговорить с тобой, а это значит, что он скорее вернется к тебе.
— Правда?
— Судя по моему опыту, это отлично срабатывает. Кроме того, мне и правда нужно, чтобы ты мне все объяснила.
Мне уже не в первый раз приходилось помогать Патрис именно с этим курсом, и не в первый раз я задумалась, зачем на это согласилась.
— Без проблем, — вздохнула я.
Патрис хихикнула и на какое-то мгновение стала походить на самую обычную девчонку.
— Если хочешь знать мое мнение, Балтазар — один из самых привлекательных парней в школе. Не совсем мой тип, но эти плечи! Эти темные глаза! Ты молодец.
— Мы просто друзья, — возразила я, входя в комнату.
— Просто друзья. Хм... — Глаза Патрис лукаво заблестели. — Интересно, а Кортни с этим согласится?
Я вскинула руки, желая прекратить этот странный разговор раньше, чем он станет еще более неловким.
— Только не говори ничего Кортни, ладно? Я не хочу неприятностей.
Патрис выгнула бровь.
— Не говорить ей чего? Вроде бы ты утверждаешь, что и говорить-то не о чем.
— Если хочешь, чтобы я помогла тебе с домашней работой, давай оставим эту тему. Сейчас же.
Патрис, немного обидевшись, пожала плечами.
— Да пожалуйста. Будь я на твоем месте, я бы только радовалась, что сумела привлечь внимание такого парня, как Балтазар. Но если хочешь, давай поговорим о домашнем задании.
Если честно, я и в самом деле немного гордилась тем, что нравлюсь Балтазару. Конечно, я сомневалась, что он хочет чего-то большего, чем просто дружба, но иногда он действительно со мной заигрывал. После неразберихи с Лукасом мне это было приятно — вроде я и вправду красивая и привлекательная, а не робкая неловкая девчонка.
Балтазар добрый, умный, и у него прекрасное чувство юмора. Он нравится всем — может быть, потому, что сам почти ко всем хорошо относится. Даже Ракель, которая буквально всех терпеть не может, говорит ему «привет», и он всегда ей отвечает. Он не холодный и не сноб. И в самом деле невероятно привлекательный внешне.
Собственно, он воплощал в себе все, чего может хотеть девушка. Но он не Лукас.
Мою старую школу учителя всегда украшали к Хеллоуину. Оранжевые пластиковые тыквы стояли на окнах, дожидаясь, когда их заполнят конфетами, и на каждой стене висели изображения летящих ведьм. В прошлом году директор повесил на дверь своего кабинета гирлянду и прикрепил слово «Ууу!» из кривых зеленых букв. Мне всегда казалось, что это глупо и фальшиво, и никогда в голову не приходило, что однажды я стану скучать по этому.
В «Вечной ночи» никто не развешивал никаких украшений.
— Может, они думают, что горгульи и так страшные, — предположила Ракель, когда мы с ней обедали у нее в комнате.
Я вспомнила ту, за окном моей спальни, и попыталась представить ее, украшенную гирляндой.
— Да, я понимаю, что ты хочешь сказать. Если наша школа — это промозглое пугающее адское подземелье, то украшения к Хеллоуину здесь вроде и не к месту.
— Жаль, что мы не можем устроить тут дом с привидениями. Ну знаешь, для маленьких детей из Ривертона. Мы бы нарядились в маскарадные костюмы и сделали бы все по-настоящему жутким. Изображали бы по выходным чертей и демонов. Некоторым из этих придурков и притворяться особо не пришлось бы. Мы могли бы собрать денег для школы.
— Не думаю, что академия «Вечная ночь» нуждается в деньгах.
— Вообще-то да, — согласилась Ракель. — Но мы бы могли собрать денег на благотворительность. Вроде «горячей линии психологической помощи», или предотвращения самоубийств, или еще что-нибудь в этом роде. Не думаю, что многие из здешних интересуются благотворительностью, но, может, они бы занялись этим исключительно ради поступления в колледж. Никто из этих богатеньких стерв даже не заговаривает про учебу в колледже, наверное, все по семейным традициям собираются в Гарвард или в Йель, но заявления-то им все равно придется подавать. Так что они могли бы заинтересоваться идеей, да?
Перед моим мысленным взором замелькали картинки: паутина на лестницах, маниакальный хохот учащихся, эхом отражающийся от стен большого зала, и невинные маленькие дети с расширенными от ужаса глазами, а Кортни или Видетт размахивают у них над головами длинными черными ногтями.
— Мы уже все равно опоздали — до Хеллоуина осталось всего две недели. Может, на следующий год?
— Если я вернусь сюда на следующий год, застрели меня, пожалуйста, — застонала Ракель, бухнувшись на постель. — Родители сказали, что я должна держаться до конца, потому что я получила стипендию, чтобы учиться здесь. А иначе придется вернуться в старую школу с металлоискателями на дверях и сокращенной учебной программой. Но я ненавижу эту академию, просто ненавижу!
У меня в животе заурчало. Салата из тунца и крекеров, которыми мы с Ракель подкрепились, явно не хватило, чтобы утолить мой голод. Придется съесть что-нибудь у себя в комнате. Да только мне не хотелось, чтобы Ракель это поняла.
— Мы привыкнем, и все наладится.
— Ты и вправду в это веришь?
— Нет.
Мы уныло посмотрели друг на друга и расхохотались.
Отсмеявшись, я сообразила, что слышу крики — не очень близко, скорее в дальнем конце коридора. Ракель жила недалеко от центральной арки, соединявшей спальное крыло девочек с учебными помещениями. Мне казалось, что крики доносятся оттуда.
— Эй, ты слышишь...
— Да. — Ракель приподнялась на локтях и прислушалась. — Похоже, там драка.
— Драка?
— Поверь человеку, привыкшему к самой паршивой бесплатной государственной школе Бостона. Уж я-то всегда узнаю драку, если услышу.
— Пошли! — Я схватила сумку с учебниками и рванулась к двери, но Ракель вцепилась мне в рукав свитера.
— Ты что делаешь? Ни к чему нам в это ввязываться. — Она смотрела на меня расширенными глазами. — Не нарывайся на неприятности!
Она рассуждала разумно, но я ее не слушала. Если там драка, я должна была убедиться, что Лукас в ней не замешан.
— Сиди здесь, если хочешь, а я пошла.
Ракель отпустила мой рукав.
Я без промедления помчалась туда, где раздавались крики, даже вопли.
— Уберите его отсюда! — орала Кортни, и в ее голосе слышалось жестокое ликование.
— Парни, эй, парни! — Теперь в коридоре эхом отдавался голос Вика. — Хватит уже!
С упавшим сердцем я завернула за угол и увидела, как Эрик бьет Лукаса в лицо. Лукас отлетел назад и шлепнулся прямо на пятую точку на глазах у всей школы. Типичные «вечноночевцы» захохотали, а Кортни даже зааплодировала. Губы Лукаса были испачканы кровью, темной на его бледной коже. Сообразив, что смотрит снизу вверх на меня, он зажмурился. Наверное, смущение ранило сильнее, чем удар.
— И не смей меня больше оскорблять! — предупредил Эрик, вытянул перед собой руки и начал их рассматривать, словно был доволен своей работой. Костяшки пальцев перепачкались в крови Лукаса. — А не то в следующий раз я заткну тебя навеки.
Лукас приподнялся, пристально глядя на Эрика. Над собравшейся толпой повисло жутковатое молчание, будто все внезапно сделалось намного серьезнее и драка не закончилась, а только начинается. Но я почувствовала, что это вовсе не страх, а... предвкушение. Нетерпение. Желание наказать.
— В следующий раз все повернется совершенно по-другому.
— Да, и я так думаю, — издевательски ухмыльнулся Эрик. — В следующий раз будет по-настоящему больно. — Он повернулся и пошел прочь — герой-победитель в глазах Кортни и других приспешников, последовавших за ним.
Все остальные тоже торопливо разошлись, не дожидаясь появления учителей. Остались только мы с Виком.
Вик опустился рядом с Лукасом на колени.
— Кстати, выглядишь дерьмово.
— Спасибо, что так осторожно сообщил мне об этом. — Лукас сделал глубокий вдох и застонал.
Вик поддержал его и протянул салфетку, чтобы промокнуть капавшую из носа Лукаса кровь.
Я не знала, что сказать, и могла думать только о том, как ужасно выглядит Лукас. Эрик явно одержал над ним верх. После того случая в пиццерии я представляла себе Лукаса довольно агрессивным парнем, который постоянно ввязывается в драки просто так, ради удовольствия. Хотя вот только что он ввязался в очередную драку. Значит ли это, что я права? Или же то, что из него чуть не вышибли дух, доказывает, что Лукас вовсе не такой крутой?
— Ты как, цел? — спросила я наконец.
— Конечно. Все просто отлично. — Лукас даже не глянул на меня. — На самом деле человеку требуется всего один или два коренных зуба. Все остальные — лишние.
— Тебе выбили зубы? — Вик побледнел.
— Один вроде шатается, но я думаю, он удержится на месте. — Лукас помолчал, потом сказал мне: — А я тебе говорил, что раньше или позже этим и кончится.
Да, он говорил мне, что однажды станет в «Вечной ночи» парией. Очевидно, этот день настал.
Но зачем он делает вид, что оставил меня ради моей же пользы? Это я от него ушла.
— Лишь бы с тобой все было в порядке, — сказала я и ушла, оставив его на полу.
Может, на этот раз он поймет, кто из нас кого бросил.
Меня мучили грусть и смятение, плечи поникли, горло перехватило. Я закусила губу так сильно, что почувствовала вкус крови. Это заставило меня встряхнуться, но я все равно не могла вернуться в комнату Ракель: я не была готова отвечать на ее вопросы. Поэтому пришлось пойти в библиотеку, чтобы отсидеться там те полчаса, что оставались до урока политологии. Уж наверное я найду там что-нибудь почитать — книжку по астрономии или журнал мод. Если ненадолго уткнуться носом в книгу, может, станет чуть лучше.
Но только я подошла к двери, как она распахнулась. На пороге стоял Балтазар. Он с комическим видом выглянул в коридор.
— Ну что, берег чист?
— Что?
— Я решил, что ты скрываешься от королевской битвы между Лукасом и Эриком.
— Битва окончена. — Я вздохнула. — Эрик победил.
— Мне жаль.
— Правда? Я думала, здесь почти никому не нравится Лукас.
— Он, безусловно, смутьян, — согласился Балтазар, — но Эрик тоже, а у Эрика хватает сторонников. Полагаю, я испытываю некоторую слабость к побежденным в любой драке.
Я прислонилась к стене, чувствуя себя такой измученной, будто сейчас была полночь, а не середина дня.
— Иногда здесь такое напряжение, что удивительно, как все вокруг не разбилось вдребезги.
— Ну так расслабься. Отложи на время уроки, — посоветовал Балтазар.
— Я и не собиралась делать уроки. Просто хотела немного отвлечься.
— Отвлечься — в библиотеке! Нормально. Знаешь что? — Он склонился ко мне. — Тебе нужно почаще выходить и развлекаться.
Я чувствовала себя слишком несчастной, чтобы смеяться, но все же улыбнулась.
— Почаще? Ты здорово преуменьшил.
— Тогда позволь тебе кое-что предложить. — Балтазар немного замялся, так что я догадалась, что он собирается сделать, и взял меня под руку. — Пойдешь со мной на Осенний бал?
Несмотря на все шуточки и намеки Патрис, я и мечтать не смела, что он мне такое предложит. Он был самым красивым парнем в школе и мог пригласить кого угодно. И хотя мы с ним неплохо ладили и даже дружили (и хотя я не осталась равнодушной к его чарам), этого я себе не представляла.
И уж тем более не думала, что моим первым порывом будет сказать ему «нет».
Но это, конечно, полный идиотизм. Я хотела отказать Балтазару, надеясь, что меня пригласит кое-кто другой. Но этот кое-кто меня, конечно, никуда не пригласит, потому что я только что навсегда его от себя оттолкнула.
Балтазар нежно смотрел на меня, и в его карих глазах светилась надежда.
— С большим удовольствием, — собравшись с силами, выдавила я.
— Отлично! — Он улыбнулся, и ямочка на подбородке сделалась глубже. — Мы здорово повеселимся.
— Спасибо, что пригласил меня.
Он покачал головой, словно не веря своим ушам.
— Поверь, если тут кому повезло, так это мне.
Я улыбнулась ему, потому что никто никогда не говорил мне ничего более приятного. Хотя это и совершенная неправда — самый популярный парень в школе приглашает на бал главную неудачницу, и всем понятно, кто тут счастливчик, но все равно очень приятно.
Впрочем, улыбка моя тоже была лживой. Я сама себя ненавидела, глядя в красивое лицо Балтазара и мечтая о том, чтобы он был Лукасом. Но именно этого мне и хотелось.

Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 12:53 pm

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Первые посылки на Хеллоуин прибыли. Длинные коробки, на некоторых — элегантные бирки дорогих магазинов, часть прислана из Нью-Йорка и Парижа. Посылка Патрис пришла из Милана.
— Сиреневое. — Папиросная бумага зашуршала, когда Патрис вытащила платье для Осеннего бала. Она приложила бледный шелк к себе, вроде бы показывая мне, как это должно выглядеть, но на самом деле буквально обнимая платье. — Тебе не кажется, что цвет просто прелестный? Не знаю, в моде ли он сейчас, но я его просто обожаю.
— На тебе оно будет смотреться замечательно. — Я уже сейчас видела, что оттенок подчеркнет цвет лица Патрис. — Должно быть, ты уже побывала на сотне таких больших вечеров, как этот.
Патрис прикинулась скромницей.
— Ой, через некоторое время все они сливаются в один. А что, у тебя это будет первый бал?
— В старой школе устраивали пару раз, — ответила я, не упоминая о том, что устраивались они в спортивном зале, под паршивый музыкальный центр, игравший в основном занудное попурри.
Патрис все равно этого не поймет, а тем более того, что даже во время таких танцев я неловко стояла у стены или пряталась в женском туалете.
— Ну, здесь тебя ждет море удовольствия. Таких балов больше нигде не устраивают. Это волшебно, Бьянка, просто волшебно. — Лицо Патрис светилось предвкушением, и я пожалела, что не могу разделить ее возбуждение.
Две недели между приглашением Балтазара и Осенним балом я была сама не своя — меня на тысячу кусочков раздирали самые противоречивые чувства. Я могла рассматривать с мамой платья в каталоге и с удовольствием выбирала самые красивые, а через час на меня наваливалась такая тоска по Лукасу, что я задыхалась. Балтазар, подбадривая, улыбался мне, когда мы во время урока цапались с миссис Бетани, и я думала, какой же он классный парень. Но меня тут же захлестывало чувство вины, потому что мне казалось, что я просто вожу Балтазара за нос. Конечно, он не падал передо мной на колени и не клялся в вечной любви, но я знала, что он надеется на более теплые чувства с моей стороны.
Ночами я лежала в постели и представляла себе, как Балтазар меня целует или просто держит мое лицо в ладонях, но все эти образы не имели никакого значения; с таким же успехом я могла вспоминать сцены из какого-нибудь фильма. Но вот я засыпала, мысли мои разбредались в разные стороны, и фантазии сразу менялись. Темные глаза становились зелеными, и вот уже рядом со мной возникал Лукас, и его губы прижимались к моим. Меня никто никогда не целовал, однако, беспокойно ерзая под одеялом, я отчетливо представляла себе это. Кажется, мое тело знало гораздо больше, чем я. Сердце колотилось, щеки полыхали, иногда я просто не могла заснуть. Фантазии о Лукасе были лучше любого сна.
Я говорила себе, что так дело не пойдет. Я собиралась идти на Осенний бал с самым красивым парнем в школе, это единственная по-настоящему чудесная вещь, случившаяся со мной в академии «Вечная ночь», и мне хотелось получить от этого удовольствие. Но сколько бы я ни повторяла это мысленно, мне все равно не верилось, что танцы смогут сделать меня счастливой.
Все изменилось, когда в вечер бала я надела новое платье.
— Я его немного убрала в талии. — У мамы на шее болтался портновский сантиметр, а в манжеты рубашки она воткнула несколько булавок. Мама умеет шить — по-настоящему шить, любую вещь, какую только захочешь, и она перешила для меня платье, купленное по каталогу. (Однако подгонять по мне школьную форму не стала, отговорившись тем, что в сутках не так много часов. Это плавно перешло в совет научиться шить самой, да только ничего не вышло. Мама категорически не доверяет швейным машинкам, а я не могу проводить все свободное воскресное время с наперстком.) — И немножко углубила вырез.
— Хочешь, чтобы я ослепила всех мальчишек? — Мы с мамой расхохотались. Сложно изображать из себя скромницу, стоя в одних трусиках и бюстгальтере без бретелек. — Это, да еще я накрашена так, как никогда в жизни, — папа не особенно обрадуется.
— Думаю, твой отец переживет, особенно когда увидит, какая ты красавица.
Я шагнула в темно-синее платье. Мама помогла мне натянуть его, застегнула молнию на боку, и поначалу мне показалось, что она ушила его в талии слишком сильно. Но тут мама застегнула пряжку, и я поняла, что еще могу дышать. Лиф сидел безупречно, подчеркивая талию, а потом переходил в широкую юбку.
— Ого, — прошептала я, расправляя мягкую полупрозрачную ткань и поражаясь, до чего к ней приятно прикасаться. — Хочу посмотреть.
Я собралась шагнуть к зеркалу, но мама меня остановила.
— Погоди. Сначала я тебя причешу.
— Я просто хочу посмотреть на платье, а не на волосы!
— Поверь мне. Ты будешь счастлива, когда увидишь все вместе! — Мама засияла. — Кроме того, мне это доставляет огромное удовольствие.
Невозможно сказать «нет» женщине, которая всю последнюю неделю переделывала мое платье. Я села на краешек кровати и позволила ей расчесывать и заплетать.
— Балтазар просто потрясающий парень, — сказала мама. — Во всяком случае, на мой взгляд.
— Да. Безусловно.
— Хм. Как-то без энтузиазма это прозвучало.
— Ничего подобного. В смысле — я этого не хотела. — Возражение прозвучало неубедительно даже для меня самой. — Просто я его пока не очень хорошо знаю, вот и все.
— Вы с ним изучаете одни и те же предметы. Думаю, ты знаешь его достаточно хорошо для первого свидания. — Мамины ловкие пальцы плели тоненькую косичку у меня на виске. — Может, все дело в Лукасе? Кстати, что между вами произошло?
«Он попытался настроить меня против вас, а потом начал избивать строителей в городе, мама, — ответила я мысленно. — Поэтому естественно, что я хочу быть именно с ним. Может, теперь вам с папой придет в голову преследовать Лукаса, размахивая зажженными факелами?»
— Да ничего особенного. Просто мы не подходим друг другу, вот и все.
— И все-таки он тебе по-прежнему небезразличен. — Мама говорила так ласково, что я почувствовала желание повернуться и крепко обнять ее. — Если тебе это хоть чуть-чуть поможет, то у вас с Балтазаром, несомненно, есть много общего. И он тот человек, о котором можно думать серьезно. Впрочем, я что-то чересчур тороплюсь. Тебе всего шестнадцать, и ты не должна думать о чем-то серьезном. Просто как следует повеселись на балу.
— Обязательно. Уже одно это платье — просто чудо!
— К нему требуется кое-что еще... — Мама встала передо мной, подбоченившись, и принялась рассматривать результат своего труда. Потом лицо ее прояснилось. — Эврика!
— Мама, что ты делаешь? — К моему ужасу, она подошла к телескопу, держа в руках ножницы, и отрезала шнурки с болтавшимися на них бумажными звездочками-оригами. — Мама! Я их обожаю!
— Мы потом все вернем на место. — Она протянула мне два коротких шнурка с крохотными серебристыми искрящимися звездочками на концах. — Подержи-ка секундочку.
— Ты сошла с ума, — сказала я, сообразив, что она собралась сделать.
— Скажи это еще раз, когда все увидишь. — Мама воткнула мне в волосы последнюю заколку и повернула меня лицом к зеркалу. — Смотри!
Я не сразу поверила, что девушка в зеркале — это я. Темно-синее платье оттеняло мою бледную кожу, и она выглядела нежной и гладкой, как шелковая. Макияж не сильно отличался от повседневного, но искусные мамины руки сумели придать ему мягкость. Темно-рыжие волосы она зачесала со лба назад и заплела в несколько косичек разной толщины, а дальше они просто ниспадали на шею — такие прически женщины делали в Средние века, только вместо цветов, как на старых картинах, в моих волосах были закреплены серебряные звездочки, настолько маленькие, что казались драгоценными камнями на концах шпилек. Я крутила головой, изучая себя, и звездочки вспыхивали и поблескивали.
— О, мама... как ты это сделала?
На глаза мамы навернулись слезы. Иногда она бывает такой сентиментальной — в хорошем смысле слова.
— Просто у меня очень красивая дочь.
Она всегда говорила мне, что я хорошенькая, но впервые в жизни я подумала, что, может быть, это правда. Конечно, я не походила на сногсшибательную красотку с журнальных обложек, вроде Кортни или Патрис, но все-таки была красивой.
Мы вышли в гостиную, и папа был потрясен не меньше меня. Они с мамой обнялись, и мама прошептала:
— Мы отлично справились, правда?
— Просто отлично.
Они начали целоваться, будто меня в комнате не было. Я прокашлялась.
— Эй, ребята, мне всегда казалось, что в день своего бала на первом месте все-таки должен быть подросток.
— Прости, милая. — Папа положил мне руку на плечо. Рука показалась мне холодной, словно сама я излучала тепло. — Ты просто ошеломительна. Надеюсь, Балтазар понимает, какой он счастливчик.
— Пусть только попробует не понять, — сказала я, и родители рассмеялись.
Я видела, что мама с папой с удовольствием спустились бы вниз вместе со мной, но, к моему большому облегчению, все-таки не стали этого делать. Это была бы уже чересчур сильная опека. Кроме того, мне хотелось немножко побыть одной. Я шла вниз по лестнице, подхватив рукой развевающийся подол платья и стараясь убедить саму себя, что все происходит наяву, а не во сне.
Снизу доносились смех, болтовня, негромко играла музыка; танцы уже начались, я опаздывала. Может, Патрис и права насчет того, что нужно заставлять парней ждать.
В ту самую секунду, как я спустилась с последней каменной ступеньки и вошла в ярко освещенный свечами большой зал, Балтазар обернулся, словно каким-то образом почувствовал мое приближение. Мне достаточно было взглянуть на него, увидеть, как он на меня смотрит, чтобы понять: Патрис точно права.
— Бьянка, — сказал он, подходя ко мне, — ты выглядишь восхитительно.
— Ты тоже.
Балтазар надел классический смокинг, в точности такой, какой носил Кэри Грант в сороковых годах. Но как ни шикарно он выглядел, я невольно кинула взгляд за его спину, в большой зал, и вздохнула.
— О-о-о!
Зал был украшен плющом и освещен множеством высоких белых свечей, поставленных перед старыми, сделанными вручную медными пластинами, отражавшими их свет. На небольшом возвышении в углу располагался оркестр, причем не группка рок-н-ролльщиков в джинсах и футболках, а настоящие классические музыканты в смокингах еще более строгих, чем у Балтазара. Они играли вальс. Несколько десятков пар танцевали, безупречно следуя рисунку, и это казалось сценой с картины двухвековой давности. Несколько новых учеников подпирали стену — мальчики в вычурных костюмах (видимо, предполагалось, что это круто) и девочки в коротких платьях с блестками; похоже, они уже поняли, что сильно заблуждались по поводу этого бала.
— Я только что сообразил, что нужно было спросить тебя раньше — ты танцуешь вальс? — Балтазар предложил мне руку.
Я оперлась на нее и ответила:
— Да. Ну, в общем. Родители научили меня всем старым танцам, но я никогда не танцевала их с кем-нибудь другим. Или где-нибудь, кроме дома.
— Все однажды случается в первый раз. — Он повел меня в зал, и вокруг ярче засияли свечи. — Начнем?
Балтазар кружил меня в танце, словно давно отрепетировал это; он точно знал, как и куда двигаться. Все мои сомнения насчет умения вальсировать мгновенно улетучились. Я хорошо помнила движения, а Балтазар чудесно вел, и его широкая ладонь на моей спине четко направляла меня. Я заметила неподалеку одобрительно улыбавшуюся мне Патрис, впрочем тут же исчезнувшую в вихре вальса.
После этого бал казался одним долгим счастливым мгновением. Балтазар танцевал без устали, я тоже. Сквозь меня, как электрический ток, била энергия, и мне казалось, что я могу танцевать много дней подряд, не замедляя темпа. Улыбки Патрис и недоверчивые взгляды Кортни убеждали меня в том, что я выгляжу красавицей, — и я чувствовала себя красавицей.
Я до сих пор представления не имела о том, до чего чудесны такие балы. Не одна я знала все движения — остальные тоже. Каждая пара словно была частью танца, все двигались одновременно, все дамы одновременно вытягивали руки под правильным углом. Наши длинные широкие юбки развевались, создавая над черными туфлями кавалеров разноцветные вихри. Каждое движение попадало точно в такт музыки. И это не сковывало, а, напротив, раскрепощало, освобождало от сомнений и растерянности. Каждое следующее движение вытекало из предыдущего. Может быть, так танцуют в балете. Мы двигались все вместе, создавая нечто прекрасное, даже волшебное. Впервые после приезда в академию «Вечная ночь» я точно знала, что нужно делать. Я знала, как двигаться, как улыбаться. Я чувствовала себя очень уютно с Балтазаром и купалась в его восхищении. Я наконец-то пришлась ко двору.
В жизни не представляла себе, что могу стать частью мира «Вечной ночи», но теперь передо мной расстилалась дорога, широкая, гладкая и гостеприимная...
«Если та банда уже запустила в тебя свои когти — в такую милую девочку, как ты, — я не хочу этого видеть».
Голос Лукаса словно прозвучал в моей голове так отчетливо, будто он прошептал мне эти слова на ухо. Я споткнулась и мгновенно сбилась с ритма. Балтазар поддержал меня, приобняв за плечи.
— Что с тобой?
— Все хорошо, — соврала я. — Просто... тут так жарко.
— Пойдем подышим свежим воздухом.
Балтазар ловко вел меня между танцующими, а до меня медленно доходило, что я едва не натворила. Я начала гордиться тем, что стала частью «Вечной ночи» — места, где сильные издеваются над слабыми, где красавицы смотрят сверху вниз на простушек, где снобизм считается более важным, чем дружелюбие. Только потому, что они на один вечер перестали ко мне цепляться, я была готова забыть, какие они на самом деле дрянные люди.
И только воспоминание о Лукасе привело меня в чувство.
Мы вышли на улицу. Сегодня наставники не таились в засаде. Вероятно, миссис Бетани и остальные учителя решили, что осенний вечер слишком холоден и большинство учеников останутся в помещении. Я мысленно с ними согласилась, потому что голые плечи и спина моментально замерзли. Но не успела я задрожать, как Балтазар снял с себя пиджак и накинул его мне на плечи.
— Так лучше?
— Да. Сейчас согреюсь.
Он склонился надо мной, явно обеспокоенный. Балтазар был настоящим джентльменом, таким хорошим и порядочным человеком! Лучше бы он пригласил на бал какую-нибудь другую девушку, которая сумеет оценить его по достоинству.
— Давай пройдемся немного.
— Пройдемся?
— Ну, если ты хочешь вернуться на бал...
— Нет! — Если я вернусь туда, чары могут снова взять надо мной верх и затуманить сознание, а мне нужна ясная голова, чтобы понять, что я едва не натворила. — В смысле нет, пока не хочу. Давай пройдемся.
Над головой ярко сверкали звезды. Ночь была безоблачной, просто безупречной для того, чтобы за ними наблюдать. Мне захотелось вернуться в комнату на самом верху башни и смотреть в телескоп на далекие звезды, а не торчать тут в полной растерянности. Мы шли все дальше и дальше в лес, музыка и смех бала делались все тише и тише.
И наконец Балтазар спросил:
— Ну ладно. И кто он?
— Кто?
— Парень, из-за которого ты сходишь с ума, — печально улыбнулся он.
— Что? — Я так смутилась, что попыталась соврать, лишь бы выпутаться из неловкой ситуации. — Я ни из-за кого не схожу с ума.
— Не такой уж я дурак, Бьянка. И мне хватает опыта, чтобы понять, когда женщина думает о другом мужчине.
— Извини, — сконфуженно прошептала я. — Я не хотела тебя обижать.
— Переживу. — Он положил мне руки на плечи. — Мы друзья, так? А это значит — я хочу, чтобы ты была счастлива. Конечно, лучше бы ты была счастлива со мной...
— Балтазар...
— ...но понимаю, что не всегда все так просто.
Я покачала головой:
— Нет, не просто. Потому что ты потрясающий парень, и думать я должна только о тебе.
— Нет никаких «должна», если речь идет о любви. Поверь мне. — Его рубашка в лунном свете казалась ослепительно-белой. Почему-то Балтазар никогда не выглядел настолько красивым, как сейчас, когда отказывался от меня. — Это тот парень, Вик? Я видел, как ты с ним разговариваешь.
— Вик? — Я невольно рассмеялась. — Нет. Он классный, но мы с ним просто друзья.
— Тогда кто?
Сначала я не собиралась ему говорить, но потом поняла, что мне этого хочется, потому что за последние несколько недель мы и в самом деле стали близкими друзьями. Балтазар всегда находил время выслушать меня и серьезно относился к моему мнению, несмотря на то что я была намного младше и повидала в жизни куда меньше, чем он. В общем, мнение Балтазара многое для меня значило.
— Лукас Росс.
— Неудачник выигрывает этот раунд. — Балтазар выглядел не особенно довольным. Но с другой стороны, с чего он будет довольным, если я рассказываю ему про другого парня? — Могу понять, что ты в нем нашла.
— Можешь понять?
— Конечно. Внешне он очень привлекательный.
— Не в этом дело. — Мне хотелось, чтобы он понял, что я в действительности имею в виду. — Конечно, я заметила, что Лукас привлекательный. Но главное, он здесь единственный человек, который понимает, каково все это для меня.
— Я бы тоже мог понять. Или хотя бы попытаться. — Балтазар смотрел себе под ноги, и до меня наконец дошло, что, несмотря на все его внешнее спокойствие, разговор оказался для него тяжелым. — Все, обещаю, больше я умолять не буду.
— Ты здесь на своем месте, Балтазар, — как можно мягче произнесла я. — И поэтому просто не можешь понять, каково это для нас — тех, кто здесь чужой.
— И ты можешь стать здесь своей, если захочешь.
— Но я не хочу!
Он вскинул бровь.
— Тогда в конце концов у тебя возникнут проблемы.
— Да я не об этом. — Балтазар пытался говорить о будущем, о тех годах, что лежат впереди, а мне не хотелось думать об этом, потому что все и так запуталось. — Я говорю о школе. Ты много ездил и повидал мир. Не думаю, что тебе понятно, насколько... насколько огромным мне кажется это место. Как оно меня пугает. Я могу попасть в ловушку и позволить «Вечной ночи» решать, кто я и что. Но это вовсе не то, чего я хочу. Лукас чувствует то же самое.
Балтазар немного подумал и кивнул. Не думаю, что я его убедила, но он меня услышал.
— Лукас неплохой человек, — согласился Балтазар. — Во всяком случае, насколько я его знаю. Я видел, как он заступается за тех, кого дразнят, и слышал, о чем он говорит на уроках... Он умный.
Я улыбнулась. После нескольких недель сомнений в Лукасе было приятно слышать, как кто-то хорошо отзывается о нем. Но Балтазар еще не договорил.
— Однако он очень вспыльчивый. Ты видела, как они подрались с Эриком, так что и сама это знаешь. — Я порадовалась — не без чувства вины, — что Балтазар ничего не знает о случае в пиццерии Ривертона. — И он все время словно защищается. Я могу понять, как «Вечная ночь» вынуждает людей вроде него вставать в оборонительную позицию, но это не изменяет того факта, что он довольно...
— Неуравновешенный, — договорила я за него. — Да, я знаю. И не уверена, что мы с ним когда-нибудь поладим — именно из-за этого. Но ты имеешь право знать, что я чувствую.
— Я пытаюсь сказать только одно — будь начеку. И если он тебя обидит, беги от него со всех ног. — Он криво усмехнулся. — И может быть, я сумею тебя поймать.
Я положила ладонь ему на руку.
— Мне бы следовало чувствовать себя счастливицей.
Балтазар поцеловал меня в лоб. От него пахло трубочным табаком и кожей, и я вдруг немного пожалела, что не сказала всего этого чуть позже, не дождалась, пока он хотя бы раз поцелует меня по-настоящему.
— Ну что, готова вернуться в зал?
— Еще несколько минут. Мне тут так нравится. Кроме того, сегодня хорошо видны звезды.
— Это да. Ты любишь астрономию. — Он сунул руки в карманы и зашагал рядом со мной в глубь леса, поглядывая на созвездия, подмигивавшие нам сквозь обнажившиеся ветви деревьев. — Это Орион, да?
— Да. Охотник. — Я подняла руку, чтобы очертить ноги, пояс и протянутую для удара руку. — Видишь вон ту очень яркую звезду на плече? Это Бетельгейзе.
— Это которая? — Может, Балтазар и не интересовался астрономией, но мне показалось, что он с облегчением ухватился за возможность поговорить о чем-нибудь другом, чтобы отвлечься от романтических переживаний.
Я понимала, что он чувствовал.
— Вон там. Наклонись немного. — Он наклонился, и я подняла одну его руку вверх так, чтобы его собственный палец указывал на звезду. — Теперь видишь?
Балтазар улыбнулся:
— Думаю, да. В Орионе есть туманность?
— Да, немного ниже. Я тебе сейчас покажу.
Голос позади нас произнес:
— Бьянка?
Мы оба резко повернулись. Я узнала голос сразу, но не поверила собственным ушам. Наверное, надежда ввела меня в заблуждение. Но там, в темноте, стоял Лукас, одетый в школьную форму. Он смотрел сердито — не на меня, не на нас обоих, а только на Балтазара.
— Лукас, что ты тут делаешь? — прошептала я.
— Хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
Балтазару это не понравилось. Он выпрямился:
— Бьянка в полной безопасности!
— Уже поздно. И темно. Ты увел ее сюда одну.
— Она пошла по доброй воле! — Тут Балтазар сделал глубокий вдох, видимо пытаясь успокоиться. — Если ты предпочтешь сам сопровождать Бьянку, может, так будет лучше.
Лукас не скрывал замешательства. Он ожидал драки, а не уступок.
— Я пойду с тобой, — сказала я Балтазару.
Несмотря на то, о чем мы с ним только что говорили или что я чувствовала, именно он пригласил меня на свидание. Я была перед ним в долгу.
Но Балтазар покачал головой:
— Все нормально. Мне больше не хочется танцевать.
Смущенная и растерянная, я скинула с плеч его пиджак и сказала:
— Спасибо. За все.
— Если я тебе понадоблюсь, только скажи. — Надев пиджак, Балтазар глянул на Лукаса и пошел в сторону школы.
— Это было совершенно ни к чему, — пробормотала я, как только он скрылся из виду.
— Он наклонился над тобой. Навис!
— Я показывала ему звезды! — Я обхватила себя руками, пытаясь согреться. — Ты что, решил, что он собирается меня поцеловать?
— Нет.
— Врешь! — отрезала я.
Лукас застонал.
— Ну ладно, я хотел прогнать его от тебя. Не мог же я смотреть, как этот парень клеится к тебе, и ничего не делать! — Он снял с себя школьный блейзер и протянул его мне.
Жест был таким же элегантным, как у Балтазара, но у Балтазара это были просто хорошие манеры, джентльменское поведение. А Лукас, как мне подумалось, просто отчаянно хотел показать, что я ему небезразлична, хотя бы чуть-чуть. Я взяла блейзер и нырнула в него. Ткань была еще теплой.
— Спасибо.
— Жаль прикрывать твое платье. — Он обвел меня взглядом и слегка улыбнулся.
— Нечего со мной заигрывать. — Какая-то часть меня хотела, чтобы Лукас заигрывал со мной хоть всю ночь, но я знала, что нам необходимо поговорить. — Поговори со мной.
— Ладно. Давай поговорим.
Естественно, после этого ни один из нас не знал, что сказать. Пытаясь потянуть время, я пошла вперед. Лукас шагал рядом. Мы услышали, как неподалеку зашуршали листья, а потом кто-то захихикал. Видимо, и другие парочки ускользнули сегодня в лес и, судя по звукам, развлекались куда лучше, чем мы.
Наконец до меня дошло, что придется начать первой.
— Не стоило тебе говорить такое про моих родителей.
— Я был не прав, — вздохнул Лукас. — Они тебя любят, это всем заметно.
— Тогда почему ты так странно себя повел?
Он задумался, явно не зная, что ответить.
— Мы почти не говорили о моей маме.
Я заморгала.
— Нет. Думаю, не говорили.
— Она немного... настойчивая. — Лукас уставился себе под ноги. Мы шли по толстому мягкому ковру из бурых сосновых иголок, мимо яблони, под которой лежали осыпавшиеся плоды. Их никто не собрал, и они уже сгнили. Их сладковатый запах смягчал воздух. — Она пытается управлять моей жизнью, и ей это в общем и целом удается.
— Мне очень трудно представить себе, как тобой кто-то командует.
— Потому что ты не знаешь мою маму.
— Когда ты повзрослеешь, она изменится, — предположила я. — Раньше мои родители опекали меня гораздо сильнее, чем сейчас.
— Она совсем непохожа на твоих родителей. — Лукас засмеялся, и почему-то этот смех показался мне странным. — Мама видит только белое и черное. Говорит, чтобы чего-то добиться, ты должен быть сильным. С ее точки зрения, в мире существуют лишь два типа людей: хищники и жертвы.
— Это звучит... твердолобо.
— Твердолобая — отличное слово. У нее есть совершенно определенные представления о том, каким я должен стать и что для этого сделать. Я могу с ней не соглашаться, но все равно она — моя мама. И то, что она говорит, на меня здорово влияет. — Он тяжело вздохнул. — Может, это не очень хорошее объяснение, но это основная причина того, как я повел себя в Ривертоне.
Чем больше я думала о сказанном Лукасом, тем лучше понимала, что это многое объясняет. Лукас решил, что мои родители пытаются управлять моей жизнью, потому что его мама командовала им.
— Я поняла. Честное слово.
— Холодно. — Лукас взял меня за руку, и сердце мое затрепетало. — Пойдем. Давай вернемся в школу.
Мы направились в сторону «Вечной ночи», вышли из леса и увидели яркие огни большого зала и силуэты танцующих пар. Я представила, каким мог бы стать этот вечер, если бы мы с Лукасом не поссорились и он пригласил бы меня на Осенний бал. Это было бы так здорово!
— Я еще не хочу заходить внутрь.
— Холодно.
— Меня греет твой пиджак.
— Да, но меня-то он не греет. — Он усмехнулся. Лукас все время казался старше меня — если не улыбался.
— Ну потерпи еще чуть-чуть, — взмолилась я, потянув его к беседке, в которой мы когда-то встретились. — Будем согревать друг друга.
— Ну, если ты так говоришь...
Мы уселись в беседке рядом. Густой плющ закрывал звезды. Лукас обнял меня.
Я положила голову ему на плечо. Просто взяла и положила, и все сомнения и тревоги последних недель улетучились. Да, на балу я почувствовала себя счастливой, но только потому, что меня закружило в том вихре.
А теперь все было по-другому. Я знала, где я, кто я, и испытывала необыкновенный покой. Хотя я прекрасно помнила, почему сомневалась в Лукасе, оказавшись вот так рядом с ним, я почувствовала, что могу полностью доверять ему, и не боялась ничего на свете. Рядом с ним я в безопасности. Закрыв глаза, я уткнулась носом в его шею. Лукас вздрогнул; не думаю, что от холода.
— Ты же знаешь, что я вышел только для того, чтобы найти тебя? — прошептал он. Его губы скользнули по моему лбу. — Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
— Меня совсем не требуется защищать от опасности, Лукас. — Я обняла его за талию и крепко прижала к себе. — Меня нужно защитить от одиночества. Не дерись из-за меня. Будь со мной. Это все, что мне нужно.
Он засмеялся странным, печальным смехом.
— Тебе нужен кто-то, чтобы приглядывать за тобой. Следить, чтобы все было в порядке. Я хочу быть этим парнем.
Я подняла к нему лицо. Он был так близко, что мои ресницы задевали его подбородок и я ощущала тепло его дыхания. Мне потребовалась вся моя храбрость, чтобы произнести:
— Лукас, все, что мне нужно, — это ты.
Лукас прикоснулся к моей щеке и легко скользнул губами по моим губам. От этого первого прикосновения дыхание у меня перехватило, но я уже знала, что больше ничего не боюсь. Я была с Лукасом, и ничто не могло причинить мне боль. Я поцеловала его и поняла, что сны говорили правду: я знаю, как его целовать. Как к нему прикасаться. Это знание жило во мне всегда, дожидаясь искры, которая оживет и разгорится в пламя. Лукас так крепко прижал меня к груди, что я едва могла дышать. Мы целовались медленно и страстно, крепко и нежно, тысячью разных способов, и все они были правильными. Его блейзер сполз с моих плеч, обнаженную спину обдало холодным ночным воздухом. Руки Лукаса скользнули вверх, укрывая меня, я ощущала его ладони на своих лопатках, его пальцы на своем позвоночнике.
Ощущение его кожи на моей было невероятно приятным, намного приятнее, чем я могла себе представить. Я откинула голову назад и восторженно вздохнула. Лукас целовал меня в губы, в щеки, в ухо, в шею.
— Бьянка... — мягко шепнул он мне в шею, прикасаясь губами к ямке на горле. — Мы должны остановиться.
— Я не хочу останавливаться.
— Здесь... мы не можем слишком увлечься...
— Не останавливайся. — Я поцеловала его в лоб, потом в волосы.
И могла думать только о том, что теперь он принадлежит мне. Только мне, и больше никому.
Наши губы снова встретились, но теперь поцелуй изменился, стал резким, почти неистовым. Мы с Лукасом дышали прерывисто и не могли сказать ни слова. В мире не существовало ничего, кроме Лукаса и настойчивого голоса внутри меня, твердящего: «Мой, мой, мой».
Его пальцы нырнули под узкие бретельки моего платья. Оно соскользнуло с плеч, приоткрыв грудь. Лукас провел большим пальцем от моего уха до плеча. Я хотела, чтобы он двинулся дальше, чтобы прикасался ко мне так, как мне мечталось. Сознание затуманилось, я вообще не могла ни о чем думать; осталось только мое тело и то, чего оно от меня требовало. Я знала, что должна сделать, хотя еще не могла себе этого представить. Я знала.
«Стоп», — велела я себе. Но мы с Лукасом уже миновали тот миг, когда можно было остановиться. Я хотела его — всего, и немедленно. Взяв его лицо в свои ладони, я нежно прижалась к его губам, к подбородку, к шее. Я видела, как под кожей пульсирует жилка, и голод сделался настолько сильным, что я уже не могла сдерживаться.
Я укусила Лукаса в шею. Сильно. Услышала, как он ахнул от боли и потрясения, но в эту секунду его кровь потекла мне в рот. Густой металлический привкус растекся во мне, как огонь — жаркий, неуправляемый, опасный и прекрасный. Я сглотнула, и вкус крови Лукаса во рту показался мне слаще всего на свете.
Он попытался оттолкнуть меня, но слабел на глазах. Когда он начал заваливаться назад, я крепко обняла его, чтобы делать большие глотки. Мне казалось, что вместе с кровью я втягиваю в себя его душу. Мы никогда еще не были ближе друг к другу.
«Мой, — думала я. — Мой».
И тут Лукас окончательно ослаб и лишился чувств. Осознание захлестнуло меня, как ледяная волна, и вывело из транса.
Я ахнула и отпустила Лукаса. Он с глухим стуком упал на пол беседки, как тряпичная кукла. Зияющая рана там, где мои зубы прокусили его горло, была темной и влажной в лунном свете, поблескивая, как разлитые чернила. Тонкая струйка крови стекала на пол и собиралась лужицей вокруг маленькой серебряной звездочки, выпавшей из моих волос.
— Помогите, — приглушенно, почти шепотом позвала я. Губы все еще были липкими и горячими от крови Лукаса. — Кто-нибудь, пожалуйста! Помогите!
Спотыкаясь, я спустилась со ступенек беседки, отчаянно желая найти кого-нибудь — кого угодно. Родители будут вне себя, миссис Бетани тоже, только в тысячу раз ужаснее, но кто-то должен помочь Лукасу!
— Есть тут кто-нибудь?
— Что с тобой случилось? — Из-за деревьев вышла Кортни, явно в сильном раздражении. Ее белое кружевное платье помялось, а за спиной стоял ее кавалер; видимо, я помешала им обжиматься. — Погоди... у тебя на губах... Это что, кровь?
— Лукас! — Я была в таком глубоком шоке, что ничего не могла объяснить. — Пожалуйста. Помоги Лукасу.
Кортни тряхнула длинными белокурыми волосами, решительно вошла в беседку и увидела лежащего там Лукаса с раной на шее. Она выдохнула:
— О боже. — Потом повернулась ко мне с самодовольной улыбкой. — Самое время тебе повзрослеть и стать вампиром, как и все мы.

Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 12:53 pm

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Я не убила Лукаса? С ним все в порядке? — всхлипывала я и не могла успокоиться. Мама обнимала меня за плечи; я покорно позволила ей увести себя из беседки. Папа бежал впереди и нес на руках лишенного сознания Лукаса. Остальные учителя маячили неподалеку, чтобы не подпустить других учеников и не дать им догадаться о случившемся. — Мама, что я наделала?
— Лукас жив. — Ее голос никогда еще не звучал так нежно. — Он поправится.
— Ты уверена?
— Совершенно уверена. — Мы поднялись по каменным ступеням. Я споткнулась о каждую. Меня так трясло, что я едва шагала. Мама погладила меня по голове. Волосы мои растрепались, косички расплелись. — Милая, иди наверх, в нашу квартиру, хорошо? Умойся. Успокойся.
Я замотала головой:
— Я хочу остаться с Лукасом!
— Он даже не поймет, что ты рядом.
— Мама. Пожалуйста!
Она хотела отказать мне, но поняла, что спорить бесполезно.
— Пойдем.
Папа отнес Лукаса в каретный сарай. Войдя туда, я не сразу сообразила, зачем в каретном сарае нужна квартира, стены которой обшиты черными деревянными панелями, и на них висят коричневатые фотографии в старинных рамках. Потом вспомнила, что именно здесь живет миссис Бетани, но была слишком потрясена, чтобы бояться ее. Я попыталась войти в спальню, чтобы увидеть Лукаса, но мама покачала головой.
— Умой лицо холодной водой. Сделай несколько глубоких вдохов. Возьми себя в руки, милая, тогда и поговорим. — Криво улыбнувшись, она добавила: — Все будет в порядке. Вот увидишь.
Я долго не могла повернуть липкими дрожащими руками ручку на двери в ванную, а взглянув в зеркало, поняла, почему мама так настаивала, чтобы я умылась. Губы были испачканы кровью Лукаса, несколько капель размазалось по щекам. Я открыла краны, отчаянно стремясь смыть с себя свидетельство того, что натворила, но едва прохладная вода потекла на пальцы, я пристальнее всмотрелась в кровавые пятна. У меня такие красные губы... и все еще припухшие от поцелуев.
Я медленно провела по губам кончиком языка. На них все еще ощущался вкус крови Лукаса, и мне казалось, что в этот миг он даже ближе ко мне, чем когда я его обнимала.
«Стало быть, вот что это значит», — думала я. Родители всю жизнь твердили мне, что однажды кровь станет чем-то большим, нежели просто кровь; большим, нежели нечто, принесенное ими из лавки мясника и предложенное мне за обедом. Я никогда не могла понять, что они имеют в виду. А теперь поняла. В некотором смысле это и вправду было похоже на первый поцелуй с Лукасом: мое тело знало, что мне требуется, и хотело этого задолго до того, как догадалось сознание.
Потом я подумала о Лукасе, откинувшемся назад, когда я его целовала, и полностью мне доверившемся. Снова нахлынуло чувство вины, и я опять заплакала и начала плескать водой в лицо и на шею. Потребовалось несколько минут и много глубоких вдохов, прежде чем я смогла выйти из ванной.
Кровать миссис Бетани представляла собой черное резное уродство с витыми столбиками, поддерживающими балдахин. Явно сделана много столетий назад. В самом центре лежал Лукас, без сознания, такой же бледный, как бинты у него на горле. Но он дышал.
— Он жив, — прошептала я.
— Ты выпила не так много крови, чтобы сильно навредить ему. — Отец глянул на меня в первый раз с того момента, как вбежал в беседку. Я боялась увидеть в его взгляде осуждение или же, учитывая, что я наделала, — замешательство, но папа был спокоен и вполне доброжелателен. — Тебе нужно научиться выпивать за один раз около пинты, не больше.
— Тогда почему Лукас потерял сознание?
— Так на них действует укус, — ответила мама. Под «ними» она подразумевала людей. Обычно она старалась не проводить различий и любила говорить, что люди — они и есть люди, не важно какие, но сейчас разграничительная линия между нами была отчетливой, как никогда. — Они находятся... вроде как под гипнозом или под чарами. Сначала сильно сопротивляются, а потом впадают в такой транс.
— Кстати, это хорошо, потому что завтра он ничего не вспомнит. — Папа держал Лукаса за запястье, считая пульс. — Нужно что-нибудь придумать, чтобы объяснить ему эту рану. Что-нибудь попроще, про несчастный случай. В той старой беседке есть парочка ненадежных перекладин — одна из них могла свалиться и ударить его по голове.
— Я не хочу врать Лукасу!
Мама покачала головой:
— Милая, ты всегда понимала, что есть вещи, которые окружающим лучше не знать.
— Лукас не окружающие!
В отличие от них, мне было известно, что Лукас и так относился к академии «Вечная ночь» с подозрением. Конечно, правды об этом месте он не знал, иначе просто никогда не вошел бы в ее парадную дверь, но понимал, что здесь что-то происходит, что «Вечная ночь» больше чем просто школа. Я гордилась хорошей интуицией Лукаса, но при этом понимала, что она только все усложняет.
Но как можно вообще подумать о том, чтобы рассказать ему правду? «Прости, что я едва не убила тебя вчера ночью»? Я медленно кивнула, соглашаясь с родителями. Лукас не должен знать, как сильно я его подвела. Он меня никогда не простит — если вообще поверит, когда я заведу речь о вампирах. Просто решит, что я сошла с ума.
— Хорошо, — уступила я. — Нам придется врать. Я понимаю.
— Хотела бы и я понять! — решительно сказала миссис Бетани. Она вошла в спальню, скрестив руки на груди. Вместо обычной кружевной блузки и темной юбки на ней было темно-фиолетовое бальное платье и черные атласные перчатки до локтей. Она покачала головой, и в ушах засверкали серьги черного жемчуга. — Когда мы приглашали в «Вечную ночь» учащихся-людей, то знали, что могут возникнуть проблемы с безопасностью. Мы делали выговоры своим прежним ученикам, проверяли коридоры, как могли, разделяли группы, и мне казалось, добились очень неплохих результатов. Уж от кого, от кого, но от вас, мисс Оливьер, я подобной выходки не ожидала!
Мои родители вскочили на ноги. Я подумала, что они просто оказывают уважение миссис Бетани как своей начальнице, — они всегда подчинялись ей и учили этому и меня, но тут папа шагнул вперед.
— Вы знаете, что Бьянка не такая, как мы все. Она впервые в жизни попробовала живую кровь и понятия не имела, как это на нее подействует!
Губы миссис Бетани растянулись в недовольную неприятную улыбочку.
— Бьянка, разумеется, особый случай. Вампиров рождается так мало, куда меньше, чем превращается из людей. Вы знаете, что вы всего лишь третья рожденная, кого я встретила с тысяча восемьсот двенадцатого года?
Мама и папа говорили мне, что каждое столетие рождается всего лишь несколько детей-вампиров; они прожили вместе почти триста пятьдесят лет, когда мама потрясла их обоих, забеременев мной. Мне всегда казалось, что они слегка преувеличивают, чтобы дать мне почувствовать себя уникальной, но теперь я поняла, что они говорили чистую правду.
Миссис Бетани не закончила.
— Вообще мне казалось, что воспитываться вампирами, зная при этом о нашей природе и наших потребностях, — это преимущество, которое обеспечивает дополнительный самоконтроль, а не наоборот.
— Простите меня. — Я не могла допустить, чтобы за это винили моих родителей, ведь ошибку допустила только я. — Мама с папой говорили, что однажды это случится. Что я почувствую потребность укусить. Но я не понимала, во всяком случае по-настоящему, до тех пор, пока это не произошло.
Она кивнула, обдумывая сказанное мною. Ее темные глаза лишь однажды глянули на Лукаса, будто он был кучкой мусора, оставленной в ее комнате.
— Он выживет? Значит, особого вреда это ему не нанесло. О наказании Бьянке мы подумаем завтра.
Мама виновато посмотрела на меня:
— Бьянка поклялась, что больше никогда ничего подобного не сделает.
— Если в школе станет известно, что одного из новых учеников укусили, но не понесли за это никакого наказания, это случится снова. Крайне важно, чтобы ни одного из человеческих учащихся никто даже пальцем не тронул, поэтому мы не можем допустить и тени подозрения. Подобный проступок не может остаться безнаказанным.
Впервые в жизни я целиком и полностью согласилась с миссис Бетани. Я чувствовала себя ужасно из-за того, что укусила Лукаса, и несколько вечеров уборки коридоров — это самое меньшее, чего я заслуживала. Но мне тут же бросилась в глаза одна сложность.
— Я не могу оставаться после уроков. Или заниматься уборкой и все в таком роде.
Миссис Бетани иронически выгнула бровь.
— Вы считаете себя выше столь низменных занятий?
— Если мое наказание будет таким заметным, Лукас обязательно спросит, за что. Но мы же не хотим, чтобы он задавал лишние вопросы, так?
Я попала в точку. Миссис Бетани кивнула, но я видела, что она очень недовольна тем, что я взяла над ней верх.
— В таком случае напишете работу на десяти страницах о, скажем, использовании эпистолярной формы в романах восемнадцатого и девятнадцатого столетий. Срок — две недели.
Даже такое задание не могло заставить меня чувствовать себя хуже, чем сейчас.
Миссис Бетани подошла ко мне ближе. Широкие юбки ее платья зашуршали, как крылья птицы. Аромат лаванды окутал меня, словно дымом. Я не могла посмотреть ей в глаза, чувствуя себя пристыженной и абсолютно беззащитной.
— Более двух столетий академия «Вечная ночь» служила убежищем для нашего рода. Те из нас, кто выглядит достаточно молодым для того, чтобы считаться учеником, приезжают сюда, чтобы узнать, как изменился мир, а потом снова возвращаются в общество, не вызывая подозрений. Это место обучения. Безопасное место. И остаться таковым оно может только в том случае, если люди вне этих стен — а теперь и в этих стенах — тоже будут в безопасности. Если наши ученики перестанут держать себя в руках и начнут лишать людей жизни, «Вечная ночь» навлечет на себя подозрение и наше убежище погибнет. Двухсотлетняя традиция оборвется. Я оберегаю школу почти все это время, мисс Оливьер, и не намерена видеть, как вы или кто-то другой нарушает равновесие. Я ясно выразилась?
— Да, мэм, — прошептала я. — Простите меня. Это больше не повторится.
— Это вы сейчас так говорите. — Она с холодным любопытством посмотрела на Лукаса. — Посмотрим, что будет, когда мистер Росс очнется. — Она повернулась и пошла назад, на бал.
Было странно сознавать, что в каких-то нескольких сотнях футов от нас люди по-прежнему вальсируют.
— Я останусь с Лукасом, — сказал папа. — Селия, отведи Бьянку в школу.
— Я не могу сейчас вернуться в свою спальню! Я хочу быть здесь, когда Лукас очнется! — взмолилась я.
Мама покачала головой:
— Для вас обоих будет лучше, если ты уйдешь. Твое присутствие может напомнить ему о том, что произошло на самом деле, а Лукас должен забыть. Знаешь что, иди-ка ты в свою прежнюю комнатку. Только на эту ночь. Никто не станет возражать.
Никогда моя уютная комната в башне не казалась мне такой желанной. Даже горгулью я увижу с радостью.
— Это здорово. Спасибо вам большое за все, за все. — На глаза снова навернулись слезы. — Вы спасли сегодня и меня, и Лукаса.
— Только давай без мелодрам. — Улыбка смягчила папины слова. — Лукас все равно выжил бы, как бы оно ни повернулось. А ты бы все равно кого-нибудь укусила. Конечно, мне бы хотелось, чтобы ты подождала еще немного, но подозреваю, что моя маленькая девочка когда-то должна была вырасти.
— Адриан? — Мама взяла папу за руку и потянула его из комнаты. — Мы должны поговорить о той штуке.
— О штуке? О какой штуке?
— Ну, о той, что в коридоре.
— А! — Папа догадался одновременно со мной.
Мама придумала предлог, чтобы на минутку оставить меня наедине с Лукасом.
Как только они ушли, я села на краешек кровати рядом с Лукасом. Несмотря на бледную кожу и темные круги под глазами, он был все таким же красивым. Его бронзовые волосы выглядели почти коричневыми, а лоб, на который я положила руку, оказался прохладным.
— Прости, что я сделала тебе больно.
По моей щеке поползла горячая слеза. Бедный Лукас, он всегда стремился уберечь меня от опасности и не догадывался, что главной опасностью была я.

Позже этой же ночью я смотрела на свое красивое платье, теперь запачканное кровью. Мама повесила его на крючок на двери спальни.
— Я надеялась, что этот бал будет таким чудесным, — прошептала я.
— И я этого хотела, милая. — Она села рядом со мной на кровать и погладила меня по голове, как делала, когда я была маленькой. — Но утром все будет казаться лучше, чем сейчас, вот увидишь.
— Ты уверена, что Лукас не станет вампиром, когда очнется?
— Уверена. Он потерял совсем немного крови, даже его жизнь вне опасности. А укусила ты его в первый раз, так?
— Да. — Я шмыгнула носом.
— Вампирами становятся только те люди, кого кусают много раз, да и то лишь в том случае, если последний укус оказался смертельным. Как мы тебе уже говорили, убить кого-нибудь, выпив его кровь, на самом деле очень и очень сложно. В любом случае, чтобы стать вампиром, нужно умереть, а Лукас не умрет.
— Но я же вампир, а я не умирала.
— Ты совсем другое дело, милая, и знаешь это. Ты родилась особенной. — Мама взяла меня за подбородок и повернула мою голову так, чтобы мы смотрели друг на друга. У нее за спиной я видела ухмыляющуюся горгулью — она словно подслушивала. — Ты не станешь настоящим вампиром, пока не убьешь кого-нибудь. А когда сделаешь это, тоже умрешь — но совсем ненадолго. Все равно что вздремнешь.
Конечно, родители говорили мне все это не меньше тысячи раз, так же, как велели чистить зубы перед сном или записывать имя и номер телефона, если кто-нибудь звонит им, когда их нет дома. Большинство вампиров никогда никого не убивают, говорили они, и хотя я даже представить себе не могла, как причиню кому-то страдания, мама с папой утверждали, что существуют способы сделать это не больно. Мы снова и снова обсуждали мою будущую трансформацию: я могу пойти в больницу или в дом престарелых, найти там кого-нибудь по-настоящему старого или при смерти и сделать это. Они всегда говорили мне, что это будет очень просто — положить конец чьим-либо страданиям, может быть, даже дать человеку шанс жить вечно, став вампиром, если мы все спланируем заранее и у меня будет возможность пить его кровь несколько раз. Объяснение было милым и чистым — в точности таким, как должна была выглядеть моя комната.
Но случившееся между мной и Лукасом доказало, что действительность далеко не так красива, как объяснения моих родителей.
— Я не хочу становиться вампиром, пока не буду готова.
Это они тоже говорили мне бессчетное количество раз, и я думала, что мама согласится со мной машинально.
Но она вдруг на какое-то время замолчала.
— Посмотрим, Бьянка. Посмотрим.
— Что ты хочешь сказать?
— Ты уже попробовала кровь живого человека. Собственно, этим ты перевернула песочные часы — теперь твое тело иногда будет вести себя как тело вампира. — Должно быть, я выглядела перепуганной насмерть, потому что она ласково сжала мою руку. — Не бойся. Это не значит, что ты изменишься на этой неделе; может быть, даже не в этом году. Но твоя потребность делать то же самое, что делаем все мы, станет сильнее и будет возрастать с каждым днем. Помимо всего этого, тебе нравится Лукас. Вас двоих теперь будет сильно... в общем, тянуть друг к другу. Когда тело меняется так же быстро, как сердце, это очень мощное сочетание. — Мама прижалась головой к стене, и я подумала, что она, наверное, вспоминает 1600-е годы, когда она была жива, а папа был красивым таинственным незнакомцем. — Только постарайся не слишком этим увлекаться.
— Я буду сильной, — пообещала я.
— Я знаю, что ты постараешься, милая. И это все, о чем мы можем тебя просить.
Что она имела в виду? Не знаю, и мне, конечно, следовало спросить. Но я не смогла. Будущее слишком стремительно надвигалось на меня, и я чувствовала себя такой уставшей, словно не спала несколько дней подряд. Крепко закрыв глаза, я уткнулась лицом в подушку, мечтая о забытьи.
Но еще до того, как открыть глаза следующим утром, я поняла, что все изменилось.
Все чувства обострились. Я кожей ощущала буквально каждую нитку в простыне и слышала не только разговор мамы с папой в гостиной, но даже звуки, раздающиеся на несколько этажей ниже. Профессор Айвербон кричит на какого-то ученика, пытающегося прошмыгнуть в школу после ночной вечеринки; шаги по каменному полу; где-то подтекает неисправный кран. Если постараться, то можно сосчитать, сколько листьев шелестит на дереве возле окна. Я открыла глаза: рассвет едва брезжил.
Сначала я решила, что родители ошиблись. За прошедшую ночь я стала вампиром, а это значит, что Лукас...
Нет. Сердце мое все еще билось. Пока жива я, жив и Лукас. Я не могу умереть и завершить перерождение в вампира, пока не лишу кого-то жизни.
Но в таком случае что со мной происходит?
Пока мы завтракали, папа объяснил:
— Это только намеки на то, какой ты будешь, когда переродишься. Ты выпила кровь человеческого существа. Теперь ты знаешь, как это на тебя действует. А со временем ощущения станут еще острее.
— Это отвратительно!
Я щурилась от света, заливавшего кухню. Даже в овсянке, сваренной мамой, я различала вкус корней, колосков и земли, на которой вырос этот овес. Зато утренний стакан крови никогда не был более безвкусным. Она всегда мне нравилась, но теперь я понимала, что это всего лишь слабое подобие того, что я должна пить.
— Как вы все это выдерживаете?
— Ощущения не всегда будут такими яркими, как поначалу. Думаю, через час-другой они слегка ослабнут. — Мама потрепала меня по плечу. В другой руке она держала стакан с кровью и, кажется, пила ее с удовольствием. — А потом... что ж, ты постепенно привыкнешь. И это хорошо, иначе никто из нас вообще не смог бы спать.
Сердце мое уже колотилось от перевозбуждения. За свою жизнь я никогда не пила больше, чем полстакана пива, но мне казалось, что ощущения здорово похожи на похмелье.
— Что-то мне не хочется к этому привыкать, спасибо большое.
— Бьянка! — Папин голос звучал резко от едва сдерживаемого гнева, даже вчера ночью он не был так сердит. Мама тоже посмотрела на него удивленно. — Чтобы я больше не слышал от тебя таких слов!
— Папа... я просто хотела сказать...
— Это твоя судьба, Бьянка. Ты родилась, чтобы стать вампиром. Никогда раньше ты в этом не сомневалась, и я не желаю, чтобы начала сомневаться сейчас. Я понятно выразился? — Он схватил свой стакан и вышел из комнаты.
— Понятно, — слабым голоском проблеяла я в пустоту.
К тому времени, как я в джинсах и бледно-желтой толстовке с капюшоном спустилась вниз, мои ощущения почти пришли в норму. В некотором смысле я испытывала облегчение — по крайней мере больше не приходилось слушать, как Кортни жалуется на свои волосы. Но при этом у меня возникло чувство утраты. То, что до сих пор было моим обычным миром, теперь стало странно тихим и каким-то далеким местом.
Впрочем, значение имело только одно — я чувствовала себя лучше и могла навестить Лукаса. Понятно, что после всего случившегося он еще был не в силах встать на ноги и прийти на уроки, но я могла сходить к нему на квартиру к миссис Бетани. Конечно, очнувшись там, он будет в ужасе, и кто знает, что ему рассказала миссис Бетани?
Стоило об этом подумать, и тело мое напряглось, будто в ожидании удара. Мама клялась, что Лукас ничего не вспомнит, но как это может быть правдой? Вчера я об этом не думала, но сейчас понимала, что место укуса должно чертовски сильно болеть. Наверняка он потрясен и зол, а может быть, еще и напуган. Конечно, мне следовало надеяться, что он обо всем забыл, но ведь тогда он забыл и о наших поцелуях?
Как бы там ни было, настало время честно взглянуть на то, что я наделала.
Я вышла на улицу, не обращая внимания на учеников, игравших в регби на дальнем краю лужайки, хотя заметила, что некоторые смотрят в мою сторону, и услышала грязные смешки. Кто бы сомневался, Кортни разболтала; наверное, каждый вампир в школе знает, что я натворила. Злая, пристыженная, я торопливо помчалась в сторону каретного сарая — и остановилась, потому что увидела идущего мне навстречу Лукаса. Он заметил меня и поднял руку — почти робко. Мне захотелось убежать. Но Лукас заслуживал лучшего отношения, поэтому придется преодолевать стыд. Заставив себя пойти к нему навстречу, я окликнула его:
— Лукас? Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. — Под его ногами шуршали листья. Мы подошли друг к другу. — Господи, что случилось?
У меня пересохло во рту.
— Тебе не рассказали?
— Рассказали, но... получить по голове перекладиной? Серьезно? — Щеки его пылали от смущения. Кажется, он злился — то ли на беседку, то ли на земное притяжение, то ли на что-то еще. Мне и раньше доводилось присутствовать при том, как он теряет самообладание, но таким я его еще не видела. — Распороть себе шею о чугунные перила? Это самое неудачное... Я просто опошлил все во время первого же поцелуя с тобой!
Более храбрая девушка тут же поцеловала бы Лукаса еще раз, но я только смотрела на него во все глаза. В общем-то он выглядел прекрасно. Бледный, конечно, и на шее толстая белая повязка, но в целом такой же, как обычно. Я почувствовала на себе любопытные взгляды и старалась не обращать внимания на зрителей.
— Я думала... в смысле... мне показалось... — Чтобы больше не лопотать бессвязную чушь, я выпалила: — Сначала я подумала, что ты просто упал в обморок. Иногда я действую так на парней. Чувства слишком обострены, и они не выдерживают.
Лукас рассмеялся. Прозвучало это немного фальшиво, но все-таки он смеялся. Все действительно было хорошо, и он в самом деле ничего не помнил. Я облегченно распахнула объятия и крепко прижала его к себе. Лукас тоже обнял меня, и мы несколько минут постояли, обнявшись, и я могла делать вид, что ничего плохого не случилось.
Волосы его под солнцем сверкали, как бронза, и я с наслаждением вдыхала его аромат, так похожий на аромат окружавшего нас леса. Осознание того, что он мой, было чудесным — я могла обнимать его вот так, открыто, потому что мы принадлежали друг другу. И с каждой секундой воспоминания становились все сильнее: вот я его целую, вот ощущаю его руки у себя на спине, вот его солоноватая мягкая кожа у меня между зубов, вот горячая кровь хлынула в мой рот...
«Мой».
Теперь я знала, что имела в виду мама. Укусить человека так же просто, как сделать глоток из стакана. Когда я выпила кровь Лукаса, он стал частью меня, а я — частью его. Теперь мы с ним были связаны, но я не могла контролировать эти узы, а Лукас просто не мог их понять.
— Бьянка? — пробормотал он мне в волосы.
— Да?
— Вчера ночью... я просто взял и упал на перила? Миссис Бетани сказала, что они обломились, но мне кажется... Черт, я не помню. А ты? Ты помнишь?
Должно быть, снова пробудились все его прежние подозрения относительно «Вечной ночи». Правильнее всего было бы сказать «да», но я не могла себя заставить — уж слишком много вранья.
— Кое-что. В смысле все это было так неожиданно и беспорядочно, и я... думаю, я запаниковала. Все как-то сразу смешалось и перепуталось.
Я не могла придумать ничего глупее, но, к моему удивлению, Лукас, кажется, поверил. Он расслабился в моих объятиях и кивнул, будто теперь все понял.
— Я никогда больше тебя не подведу. Обещаю.
— Ты меня и не подвел, Лукас. Это просто невозможно. — Меня захлестнуло чувство вины, и я еще крепче прижалась к нему. — И я тебя тоже не подведу.
«Я уберегу тебя от любой опасности, — поклялась я себе. — Даже от самой себя».
Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 12:54 pm

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

После этого мне стало казаться, что я живу одновременно в двух мирах. В одном из них мы с Лукасом наконец-то были вместе, и я чувствовала себя так, словно мечтала об этом всю свою жизнь. В другом мире я была вруньей, недостойной того, чтобы находиться рядом с Лукасом, да и с любым другим.
— И все-таки это странно. — Лукас прошептал это очень тихо, чтобы никто в библиотеке его не услышал.
— Что странно?
Прежде чем ответить, он оглянулся, проверяя, не подслушивает ли нас кто-нибудь. Мог бы и не волноваться — мы сидели в одной из дальних ниш, еще пару веков назад отделенных от основного зала полками с книгами, переплетенными вручную, в одном из самых уединенных уголков этой школы.
— Что ни ты, ни я не помним подробностей той ночи.
— Ты сильно поранился. — Как только возникали сомнения, я цеплялась за историю, придуманную миссис Бетани. Лукас еще не до конца в нее поверил, но со временем поверит. Это совершенно необходимо, потому что от этого зависит все. — Люди часто забывают, что происходило до того, как их ранило. И это логично, правда? Те железные завитки ужасно острые.
— Я и раньше целовал девочек... — Лукас не договорил, увидев выражение моего лица. — Но никто из них не сравнится с тобой. Ничего общего!
Я опустила голову, чтобы скрыть смущенную улыбку.
— И ни разу не лишался из-за этого чувств, — продолжил Лукас. — Ни разу! Конечно, ты классно целуешься, но даже ты не могла бы довести меня до обморока, уж поверь.
— Ты не поэтому упал в обморок, — возразила я, делая вид, что ужасно хочу вернуться к чтению книжки по садоводству; на самом деле я выбрала ее только потому, что не могла побороть любопытство — что же за цветок мне снился тогда, несколько месяцев назад? — Ты отключился, потому что та здоровая железная перекладина ударила тебя по голове, и привет.
— Это не объясняет, почему ты ничего не помнишь.
— Ты же знаешь, что меня часто охватывает тревога, так? Иногда я бываю сама не своя. Когда мы с тобой познакомились, я как раз была в таком очумелом состоянии и тоже не помню некоторых подробностей того своего знаменитого побега. Наверное, когда эта штука шарахнула тебя по голове, я как раз выключилась. В смысле — ты же мог погибнуть! — Во всяком случае, это вранье было близко к правде. — Ничего удивительного, что я перепугалась до смерти.
— Но у меня на голове нет шишки. Только ранка, будто я упал или что-то в этом роде.
— Мы приложили тебе лед. И вообще позаботились.
— Все равно чепуха какая-то, — сказал Лукас неуверенно.
— Не знаю, почему ты до сих пор об этом думаешь. — Теперь я снова чувствовала себя врушкой. Мне приходилось придерживаться этой истории, чтобы уберечь самого Лукаса, ведь если миссис Бетани поймет, что он о чем-то догадывается, она может... может... о, не знаю, что она может, но только подозреваю, что ничего хорошего. Но говорить Лукасу, что он зря сомневается, что все разумные вопросы, которые он задает о «Вечной ночи», и тот провал в памяти — просто глупость... это еще хуже. Все равно что заставлять его сомневаться в себе, а я этого не хотела. Теперь-то я знала, как это паршиво — сомневаться в себе. — Прошу тебя, Лукас, забудь уже об этом.
Лукас медленно кивнул:
— Мы поговорим об этом как-нибудь в другой раз.
Когда он не затрагивал эту тему и переставал беспокоиться о событиях той ночи, мы проводили время просто чудесно. Почти идеально. Мы вместе занимались в библиотеке или в маминой классной комнате, иногда к нам присоединялись Вик или Ракель. Мы вместе съедали на улице свой ланч. Я грезила о Лукасе во время уроков и выходила из счастливого ступора только ради того, чтобы не вылететь из школы. Когда у нас был урок химии, мы шли в кабинет Айвербона и уходили из него бок о бок. Во все остальные дни Лукас находил меня сразу после уроков, словно думал обо мне даже больше, чем я о нем.
— Бьянка, это чистая правда, так что смирись, — прошептал Лукас как-то воскресным днем, когда я пригласила его в квартиру моих родителей. (Они тактично поздоровались с нами, и мы с ним тут же ушли в мою комнату.) Мы лежали на полу, не касаясь друг друга, хотя и рядом, и смотрели на репродукцию Климта. — Я совершенно не разбираюсь в живописи.
— А тебе и не нужно в ней разбираться. Просто смотри на нее и говори, что ты чувствуешь.
— Я не очень-то умею говорить о своих чувствах.
— Да, я заметила. Просто попытайся, ладно?
— Ну хорошо. — Он долго и мучительно размышлял, глядя вверх, на «Поцелуй». — Я думаю... я думаю, мне нравится, как он держит ее лицо в ладонях. Как будто она — то единственное в мире, что может сделать его счастливым. Что принадлежит ему на самом деле.
— Ты правда видишь это на картине? Лично мне герой кажется... сильным, что ли. — На мой взгляд, мужчина на картине в самом деле выглядел так, словно держал ситуацию под контролем; а впавшей в экстаз женщине это нравилось — по крайней мере в эту минуту.
Лукас посмотрел на меня. Я повернула голову так, что мы оказались с ним лицом к лицу. От его взгляда — напряженного, серьезного, полного желания — у меня перехватило дыхание. Он сказал только:
— Поверь, я знаю, что не ошибаюсь.
Мы поцеловались, и папа, конечно, выбрал именно эту секунду, чтобы позвать нас обедать. Родители вообще здорово умеют выбирать время. Почти весь обед они делали вид, что ничего не произошло, и ели так, будто получали от еды удовольствие.
Я проводила почти все время с Лукасом, а это значило, что на остальных друзей времени почти не оставалось, а жаль. Балтазар по-прежнему вел себя очень дружелюбно, всегда здоровался со мной в коридорах и кивал Лукасу, будто тот был его приятелем, а не человеком, чуть не избившим его в ночь Осеннего бала. Но взгляд его был печален, и я понимала, что обижаю Балтазара, не дав ему ни единого шанса.
Ракель тоже чувствовала себя одинокой. Хотя вечерами мы иногда приглашали ее позаниматься с нами, я больше не обедала с ней. Насколько я знала, она так ни с кем и не подружилась. У нас с Лукасом возникла идея свести ее с Виком, но эти двое никак не совпадали. Они с удовольствием проводили время с нами, но не более того.
Однажды я извинилась перед Ракель за то, что редко бываю с ней, но она отмахнулась.
— Ты влюблена, а значит, стала довольно скучной для тех, кто не влюблен. Ну, знаешь, для нормальных людей.
— Я не скучная! — возразила я. — Во всяком случае, не больше, чем раньше.
Вместо ответа Ракель сжала руки и подняла к потолку библиотеки затуманенный взгляд.
— А ты знаешь, что Лукас любит солнечный свет? Очень любит! А еще цветы и домашних кроликов! И еще я расскажу тебе все-все про очаровательные шнурки в очаровательных кроссовках Лукаса.
— Заткнись! — Я шлепнула ее по плечу, и она расхохоталась. Но я чувствовала, что мы странно отдалились друг от друга. — Мне не хочется, чтобы из-за меня ты оставалась одна.
— Я и не остаюсь. Все классно. — Ракель открыла учебник биологии, явно желая оставить эту тему.
— Кажется, ты нормально ладишь с Лукасом, — осторожно произнесла я.
Она пожала плечами, не отрываясь от учебника:
— Конечно. А что, не должна?
— Просто... ну, помнишь, мы с тобой кое-что обсуждали раньше? Так это все ерунда. Правда. — Ракель была уверена, что Лукас рано или поздно нападет на меня, и понятия не имела, что все совсем наоборот. — Мне бы хотелось, чтобы ты воспринимала его таким, какой он есть.
— Потрясающим, восхитительным парнем, любящим солнечный свет и блюющим при виде розы. — Ракель вроде и шутила, но не совсем. В конце концов она все-таки посмотрела мне в глаза и вздохнула: — Кажется, он ничего.
Я понимала, что большего мне не удастся от нее добиться, поэтому сменила тему.
Хотя моя лучшая подруга в «Вечной ночи» вовсе не была в восторге от того, что я встречалась с Лукасом, худшие враги, наоборот, считали это классной идеей. Они по-настоящему радовались тому, что я его укусила.
— Я знала, что рано или поздно ты поведешь себя правильно, — заявила мне Кортни на уроке современных технологий, куда не записали ни одного ученика-человека. — Ты же родилась вампиром. А это типа сверхредкость, и могущество, и все такое. Ты ни под каким видом не могла бы навсегда остаться лузером.
— Вот спасибо, Кортни, — сухо ответила я. — Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— Не понимаю, чего ты из-за этого психуешь. — Эрик льстиво мне улыбнулся, рассматривая сегодняшнее задание — айпод. — В смысле я думаю, что от такого скользкого типа, как Лукас Росс, должно, конечно, быть противное послевкусие, но свежая кровь — это свежая кровь.
— Мы все должны время от времени подкрепляться, — настойчиво заявила Гвен. — И вообще, теперь эта школа превратилась в настоящий ходячий буфет, и никто не смеет хоть разочек укусить? — Сразу несколько учеников одобрительно забурчали что-то.
— Внимание! — воскликнул мистер Йи, наш преподаватель. Как и все остальные учителя в «Вечной ночи», он был невероятно могущественным вампиром, одним из тех, кто очень долго оставался частью этого мира, но тем не менее сохранил остроту и актуальность восприятия. Мистер Йи был не так уж стар — он говорил нам, что умер в 1880 году. Но он излучал почти такие же могущество и властность, как и миссис Бетани, и поэтому все ученики, даже бывшие на несколько столетий старше, чем он, уважали его. Все тут же замолчали. — Итак, вы несколько минут подержали в руках айподы. Ваши вопросы?
Патрис первой подняла руку.
— Вы говорили, что сейчас большинство электронных устройств могут устанавливать беспроводное соединение. Но непохоже, чтобы айпод мог.
— Очень хорошо, Патрис, — похвалил ее мистер Йи, и она благодарно мне улыбнулась. Я несколько раз объясняла ей основную идею беспроводных соединений. — Это ограничение является одним из немногих дизайнерских недостатков айпода. Более поздние модели уже могут устанавливать своего рода беспроводное соединение. И разумеется, существуют еще и айфоны, о которых мы поговорим на следующей неделе.
— Если айпод просто воспроизводит песни, — задумчиво произнес Балтазар, — значит, качество звука целиком и полностью зависит от колонок или наушников, которыми ты пользуешься, так?
— Преимущественно да. Существуют форматы записи более высокого качества, но обычный слушатель и даже некоторые профессионалы не смогут заметить разницы, если айпод будет подключен к качественной аудиосистеме. Еще вопросы? — Мистер Йи оглядел класс и вздохнул. — Да, Ранульф?
— Какой дух оживляет эту коробку?
— Мы это уже неоднократно обсуждали. — Упершись ладонями в парту Ранульфа, мистер Йи медленно произнес: — Никакие духи не оживляют механизмы, которые мы изучаем в нашем классе. Или будем изучать в дальнейшем. Собственно, вообще никакие духи не оживляют никакие механизмы. Это понятно, наконец?
Ранульф неуверенно кивнул. Похоже, мистер Йи его не убедил. Ранульф стриг свои каштановые волосы «под горшок», а лицо у него было открытое и бесхитростное. Помолчав немного, он все же решился спросить:
— А как насчет духов металла, из которого сделана эта коробка?
Мистер Йи обмяк, словно признав свое поражение.
— Здесь есть кто-нибудь из Средневековья, кто может помочь Ранульфу адаптироваться?
Женевьева кивнула и пересела к Ранульфу.
— Господи, это же совсем не сложно — это что-то типа плеера или чего-нибудь в этом роде!
Кортни скептически глянула на Ранульфа. Она была одной из немногих в «Вечной ночи», кто вроде бы не потерял связи с современным миром. Насколько я понимала, Кортни приезжала сюда в основном ради светского общения — к несчастью для всех остальных. Я вздохнула и принялась составлять новый плейлист из моих любимых песен для Лукаса. Уроки современных технологий были для меня слишком простыми.
Как ни странно, труднее всего оказалось забыть о неприятностях, скрывающихся под внешне гладкой поверхностью, на уроках английского. Мы уже закончили с изучением фольклора и занялись повторением классики, в частности Джейн Остин, одной из моих самых любимых писательниц. Я думала, что уж тут никак не смогу ошибиться. Но класс миссис Бетани был особой вселенной, своего рода зеркальным отражением литературы, местом, где все переворачивалось с ног на голову, в том числе и я. Даже книги, которые я читала раньше и знала чуть ли не наизусть, становились на ее уроках какими-то странными, словно их перевели на некий грубый, гортанный иностранный язык. Но уж «Гордость и предубеждение» — дело другое, думала я.
— Шарлотта Лукас была в отчаянии. — Я добровольно вызвалась отвечать. Почему мне вообще пришло в голову, что это хорошая идея? — В то время, если женщина к этому возрасту не вышла замуж, она считалась... ну, никем. У нее не могло быть ни своих денег, ни своего дома. Если она не хотела вечно оставаться бременем для родителей, она должна была выйти замуж. — Просто невероятно, что я должна рассказывать об этом ей!
— Интересно, — бросила миссис Бетани. «Интересно» считалось у нее синонимом слову «неправильно». Я начала потеть. Она медленно обошла кабинет по кругу. Послеполуденное солнце сверкало на золотой броши, которой была заколота у горла отделанная рюшем кружевная блузка. Я хорошо видела бороздки на ее длинных толстых ногтях. — Скажите, а Джейн Остин была замужем?
— Нет.
— Однако один раз ей делали предложение. В своих многочисленных мемуарах ее семья решительно сходится на этом. Мужчина со средствами предложил Джейн Остин руку и сердце, но она ему отказала. Она должна была выйти за него замуж, мисс Оливьер?
— Ну... нет, но она была писательницей. Ее книги принесли бы ей...
— Гораздо меньше, чем вы полагаете. — Миссис Бетани была довольна, что я шагнула в ее ловушку. Только теперь до меня дошло: чтение фольклора предназначалось для того, чтобы показать вампирам, что думает о сверхъестественном общество двадцать первого века, а классика — это способ изучения того, как менялись взгляды на протяжении времени. — Семья Остин считалась не особенно обеспеченной. В то время как Лукасы... были они бедными?
— Нет! — тут же встряла Кортни. Теперь, когда ей не требовалось больше унижать меня, она просто пыталась заставить Балтазара обратить на нее внимание. С самого бала она пыталась снова и снова завоевать его, но, насколько я видела, Балтазар до сих пор оставался равнодушным. Кортни продолжала: — Отец, сэр Вильям Лукас, был единственным представителем дворянства в городе. У них хватало денег, чтобы Шарлотте не пришлось выходить замуж, если она этого не хотела по-настоящему.
— Так ты думаешь, что она действительно хотела выйти за мистера Коллинза? — вспыхнула я. — Он же напыщенный идиот!
Кортни пожала плечами:
— Она хотела замуж, а он послужил средством для достижения цели.
Миссис Бетани одобрительно кивнула:
— То есть Шарлотта просто использовала мистера Коллинза. Она считала, что действует по необходимости; он считал, что она поступила так из любви — или же из должного уважения, подобающего будущей супруге. Мистер Коллинз честен. Шарлотта — нет. — Я вспомнила обо всем своем вранье Лукасу и так стиснула тетрадку, что острые края бумаги врезались мне в пальцы. Должно быть, миссис Бетани знала, что я чувствую, потому что продолжила: — Разве обманутый мужчина не заслуживает нашей жалости вместо презрения?
Мне захотелось провалиться сквозь пол.
Тут Балтазар ободряюще улыбнулся мне, как делал это раньше, и я поняла — пусть мы с ним не встречаемся, но все равно остались друзьями. Вообще-то, никто из типичных «вечноночевцев» не смотрел на меня свысока, как прежде. Пусть я еще и не стала настоящим вампиром, но все-таки что-то им доказала. Возможно, меня приняли «в клуб».
Мне все время казалось, что я словно обманула всех, выкинула какой-то фокус — вроде того, что закрыла глаза, сказала «абракадабра» и перевернула весь мир вверх ногами. Когда мы с Лукасом после уроков держались за руки и смеялись над его шутками, я почти верила, что теперь все с каждым днем будет становиться лучше.
Но это, конечно, неправда. И не может быть правдой, потому что я продолжала обманывать Лукаса.
Раньше я не считала, что скрывать нашу семейную тайну от Лукаса — это ложь. Меня научили хранить эту тайну с раннего детства, когда я, маленький ребенок, пила из бутылочки кровь, купленную в лавке мясника. Но теперь я знала, как близко подошла к тому, чтобы ранить его, и мой секрет больше не казался мне невинным. Мы с Лукасом постоянно целовались, все время — утром перед завтраком, вечером, когда расходились по спальням, а все остальное время — когда улучали минутку, чтобы остаться наедине. Однако теперь я всегда останавливалась до того, как мы потеряем голову. Иногда мне хотелось большего, а судя по тому, как на меня смотрел Лукас, как обращал внимание на мои пальцы, сжимающие его запястье, он тоже хотел большего. Впрочем, он никогда от меня ничего не требовал. Ночами, когда я лежала в постели, мои фантазии становились все более необузданными и безрассудными. Теперь я знала, что чувствую, когда его губы прижимаются к моим, и могла так отчетливо представить себе, как он прикасается к моей обнаженной коже, что это меня пугало.
Но если я давала волю этим фантазиям, передо мной все время возникал один и тот же образ: мои зубы впиваются в горло Лукаса.
Иногда мне казалось, что я готова отдать все на свете за то, чтобы снова попробовать его кровь. И этого я боялась больше всего.
— Ну, как тебе? — Я примерила старомодную бархатную шляпку, думая, что он засмеется: насыщенный фиолетовый цвет наверняка дико смотрелся на моих рыжих волосах.
Но он улыбнулся той своей улыбкой, от которой мне становилось тепло.
— Ты красавица.
Мы с ним зашли в комиссионный магазинчик Ривертона, гораздо больше, чем в первый раз, радуясь возможности провести выходные в этом городке. Родители снова остались надзирать в кинотеатре, так что мы решили, что не пойдем смотреть «Мальтийского сокола», а стали заходить во все открытые магазинчики, рассматривая постеры и книжки и не обращая внимания на то, как продавцы за прилавками закатывали глаза. Наверное, их уже тошнило от одуревших подростков из «той школы». Тем хуже для них, потому что мы отлично проводили время.
Я взяла с полки белую меховую накидку и закуталась в нее.
— Ну, как тебе?
— Мех мертвый. — Лукас произнес это довольно сухо, но, может быть, он вообще считал, что люди не должны носить меха.
Лично мне нравятся старинные вещи — животные умерли много десятилетий назад, так что ты не наносишь им никакого вреда. Но я все равно поспешно положила накидку обратно на полку.
Тем временем Лукас примерял серое твидовое пальто, которое раскопал на перегруженной вещами вешалке.
Как и от всего остального в магазинчике, от пальто попахивало плесенью, но на Лукасе оно смотрелось потрясающе.
— Что-то вроде Шерлока Холмса, — сказала я. — Если, конечно, Шерлок Холмс выглядел сексуально.
Лукас рассмеялся:
— Знаешь, некоторым девушкам нравятся интеллектуалы.
— Как тебе повезло, что я не из таких девушек!
К счастью, он любил, когда я его поддразнивала. Лукас схватил меня, прижав руки к телу, так что я даже не могла обнять его в ответ, и смачно поцеловал в лоб.
— Ты просто невозможна! — пробормотал он. — Но тебе это простительно.
Он держал меня так, что я уткнулась лицом в изгиб его шеи и видела только бледно-розовые следы на горле — шрамы, оставшиеся после моего укуса.
— Я рада, что ты так думаешь.
— Я в этом уверен.
Я не собиралась с ним спорить. Почему бы моей единственной ужасной ошибке не остаться единственной ошибкой, которая никогда не повторится?
Лукас провел пальцем по моей щеке — нежное прикосновение, как мягкой кисточкой для рисования. В сознании тут же промелькнул «Поцелуй» Климта, золотой и прозрачный, и я на мгновение подумала, что мы с Лукасом и вправду просто нарисованы на картине со всей ее красотой и страстью. Укрытые вешалками для одежды, затерявшиеся в лабиринте старой потрескавшейся кожи, мятого атласа и хрустальных пуговиц, потемневших от времени, мы могли бы целоваться часами, и никто бы нас не нашел. Я представила себе это — Лукас расстилает на полу черную шубу, кладет меня на нее и склоняется надо мной, а я прижимаю губы к его шее, прямо к шраму, как целовала мои синяки и ранки мама, чтобы они скорее прошли. Сильно пульсирует его кровь.
Лукас напрягся, и я подумала, что зашла слишком далеко.
«Для него это тоже нелегко, — сказала себе я. — Иногда мне кажется, что я сойду с ума, если не прикоснусь к нему, но ведь для него все еще хуже? Особенно потому, что он не знает, в чем причина».
Зазвенел колокольчик и вывел нас обоих из транса. Мы выглянули из-за угла, чтобы посмотреть, кто пришел.
— Вик! — Лукас покачал головой. — Я мог бы и догадаться, что ты тут объявишься.
Вик не спеша направился к нам, засунув большие пальцы за отвороты полосатого блейзера, надетого под зимнюю куртку.
— Такой стиль не складывается сам по себе, знаете ли. Чтобы так классно выглядеть, нужно приложить усилия. — Тут он застонал, с вожделением глядя на твидовое пальто Лукаса. — Вы, высокие парни, вечно забираете себе самые лучшие вещи!
— Я его не покупаю. — Лукас скинул пальто и собрался уходить.
Наверное, он хотел еще чуть-чуть побыть со мной наедине: до автобуса осталось совсем немного времени. Я понимала, что он чувствует. Как бы мне ни нравился Вик, я вовсе не хотела, чтобы он околачивался рядом с нами.
— Ты чокнутый, Лукас. Думаешь, мне подойдет что-нибудь такое? Да на твоем месте я бы его сразу схватил. — Вик вздохнул, и мне показалось, что он собрался идти вместе с нами к автобусу.
Я быстро соображала.
— Знаешь что? Кажется, там, сзади, я видела галстуки с нарисованными на них гавайскими танцовщицами.
— Серьезно? — Вик мгновенно исчез, протиснувшись среди вещей к галстукам с танцовщицами.
— Отличная работа! — Лукас сдернул шляпку с моей головы и взял меня за руку. — Идем.
Направляясь к двери, мы шли мимо витрины с драгоценностями, и я зацепилась взглядом за что-то темное и блестящее. Брошь, вырезанная из камня или чего-то в этом роде, темная, как ночное небо, но ярко сверкавшая. И тут я сообразила, что это два цветка, экзотических, с острыми лепестками. Брошь была маленькая, она запросто уместилась бы в моей ладони, и очень искусно вырезана, но больше всего меня поразило то, что она как две капли воды походила на цветок, который, как мне казалось, существует только в моем воображении. Я застыла на месте и уставилась на нее.
— Посмотри, Лукас. Какая красивая!
— Это настоящий гагат из Уитби. Траурная драгоценность Викторианской эпохи. — Продавщица посмотрела на нас поверх очков в синей оправе, пытаясь решить, являемся ли мы потенциальными покупателями или же просто детьми, которых нужно отпугнуть. Похоже, она склонилась к последней мысли, потому что добавила: — Очень дорогая.
На Лукаса это не произвело никакого впечатления.
— Сколько? — холодно спросил он, как будто фамилия его Рокфеллер, а не Росс.
— Двести долларов.
Мои глаза, наверное, выскочили из орбит. Если твои родители — школьные учителя, ты получаешь не так уж много карманных денег. Я единственный раз в жизни купила вещь стоимостью дороже двухсот долларов — мой телескоп, и родителям пришлось добавить мне денег. Я негромко рассмеялась, стараясь скрыть смущение и грусть: было очень жалко оставлять брошь здесь. Каждый следующий черный лепесток был красивее предыдущего.
Лукас просто вытащил из кармана бумажник и протянул продавщице кредитку:
— Мы ее берем.
Она подняла бровь, но стала выбивать чек за покупку.
— Лукас! — Я схватила его за руку и зашептала: — Ты не можешь!
— Могу.
— Но это двести долларов!
— Она тебе понравилась, — спокойно произнес он. — Я увидел по глазам. Раз она тебе понравилась, значит, будет твоей.
Брошь все еще оставалась в витрине. Я посмотрела на нее, пытаясь представить себе, что такая красота может принадлежать мне.
— Да... в смысле — она мне ужасно понравилась, но... Лукас, я не хочу, чтобы ты из-за меня залезал в долги!
— А с каких это пор бедняки учатся в «Вечной ночи»?
Ну да, он прав. Почему-то я никогда не думала о том, что Лукас может быть богатым. И Вик, вполне возможно, тоже. Ракель, конечно, учится на стипендию, но таких в академии совсем мало.
Большинство учащихся-людей платили за возможность учиться в окружении вампиров, хотя, конечно, об этом они ничего не знали. И не вели себя как снобы только потому, что им такого шанса не давали. Те, кто в самом деле вел себя словно титулованные богатые детки, делали сбережения веками или же купили акции IBM еще тогда, когда пишущая машинка была новомодным изобретением. Иерархия в «Вечной ночи» соблюдалась весьма строго: наверху вампиры, а люди едва достойны того, чтобы их замечали, и мне даже в голову не приходило, что большинство человеческих учеников тоже выходцы из богатых семей.
Тут я вспомнила, как Лукас однажды пытался рассказать мне про свою мать и про то, какой властной она бывает. Они везде путешествовали, даже жили в Европе, и еще он говорил, что его дед, или прадед, или еще кто-то тоже учился в «Вечной ночи», но его исключили за дуэль. Могла бы и догадаться, что он не из бедных.
Впрочем, нельзя назвать это неприятным сюрпризом. С моей точки зрения, все бойфренды должны быть тайными богачами.
Зато это напомнило мне, что при всей моей любви к Лукасу мы с ним только начали узнавать друг друга. И я не должна забывать о своем секрете.
Продавщица предложила завернуть брошь, но Лукас взял ее и приколол к моей зимней куртке. Пока мы, держась за руки, шли на городскую площадь, я то и дело обводила пальцем острые лепестки.
— Спасибо. Это самый лучший подарок в моей жизни.
— Это самый лучший способ потратить деньги.
Я опустила голову с застенчивым, но счастливым видом. Еще чуть-чуть, и мы с Лукасом впали бы в слезливую сентиментальность, но тут мы вышли на городскую площадь и обнаружили своих одноклассников — те, оживленно о чем-то разговаривая, бродили вокруг автобуса, но ни одного учителя рядом не наблюдалось.
— А почему все на улице? Почему до сих пор не в автобусе?
Лукас заморгал, растерявшись от внезапной смены темы.
— Гм... не знаю. — Потом он сосредоточился и добавил: — Ты права. Вообще-то, им пора бы уже начать разыскивать нас.
Мы подошли к толпе учащихся.
— Что происходит? — спросила я Родни, мальчика, с которым вместе занималась химией.
— Да это все Ракель. Ушла куда-то.
Этого просто не могло быть.
— Она не могла уйти одна, — заявила я. — Она всего боится.
— Правда? Лично мне она всегда казалась довольно надменной.
К толпе присоединился Вик, держа в руках пластиковый пакет с кричаще яркими галстуками. Родни помолчал, видимо сообразив, что не очень прилично дурно отзываться о человеке за его спиной.
— Я видел ее некоторое время назад в закусочной, — продолжил он. — Какой-то городской парень пытался с ней заговорить, но получил от ворот поворот. После этого я ее не встречал.
Я схватила Лукаса за руку.
— Ты не думаешь, что тот парень мог к ней прицепиться?
— Может, она просто запаздывает. — Лукас пытался меня ободрить, но не очень-то в этом преуспел.
Вик пожал плечами:
— Слушайте, может, в конце концов он нашел нужные слова и теперь она с ним гуляет?
Ракель в жизни такого не сделала бы. Она слишком осторожна и недоверчива, чтобы поддаться внезапному порыву и клюнуть на незнакомого парня. Я виновато подумала, что нужно было предложить ей пойти со мной и с Лукасом, а не оставлять ее одну.
На площадь, хмурый, вышел мой отец. Я сообразила, что он беспокоится даже сильнее, чем я.
— Все садитесь в автобус и отправляйтесь обратно, — сказал папа. — Мы найдем Ракель, так что не волнуйтесь.
— Я останусь и тоже буду ее искать. — Я шагнула от Лукаса к папе. — Мы с ней дружим. Я примерно представляю, куда она могла пойти.
— Хорошо. — Папа кивнул. — Все остальные — отправляйтесь!
Лукас положил руку мне на плечо. Это вовсе не походило на романтическое прощание, как я его себе представляла. Впрочем, он вовсе не был эгоистично разочарован, в его глазах я видела только тревогу о Ракель и обо мне.
— Я тоже должен остаться и помочь вам в поисках.
— Они тебе не позволят. Я удивлена, что мне разрешили.
— Это опасно, — спокойно произнес Лукас.
Мое сердце рванулось к нему — он так хотел защитить меня, не зная, что я прекрасно могу сама о себе позаботиться! И тогда я сказала то единственное, что хоть как-то могло успокоить Лукаса:
— Отец за мной присмотрит. — Встав на цыпочки, я чмокнула Лукаса в щеку и еще раз провела пальцами по броши. — Спасибо тебе. Огромное!
Лукас не хотел оставлять меня, но упоминание об отце сделало свое дело. Он быстро поцеловал меня.
— Увидимся завтра.
Когда автобус отъехал, мы с отцом торопливо пошли в сторону городских окраин. Папа спросил:
— Ты и вправду знаешь, где она может быть?
— Представления не имею, — призналась я. — Но сейчас для поисков требуется каждый, кто может помочь. Кроме того, а вдруг надо будет переходить через реку?
Вампиры не любят текущую воду. Меня она совсем не беспокоит, по крайней мере пока, но родители сходят с ума, если им приходится пересекать даже маленькую речушку или ручей.
— Моя девочка может сама о себе позаботиться! — Гордость, прозвучавшая в папиных словах, застала меня врасплох — в хорошем смысле. — Ты действительно взрослеешь, Бьянка. И учеба в «Вечной ночи» меняет тебя в лучшую сторону.
Я закатила глаза — мне уже надоели эти постоянные повторы «Папа знает, как лучше».
— Такое происходит, когда преодолеваешь трудности.
— Ну, тогда у меня для тебя новость: все дело в школе.
— Ты рассуждаешь так, как будто сам ходил в эту школу.
— Поверь мне, и в одиннадцатом веке было нелегко взрослеть. Человечество постоянно меняется, но кое-что остается неизменным. Люди глупеют, когда влюбляются; хотят того, чего иметь не могут; а возраст между двенадцатью и восемнадцатью годами всегда, всегда отвратителен. — Мы ушли с главной дороги, и папа снова стал серьезным. — На западной стороне реки никого из нас нет. Если боишься заблудиться, держись ближе к берегу.
— Я не заблужусь. — Я показала ему на ясное звездное небо, где множество созвездий были готовы указать мне дорогу. — До встречи.
Хотя снег еще не выпал, зима уже вступила в свои права. Земля под ногами замерзла и похрустывала, и когда я шла по берегу реки, жухлая трава и обнажившиеся кусты цеплялись за джинсы. Светлые стволы березок выделялись на фоне остальных деревьев, как яркие молнии в грозовом небе. Я решила держаться поближе к берегу — не потому, что боялась заблудиться, а потому, что потеряться могла Ракель, и если она оказалась здесь, то наверняка пойдет вдоль берега.
«Никуда она не могла забрести, — думала я. — Если Ракель пошла в эту сторону, то вовсе не потому, что заплутала».
Мое слишком живое воображение рисовало один ужасный сценарий за другим: Ракель ограблена каким-то горожанином, решившим поживиться за счет одного из «богатеньких ученичков» из «той школы». Ракель пытается убежать от пьяных строителей, с которыми я столкнулась в прошлый раз в пиццерии (от страха за нее они превратились в моем воображении из защитников женщин в хищников). Ракель поддалась непонятной грусти, снедающей ее, вошла в ледяные воды реки, и мощное течение поглотило ее.
Над головой что-то быстро зашуршало, я даже подпрыгнула от испуга, на оказалось, что это просто ворона перелетела с ветки на ветку. Облегченно выдохнув, я вдруг заметила, что дальше на запад в кустах виднеется яркое пятно, и как можно быстрее помчалась в ту сторону. Открыв было рот, чтобы окликнуть Ракель, я тут же его закрыла. Если там она, я это скоро увижу. А если нет, лучше не привлекать к себе внимания.
Подбежав ближе и изрядно запыхавшись, я услышала голос Ракель, но обрадоваться не успела, потому что она испуганно воскликнула:
— Отстань от меня!
— Эй, в чем дело? — Я узнала и этот голос, слишком самоуверенный и слегка насмешливый. — Ты ведешь себя так, будто мы незнакомы.
Это был Эрик. Он не ездил в город со школьным автобусом. Никто из настоящих «вечноночевцев» не ездил. Похоже, они считали это скучным — или, скорее, просто радовались возможности хоть какое-то время побыть самими собой, не скрывая своей истинной природы. Однако мне казалось, что сейчас Эрик слишком откровенно демонстрировал собственную сущность. Очевидно, он последовал за нами в Ривертон и дожидался какого-нибудь одиночки. И дождался Ракель.
— Я сказала, что не хочу с тобой разговаривать! — Ракель была в ужасе. Обычно она вела себя грубовато, но Эрик подкрался к ней незаметно, и она перепугалась. — Поэтому хватит меня преследовать!
— Ты ведешь себя так, будто я чужой. — Он улыбнулся. Его зубы сверкнули в темноте, и я сразу вспомнила фильмы про акул. — Мы сидим рядом на биологии, Ракель. Что за дела? Что такого плохого я могу тебе сделать?
Теперь я поняла, что произошло. Эрик увидел Ракель в Ривертоне и пошел за ней. Вместо того чтобы вернуться на площадь, где ей пришлось бы смириться с его присутствием (может, даже вместе сидеть в автобусе), она попыталась ускользнуть и уходила все дальше и дальше от центра Ривертона, а потом и вовсе вышла за пределы города. К тому времени она, конечно, сообразила, что совершила ошибку, но теперь они оказались тут наедине. Ракель прошла почти две мили в сторону школы, несмотря на холод, и я почувствовала гордость за ее мужество и упорство.
Ну да, это, конечно, было глупо, но ей, разумеется, и в голову не пришло, что один из одноклассников попытается ее убить.
— Знаешь что? — небрежно бросил Эрик. — Я голоден.
Ракель побледнела. Она не знала, что Эрик имеет в виду, но почувствовала то же, что и я. Насмешка вот-вот должна была обернуться чем-то другим. Энергия между ними превращалась из статической в кинетическую.
— Я ухожу, — предупредила Ракель.
— Посмотрим, куда ты уйдешь, — заметил Эрик.
Я во весь голос выкрикнула:
— Эй!
Ракель и Эрик одновременно резко повернулись и увидели меня. На лице Ракель мгновенно появилось облегчение.
— Бьянка!
— Это не твое дело! — рявкнул Эрик. — Катись отсюда.
Это меня поразило. Я-то думала, он уйдет сразу же, как только поймет, что его застукали. Похоже, ошиблась. В обычной ситуации я испугалась бы — но не сейчас. Я вдруг ощутила прилив адреналина. Мышцы напряглись от предвкушения, как перед соревнованиями в беге. Обоняние обострилось, я чуяла запах пота Ракель, дешевое средство после бритья Эрика, даже запах шерсти маленькой мышки, спрятавшейся в кустах. Я с трудом сглотнула и провела языком по резцам, медленно удлинявшимся из-за моего возбуждения.
«Ты начнешь реагировать, как вампир», — предупреждала мама. Вот что она имела в виду.
— Я никуда не уйду. Уйдешь ты. — Я подошла ближе, и Ракель, споткнувшись, метнулась ко мне.
Она слишком сильно дрожала, чтобы нормально бежать.
Раздраженный Эрик нахмурился. Он вел себя как вздорный ребенок, которому не разрешили съесть что-то вкусное.
— Что, одной тебе можно нарушать правила?
— Нарушать правила? — Голос Ракель дрожал, она была близка к истерике. — Бьянка, о чем он? Давай уйдем отсюда!
Я побледнела. Эрик гнусно ухмыльнулся. Наконец-то до меня дошло. Он угрожал мне, собираясь рассказать Ракель, кем и чем мы с ним являемся. Если он откроет ей секрет «Вечной ночи» и убедит Ракель в том, что мы действительно вампиры (а ее прежние подозрения давали мне основания думать, что она ему поверит), она просто побежит от нас обоих. А это даст Эрику идеальную возможность укусить ее. Он даже сможет заявить, что сделал это, чтобы стереть ее память. Я могу попытаться остановить его с помощью обострившихся инстинктов, но я еще не настоящий вампир. Эрик сильнее и быстрее меня, он победит. Он получит Ракель. Все, что ему нужно, — это произнести еще несколько слов.
— Я сообщу обо всем миссис Бетани, — выпалила я.
Наглая ухмылка медленно сползла с лица Эрика.
Даже ему хватало здравого смысла, чтобы бояться миссис Бетани. Тем более после всех ее пылких речей о том, что необходимо оберегать учащихся-людей, чтобы защитить школу! О нет, миссис Бетани вовсе не понравится поведение Эрика.
— Не надо, — сказал он. — Давай просто оставим это, ладно?
— Вот ты и оставь. Убирайся отсюда. Пошел прочь!
Эрик еще раз злобно глянул на Ракель и медленно пошел в лес.
— Бьянка! — Ракель, спотыкаясь, пробралась через последние несколько веток, разделявших нас. Я быстро провела языком по зубам: нужно выглядеть и вести себя как человек. — О боже, что с этим парнем такое?
— Он подонок. — Это правда, хотя и не вся.
Ракель крепко обхватила себя руками.
— Он преследует... так себя ведет... О боже! Ладно. Все хорошо.
Я всматривалась в темноту, пытаясь убедиться в том, что Эрик в самом деле ушел. Шаги его затихли, и я больше не видела его светлой куртки. Он ушел, во всяком случае на время, но я ему не доверяла.
— Пошли, — сказала я. — Давай быстренько переберемся на ту сторону.
Слишком потрясенная, чтобы задавать вопросы, Ракель молча направилась за мной. Примерно через четверть мили мы нашли небольшой каменный мостик. Похоже, им нечасто пользовались, и нескольких камней не хватало, но Ракель не жаловалась и н
Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 12:56 pm

ни о чем меня не спрашивала, пока мы переходили через речку. Если бы Эрик очень захотел, он тоже мог бы перейти на ту сторону, но природное отвращение к текущей воде плюс страх перед миссис Бетани почти наверняка защитят нас.
— Ты как? — спросила я, оказавшись на другом берегу.
— Хорошо. Со мной все хорошо.
— Ракель, скажи правду. Эрик преследовал тебя в лесу... ты вся дрожишь!
Кожа ее покрылась липким потом, но Ракель продолжала пронзительным голосом утверждать:
— Все хорошо!
Мы молча посмотрели друг на друга, потом она шепотом добавила:
— Бьянка, пожалуйста. Он меня не тронул. Так что со мной все хорошо.
Когда-нибудь она сможет мне обо всем рассказать, но не сегодня. Сегодня ее нужно уводить отсюда, причем быстро.
— Ладно, — сказала я. — Давай вернемся в школу.
— В жизни не думала, что буду рада возвращению в «Вечную ночь»! — Ракель рассмеялась каким-то ломким, прерывающимся смехом. Мы уже тронулись с места, но тут она остановилась. — Разве ты не собираешься позвонить в полицию, или учителям, или кому-нибудь?
— Мы все расскажем миссис Бетани, когда вернемся.
— Я могу позвонить прямо отсюда, у меня с собой мобильник. В городе он работал...
— Мы уже давно не в городе. Ты же знаешь, здесь нет сети.
— До чего глупо! — Она так дрожала, что ее зубы стучали. — Почему эти богатенькие сучки не велят своим мамочкам и папочкам заплатить за вышку?
«Потому что большинство из них не привыкли даже к обычным городским телефонам», — подумала я.
— Ну все, пойдем.
Ракель не дала мне обнять себя за плечи, пока мы шли в школу по замерзшему лесу, и все время крутила и крутила свой кожаный браслет.
Ночью, после того как она легла спать, я пошла к миссис Бетани в ее кабинет в каретном сарае. Учитывая ее пренебрежительное ко мне отношение, я предполагала, что директриса начнет сомневаться в моих словах, но этого не произошло.
— Мы об этом позаботимся, — сказала она. — Можете идти.
Я замялась:
— И это все?
— А вы думаете, что вам позволят обсуждать наказание? Может быть, самой его назначить? — Она выгнула бровь. — Я знаю, как поддерживать дисциплину в моей собственной школе, мисс Оливьер. Или вам хочется написать еще одно эссе, чтобы вспомнить?
— Я просто имела в виду... а что мы будем говорить остальным? Они захотят узнать, что случилось с Ракель. — Я уже видела красивое лицо Лукаса и слышала его вопросы о тех странностях, что происходят в «Вечной ночи». — Ведь она расскажет, что это был Эрик. Наверное, нам придется говорить, что это был грубый розыгрыш или что-нибудь в этом роде, да?
— Это звучит разумно. — Почему у нее такой веселый вид? Я поняла, в чем дело, как только миссис Бетани добавила: — Вы становитесь специалистом по обману, мисс Оливьер. Наконец-то прогресс.
Боюсь, что она не ошибалась.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Первый снегопад нас разочаровал — снега выпало всего полтора дюйма, он быстро растаял, а потом замерз, и все дорожки обледенели. Округа выглядела пятнистой и скучной, а желто-бурые холмы были увенчаны водянистыми слипшимися снежными глыбами. Чешуя и крылья у горгульи за окном моей спальни в башне украсились бисеринками льда.
— Меня это устраивает, — сказала Патрис, искусно заматывая шею ядовито-зеленым теплым шарфом. — И я так рада, что теперь чаще светит солнце!
— Ты хочешь сказать, что снова можешь на него выходить? — Перед Осенним балом меня ужасно раздражала бесконечная «диета» Патрис и остальных: как все вампиры, отказывающиеся от крови, они похудели и стали выглядеть более вампирически.
Кортни и вся клика ее обожателей много времени проводили на солнце; это ничуть не мешает сытому вампиру, но очень мучительно для голодного. Мне пришлось мириться с тем, что Патрис долгие часы проводила перед зеркалом, пытаясь разглядеть себя в нем, потому что ее отражение выцветало и выцветало, став почти невидимым. Мне показалось, что все они тогда стали гораздо стервознее, но с этой компанией толком и не поймешь.
Патрис догадалась, о чем я, и покачала головой, словно я ее раздражаю.
— Я прекрасно себя чувствовала после бала. И это стоило нескольких недель голодовки и необходимости прятаться в тени! Раньше или позже ты тоже поймешь, в чем прелесть самоограничения. — На ее круглых щеках появились веселые ямочки. — Но только не с Лукасом, да?
Мы долго смеялись над нашей общей шуткой. Я искренне радовалась, что мы с Патрис неплохо поладили, потому что, разрываясь между неприятностями, случившимися с Ракель, и грядущими экзаменами, я меньше всего нуждалась в дополнительных стрессах.
Экзамены нам предстояли жестокие. Я этого ожидала, но все равно сочинения для миссис Бетани не писались сами собой, а экзамен по тригонометрии не становился проще. Мама неожиданно проявила садистские наклонности, заставив нас вспомнить каждую мелочь, когда-либо упомянутую ею в классе; к счастью, мы сумели угадать, что темой основного эссе будет Миссурийский компромисс , потому что мама начала слегка подпрыгивать. «Надо полагать, Балтазар неплохо справится», — думала я, строча в тетрадке с такой скоростью, что пальцы сводило судорогой. Хотела бы я написать хотя бы вполовину так же хорошо, как он.
В эти последние недели я с головой окунулась в учебу не только из-за сложности экзаменов, но и потому, что занятия помогали отвлечься. Заставляя Ракель постоянно задавать мне вопросы, я отвлекала ее от мыслей о том, что едва не произошло тогда в лесу. Очень помогало и то, что миссис Бетани наказала Эрика: он буквально каждую свободную минуту проводил, оттирая щеткой коридоры, и при любой возможности кидал на меня разъяренные взгляды.
— Я не доверяю этому парню, — сказал однажды Лукас, когда мы проходили мимо Эрика.
— Тебе просто не нравится его характер. — В общем и целом я сказала правду, хотя мне были известны более основательные причины для того, чтобы не доверять Эрику.
Как мы ни старались отвлечь Ракель делом, она по-прежнему выглядела затравленной. Все ее прежние страхи усилились после нападения Эрика. Глядя на темные круги у нее под глазами, я понимала, что она не спит ночами, а однажды Ракель явилась в библиотеку с только что подстриженными волосами, причем было очевидно, что стриглась она сама, и весьма неаккуратно. Пытаясь вести себя тактично, я сдвинула учебники на край стола, чтобы дать ей место, и произнесла:
— Знаешь, в моем родном городе я часто стригла своих друзей...
— Я знаю, что эта стрижка выглядит отвратительно. — Не глядя на меня, Ракель бухнула свой рюкзак на пол. — И нет, я не хочу, чтобы ты или еще кто-то мне ее поправлял. Очень надеюсь, что она выглядит безобразно. Может, тогда он перестанет на меня пялиться.
— Кто? Эрик? — мгновенно напрягся Лукас.
Ракель плюхнулась на стул.
— А кто еще? Конечно Эрик.
До этой минуты я не догадывалась, что Эрик пялится не только на меня. Я помешала ему во время охоты; он твердо решил напиться крови Ракель, может быть... может быть, даже нанести ей серьезный ущерб.
Большинство вампиров никогда не убивают, говорили мама с папой. А вдруг Эрик — исключение из правила?
«Наверняка нет, — думала я. — Миссис Бетани не допустила бы такого в „Вечную ночь"».
Лукас быстро сменил тему, попросив у Ракель материалы по биологии, которую преподавал мой отец. Я взглянула на него и снова ощутила вожделение — или чувство собственности, всегда возникающее у меня в его присутствии. «Мой, — думала я. — Я всегда буду желать, чтобы ты оставался моим».
До сих пор мне казалось, что это эмоции, но, может быть, за ними кроется что-нибудь еще. Может, такая потребность объявить кого-то своей собственностью — это часть вампирской натуры, и поэтому она намного сильнее, чем человеческие желания?
Разумеется, Эрик не влюблен в Ракель, но если он испытывает по отношению к ней хотя бы десятую долю того же чувства собственности, что я к Лукасу, он ни за что на свете от нее не отстанет.
Тем же вечером в умывальной я снова наткнулась на Ракель. Она вытряхивала на ладонь то самое снотворное, что я ей когда-то советовала, — четыре или пять таблеток.
— Осторожней, — сказала я. — Не нужно так много.
Ракель придала лицу непроницаемое выражение.
— Или я никогда не проснусь? По мне, то не так уж страшно, между прочим. — Она вздохнула. — Поверь, Бьянка, этого недостаточно, чтобы кого-нибудь убить.
— Но больше, чем нужно, чтобы заснуть.
— Не с этим шумом на крыше. — Она бросила таблетки в рот, наклонилась, чтобы сделать несколько глотков воды прямо из-под крана, и вытерла рот тыльной стороной руки. — Они все еще там. И теперь гораздо громче. Все время. И я это не придумала.
Мне не понравилось, как это прозвучало.
— Я тебе верю.
Вообще-то, я сказала это только для того, чтобы не молчать, но Ракель широко распахнула глаза.
— Правда? Ты не просто так говоришь?
— Правда. Я тебе верю.
К моему потрясению, глаза Ракель наполнились слезами. Она их быстро сморгнула, но я-то знаю, что видела.
— До сих пор мне никто не верил.
Я подошла поближе.
— Не верил про что?
Она замотала головой, отказываясь отвечать, но, проходя мимо меня, легко прикоснулась к моей руке — всего на мгновение, но когда речь шла о Ракель, это можно было считать медвежьими объятиями. Понятия не имею, что у нее случилось в прошлом, но Эрик действительно страшно напугал Ракель. Может, он и не хотел заставлять ее страдать, но я подозревала, что Эрик принадлежит к тем, кому доставляет удовольствие видеть, как люди боятся.
К счастью, тут я могла кое-что сделать.
Ближе к ночи, много позже отбоя, я встала, надела джинсы, кроссовки и теплый черный свитер. Черная вязаная шапочка надежно скрывала мои рыжие волосы. Я подумала, не нанести ли черные полосы на щеки и нос, как делают грабители в кино, но решила, что это уже перебор.
— Идешь перекусить? — пробормотала в подушку Патрис. — Белки уже в зимней спячке. Легкая добыча.
— Я просто прогуляться, — возразила я, но она уже снова заснула.
Я влезла на подоконник. Ночь была холодной, но перчатки и свитер сохраняли тепло, так что я не дрожала. Встав на сук дерева, я вытянула руки, чтобы ухватиться за верхние ветки, и уперлась ногами в шершавый ствол. Сучья под моим весом затрещали, но не сломались. Через несколько минут я уже была на крыше.
В смысле — на крыше нижней части здания. В нескольких футах от меня в ночное небо устремлялась южная башня. Если задрать голову, можно было даже увидеть темные окна родительской квартиры. Напротив нее находилась громадная северная башня, а между ними — крытая дранкой и черепицей крыша главного здания, но не ровная плоская поверхность, а изогнутая под различными углами. Школа строилась медленно, веками, и не каждая новая пристройка совпадала с предыдущими. Крыша, блестевшая в лунном свете темно-синим, немного походила на бурное море с волнами, вздымающимися вверх и падающими вниз.
Я стиснула зубы, вскарабкалась на ближайший скат и поползла, стараясь производить как можно меньше шума. Если кто-нибудь выбрался наружу перекусить, не важно, заметит ли он меня. Однако если кто-то окажется на крыше по другому поводу, нужно, чтобы у меня было преимущество.
Я боялась до полусмерти, хотя и старалась убедить себя в том, что оснований для страха нет. У меня нет опыта стычек; если мне бросают вызов, я сразу хочу свернуться в клубочек. Но все-таки кто-то должен заступиться за Ракель, и похоже, только одна я и могу. Поэтому, не обращая внимания на дрожь, я упорно пробиралась вперед, пытаясь сообразить, где находится спальня Ракель. Должно быть, дальше по коридору отсюда. Наша с Патрис комната размещалась в южной башне, но Ракель такая роскошь недоступна. И кто-то мог стоять прямо над ее спальней, в нескольких футах над головой.
Обдумав все это, я стала пробираться дальше. К счастью, крыша не обледенела, поэтому я не скользила и не падала, поднимаясь на фронтоны и спускаясь с них, кое-где становясь на четвереньки. И все время внимательно прислушивалась к каждому звуку, пытаясь уловить шаги, слово, хотя бы дыхание. Мысль об опасности разбудила все мои темные инстинкты и обострила чутье. Я была готова к чему угодно, по крайней мере, мне так казалось. Когда до комнаты Ракель оставалось всего несколько футов, я услышала, как по крыше чем-то водят — медленно, с растяжкой. Там кто-то был. Кто-то хотел, чтобы Ракель это слышала. Я осторожно подтянулась на очередном крутом скате. Там, скорчившись в тени, стоял Эрик. Он сжимал в руке сломанную ветку и водил ею по черепице.
— Ты, — негромко произнесла я.
Эрик рывком выпрямился, торопливо запахнув длинное пальто. Интересно, что он делал другой рукой?
Почувствовав омерзение, нервничая, я больше всего хотела оттуда убежать, но не сдвинулась с места.
— Попался.
— Теперь мы оба нарушаем правила, — пробормотал он, оглядываясь по сторонам. — Ты не можешь заложить меня, не заложив и себя тоже.
Я подошла так близко, что вполне могла к нему прикоснуться. Со своим узким лицом и заостренным носом сейчас он сильнее, чем когда-либо, походил на крысу.
— Значит... значит, я заложу нас обоих.
— Великое, к чертям собачьим, дело! Нарушение комендантского часа. Ну и что? Все его нарушают. Никого это особенно не волнует.
— Ты здесь не для того, чтобы поесть. Ты издеваешься над Ракель.
Эрик кинул на меня полный отвращения взгляд, будто это не я, а что-то, на что можно наступить на тротуаре.
— Не докажешь.
Во мне вспыхнул гнев, приглушив страх. Все мышцы напряглись, и резцы полезли наружу, превращаясь в клыки. Реагировать как вампир означает никогда не отступать.
— О, правда?
Я схватила его за руку и сильно укусила.
У крови вампира совершенно не такой вкус, как у человеческой или любого живого существа. Она не насыщает. Это не еда. Это информация. Вкус вампирской крови сообщает тебе, что вампир чувствует в этот самый миг; ты и сам это чувствуешь, и в твоем сознании вспыхивают образы, только что мелькавшие в сознании того вампира. Этому меня научили родители и даже разрешили мне несколько раз проверить это на них. Однажды я спросила, кусали ли они так друг друга, но они ужасно смутились и тут же начали интересоваться, сделала ли я уроки.
Пробуя кровь родителей, я чувствовала только любовь, удовлетворенность и видела себя ребенком, гораздо более симпатичным, чем являлась на самом деле, и очень любопытным. Кровь Эрика оказалась совсем другой. Ужасом.
У нее был вкус негодования, ярости и невыносимой тяги отнять человеческую жизнь. Она была настолько горячей, что обжигала, и настолько злобной, что желудок у меня вывернулся наизнанку, отвергая и кровь, и Эрика. И в сознании возникла картинка, разраставшаяся с каждой секундой, как разгорается вышедший из-под контроля огонь: Ракель, какой ее хотел видеть Эрик — распростертая на своей постели, с разорванным горлом, пытающаяся сделать свой последний вдох.
— Ай! — Эрик отдернул руку. — Ты что делаешь?
— Ты хочешь ее погубить. — Меня трясло от увиденной жестокости, я с трудом сдерживалась. — Ты хочешь убить ее!
— Хотеть и сделать — разные вещи, — парировал он. — Думаешь, я здесь один такой, кому иногда хочется вонзить зубы в свежее мясо? Черта с два ты добьешься для меня наказания за это!
— Убирайся с крыши к черту. Ты сейчас уйдешь и никогда, никогда больше сюда не вернешься, а иначе я все расскажу миссис Бетани. Она мне поверит, и ты вылетишь из школы.
— Да пожалуйста! Меня от нее уже тошнит. Но перед уходом я заслуживаю хорошего обеда, тебе не кажется?
Эрик захохотал мне в лицо, и на один ужасающий миг я решила, что он кинется в драку. Но он спрыгнул с крыши, даже не схватившись за ветку дерева.
Никогда раньше я не испытывала такой тошнотворной ярости и надеялась, что больше никогда и не испытаю. При всей низости и мрачности «Вечной ночи» мне казалось, что я впервые увидела здесь настоящее зло.
«Ты веришь в зло?» — однажды спросила меня Ракель. Я сказала, что верю, да только до сих пор не знала, что это такое. Все еще дрожа, я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь взять себя в руки. Нужно хорошенько подумать обо всем, что здесь сейчас произошло, но пока я хотела только одного — убраться отсюда подальше.
Сделав несколько шагов, я съехала вниз по дальнему скату, вглядываясь в то место, куда спрыгнул Эрик. Нужно было убедиться, что он и в самом деле ушел. Но уже начав спускаться, я вдруг заметила чьи-то очертания в темноте — как тень под глубокой водой. Может быть, Эрик приходил не один?
— Стой! — воскликнула я. — Кто там?
Фигура медленно выпрямилась, и в лунном свете я увидела Лукаса.
— Лукас? Что ты тут делаешь?
Сказав это, я почувствовала себя полной дурой. Он пришел с той же целью, что и я, — проверить, не Эрик ли пугает Ракель.
Лукас ничего не ответил. Он смотрел на меня так, словно никогда не видел, а потом сделал шаг назад.
— Лукас?
Сначала я не поняла, но тут меня озарило. У меня все еще торчали клыки, а рот был окровавлен. Если он прятался там давно, то слышал, как я разговаривала с Эриком, и видел, как я его укусила...
Лукас знает, что я вампир.
В большинстве своем люди давно не верят в вампиров и не поверят, как бы сильно их ни убеждать. Но Лукаса не требовалось убеждать, потому что он смотрел прямо в лицо клыкастому вампиру с окровавленными губами. Он смотрел на меня как на незнакомку, нет, как на монстра.
Тайна, которую я хранила всю свою жизнь, раскрыта.
Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 12:57 pm

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

— Подожди! — взмолилась я липкими от крови губами. — Не уходи. Я могу все объяснить!
— Не подходи ко мне! — Лукас стоял с белым лицом.
— Лукас... пожалуйста...
— Ты вампир!
Что еще я могла сказать? Мое новообретенное умение врать сейчас ничем не поможет. Лукас узнал правду, и скрывать ее я больше не могу.
Он пятился, спотыкаясь о черепицу, руки у него тряслись, хотя он пытался овладеть собой. Шок сделал его неуклюжим — это Лукаса-то, который всегда двигался четко и уверенно. Казалось, что он вдруг ослеп. Я хотела пойти за ним, чтобы не дать ему потерять равновесие и упасть, уж не говоря о других причинах. Но больше всего я хотела объясниться. Однако он не позволит помочь. Если я подойду, Лукас может запаниковать и убежать. Убежать от меня! Дрожа, я села на крышу, глядя, как он по ней пробирается. Он не осмеливался повернуться ко мне спиной до тех пор, пока не прошел половину пути до северной башни, к спальням мальчиков. Я обхватила себя руками, а по щекам текли слезы. Я боялась и стыдилась сильнее, чем когда-либо в своей жизни, даже сильнее, чем тогда, когда укусила его. Понял ли он уже, что в действительности произошло во время Осеннего бала и что именно я сделала ему больно? Если и нет, то скоро поймет.
И что мне теперь делать? Немедленно рассказать обо всем родителям? Они придут в бешенство, кроме того, им придется предпринять какие-то меры против Лукаса. Не знаю, что вампиры делают с людьми, узнавшими тайну «Вечной ночи», но подозреваю, что ничего хорошего. Сообщить миссис Бетани? Исключено. Можно попробовать разбудить Патрис и попросить совета у нее, но она, скорее всего, пожмет плечами, поправит свою атласную повязку на глазах и снова заснет.
Теперь, когда тайна открылась, всем им угрожает опасность. Возможно, Лукас никому ничего не расскажет из опасения, что его сочтут ненормальным; но если даже расскажет, вряд ли ему кто-нибудь поверит. Но риск того, что все выплывет наружу, ужасен. И это только моя вина.
Должен быть какой-то выход, возможность все исправить. Что-то, что я могу сделать.
Нужно поговорить с Лукасом. Первым делом с утра. Нет, утром у него экзамен. Так странно думать о столь прозаичных вещах, как экзамен, среди всей этой неразберихи. Я поймаю его после экзамена. Он не захочет говорить со мной, но не будет в зале орать во весь голос о вампирах. Это даст мне шанс, и если я как следует продумаю, что сказать...
То что? Я врала Лукасу. Я его ранила. Может, он и прав, что пытается убраться от меня как можно дальше.
И все-таки я понимала, что должна сделать все возможное. Если мне грозит навсегда потерять Лукаса, сделать я ничего не смогу; умолять, плакать или открыть ему все свои секреты — этим делу не поможешь. Но я точно знала, что должна убедить Лукаса понять.
После долгой бессонной ночи я встала, надела черный свитер и юбку в складку и на негнущихся ногах спустилась вниз по лестнице, подгадав так, чтобы успеть к концу экзамена. Но оказывается, им разрешили уходить, закончив раньше, — а по словам ребят из его класса, Лукас сдал быстро. Это значило, что он, вероятно, уже у себя в комнате. Собрав все свое мужество, я проскользнула к спальням мальчиков.
Вик с Лукасом однажды показывали мне свое окно, так что, если меня не поймают, я смогу найти их комнату.
А если, появившись у Лукаса в комнате без предупреждения, я перепугаю его до смерти? Возможно, но придется рискнуть, потому что больше я этого не вынесу. Неопределенность съедала меня изнутри, выворачивая наизнанку. Даже если Лукас скажет, чтобы я больше не смела к нему приближаться, я все-таки буду знать, что к чему. Неизвестность казалась хуже всего.
Я поняла, что добралась куда нужно, увидев на двери два постера — «Головокружение» Альфреда Хичкока и еще что-то под названием «Быстрее, киска! Убивай! Убивай!». Никто не отозвался на мой стук, и я нерешительно приоткрыла дверь. В комнате никого не было. И пахло в ней Лукасом — пряный, сосновый запах, словно я попала в лес. Половина комнаты была увешана постерами боевиков — сплошные пистолеты и красотки, а постель застлана ярким покрывалом. Другими словами, это была половина Вика. Половина Лукаса оказалась практически голой. Никаких картинок на стенах, а на маленькую доску объявлений (такие висели над каждой кроватью) пришпилено только расписание уроков и билет в кино — на «Подозрение», с нашего первого свидания. Постель застлана простым армейским одеялом.
Очевидно, мне оставалось только одно — ждать. Не зная, как поступить, я подошла к окну, выходившему на гравийную подъездную дорожку к школе. Там стояло несколько машин, это приехали родители, чтобы после экзаменов забрать своих детей домой на Рождество. Разумеется, человеческих детей. Я смотрела, как они обнимались, ставили вещи в багажники, и тут увидела Лукаса. Он вышел из парадной двери с большой спортивной сумкой, перекинутой через плечо.
— О нет, — прошептала я и с такой силой прижала ладони к стеклу, что оно (или я) едва не треснуло.
Но Лукас даже не обернулся. Он пошел прямо к длинному черному автомобилю с тонированными стеклами, дверка распахнулась, я попыталась рассмотреть, кто сидит внутри, но ничего не увидела.
Теперь понятно, почему его половина комнаты такая пустая. Лукас уезжал из «Вечной ночи» домой на рождественские каникулы, даже не сказав мне «до свидания». Может быть, он никогда не вернется.
— Ого, теперь спальни стали совместными? Это круто. — Ко мне сзади подошел Вик. Я жалко улыбнулась ему и снова повернулась к окну, чтобы увидеть, как уезжает машина с Лукасом. Она рванула с места так, будто пассажиры страшно спешили. — Ловко ты к нам пробралась. Вы, ребята, просто попрощались, а?
— Ага. — А что еще я могла сказать?
— Не расстраивайся так сильно, ладно? — Вик легонько ткнул меня в плечо. — Есть парни, которые умеют утешать расстроенных девочек, но я не из них.
— Со мной все хорошо. Честно. — Я внимательно посмотрела на Вика. С ним, единственным из всей школы, Лукас мог поделиться своими подозрениями. — Слушай, Лукас тебе показался... нормальным?
— Он отказался от моего приглашения на Ямайку. — Вик пожал плечами. — Сказал что-то про встречу с друзьями семьи, но вроде как ничего там особенного не будет. Разве ты не предпочла бы провести Рождество, валяясь на пляже, вместо того чтобы сидеть со старыми пердунами, знакомыми твоей мамочки?
Я имела в виду совсем не то. Но если это единственная странность в поведении Лукаса, может, он решил не делиться своими мыслями про вампиров. Вик вовсе не из тех людей, кто будет врать и притворяться.
Меня задело, что Вик намного честнее меня.
— Хочешь «читос»? — Он протянул мне полупустой оранжевый пакет. Я покачала головой и старательно сделала вид, что меня вовсе не тошнит. — Он еще пожалеет, погоди, сама увидишь. Я со своей семьей буду отдыхать на всю катушку, а чем будет заниматься он? Сидеть где-нибудь за столом и прилично себя вести. — Набив рот чипсами, Вик изрек: — Это будет долгий месяц.
— Да, — пробормотала я. — Очень долгий.
Думаю, люди в большинстве своем уверены, что вампиры не отмечают Рождество. Так вот, они ошибаются.
Конечно, религиозная часть не очень приятна. При виде крестов мы не вспыхиваем огнем и не превращаемся в дым, как показывают в фильмах ужасов, но находиться в часовне или в церкви нам неуютно — возникает противное ощущение, что за тобой наблюдает кто-то невидимый. Поэтому никакого всенощного бдения — ничего в этом роде. Однако вампиры любят получать подарки точно так же, как и все остальные. Добавьте к этому школьные каникулы, и получится время, которое доставляет удовольствие даже живым мертвецам.
Точнее, почти всем живым мертвецам. В это Рождество я была такой несчастной, как никогда в жизни.
Атмосфера разрядилась, когда люди уехали и остались одни вампиры. Они перестали задирать нос, не к кому было цепляться, не на кого производить впечатление. Кое-кто из них тоже уехал, в том числе Патрис, заявившая, что в это время года нельзя пропустить катание на лыжах в Швейцарии. Остальные, как учащиеся, так и преподаватели, остались в «Вечной ночи», потому что тут был наш дом. Во всяком случае, это место больше всего походило на домашний очаг, который бывает у людей.
— Мы исключение, Бьянка. — Мама вешала гирлянды из остролиста, а я стояла внизу и держала стремянку. Они с папой заметили мое мрачное настроение и старались изо всех сил создать атмосферу праздника. — Мы — единственная семья в «Вечной ночи», ты это понимаешь? Ни у кого из них не было семьи с тех пор, как... полагаю, с тех пор, как они умерли.
— Странно, что у них нет домов, куда можно уехать. — Я протянула маме кнопку, чтобы она закрепила гирлянду. — У нас-то дом был. Как они обходятся без своего дома?
— У нас был дом в течение шестнадцати лет, — поправил меня папа, сидящий на диване. Он деловито перебирал старые пластинки, пытаясь найти «Элла желает вам счастливого Рождества». — Для тебя это целая жизнь, а для нас с мамой...
— Мгновение ока, — вздохнула мама.
Папа улыбнулся ей, и что-то в этой улыбке напомнило мне, что он старше мамы почти на шестьсот лет, и даже столетия, проведенные ими вместе, для него тоже мгновение ока.
— Не существует такой вещи, как постоянство. Люди переезжают с места на место, забываются в удовольствиях, роскоши или еще в чем-нибудь, что может отвлечь их от скуки бессмертия. Жизнь движется вперед, и те из нас, кто уже не жив, иногда с трудом ее нагоняют.
— Вот для чего существует «Вечная ночь», — сказала я, подумав об уроках современных технологий и о том, как все растерялись, когда мистер Йи начал рассказывать про электронную почту. Многие про нее слышали, а некоторые даже умели пользоваться, но до того, как мистер Йи объяснил, только я одна понимала, как она работает. Одно дело — притворяясь, жить в двадцать первом веке, и совсем другое — по-настоящему понимать, что происходит. — А как же те, кто выглядит слишком старым, чтобы учиться в школе?
— Ну, это же не единственное место, куда мы можем поехать. — Мама потянулась за следующей гирляндой. — Существуют курорты и отели, всякие места, где люди в некотором роде изолированы от внешнего мира и где можно контролировать приезжающих. В прежние времена у нас было много монастырей и обителей, но сейчас сложно открывать новые. Протестантская Реформация — шайки гугенотов, костры, всякое такое — уничтожила многих. Обитатели наших монастырей не могли толком объяснить, что они не католики, без того, чтобы еще сильнее не ухудшить положение. Теперь мы в основном придерживаемся школ и клубов.
— На будущий год в Аризоне открывается фальшивый реабилитационный центр, — добавил папа.
Я представила себе всех нас, разбросанных по свету и собирающихся вместе то тут, то там, и всего лишь раз в столетие. Неужели и мне придется вот так проводить время? В одиночестве. Какой смысл жить вечно, если это жизнь без любви? Маме с папой повезло, они нашли друг друга и провели вместе уже сотни лет. А я нашла Лукаса и потеряла его всего за несколько месяцев. Я попыталась утешить себя тем, что однажды это покажется мне пустяком, что время, проведенное мною с Лукасом, будет всего лишь «мгновением ока», но не могла в это поверить.
Поэтому первую неделю каникул я в основном сидела у себя в комнате, причем большую часть времени проводила в постели.
Иногда ходила проверять почту в опустевший компьютерный класс, надеясь получить письмо от Лукаса. Но вместо этого получала лишь шуточные фотографии Вика на пляже — в очках и в колпаке Санты. Иногда я думала, что, может быть, стоит самой написать Лукасу, а не дожидаться, когда это сделает он, но что я могла ему сказать?
Родители при любой возможности вовлекали меня в праздничную суету, и я старалась соглашаться. Мне повезло — родиться в единственной за всю историю вампиров семье, где пекут кексы с цукатами и орехами!
Время от времени я замечала, как они переглядываются. Ясно, что они понимали, как я несчастна, и уже почти созрели, чтобы спросить, что случилось.
С одной стороны, мне хотелось им все рассказать: выложить разом всю историю, а потом выплакаться в их объятиях. А если это проявление моей незрелости, то и наплевать. Меня волновало другое — если я расскажу им правду, им придется сообщить обо всем миссис Бетани, а я не верила, что миссис Бетани не прицепится потом к Лукасу и не испортит ему жизнь.
Так что ради Лукаса я молчала.
Может, так оно и тянулось бы все каникулы, если бы не следующий снегопад за два дня до Рождества. Этот оказался обильнее предыдущего, он укутал землю тишиной, мягкостью и голубовато-белым блеском. Я всегда любила снег, и один его вид, сверкающий и безупречный, вырвал меня из депрессии. Я надела джинсы, ботинки и самый теплый зеленый свитер из толстой пряжи. Надежно приколов брошь к отвороту серой куртки, я сбежала вниз по лестнице и вышла на улицу, не сомневаясь, что промерзну насквозь. Оно того стоило — зато я первой оставлю следы во дворе школы и в лесу. Но за дверью поняла, что такая мысль пришла в голову не только мне.
Балтазар улыбнулся мне над теплым красным шарфом.
— Я сотни лет провел в Новой Англии, но до сих прихожу в волнение при виде снега.
— Я знаю, что ты чувствуешь. — Наши отношения по-прежнему оставались натянутыми, но из вежливости я предложила: — Пойдем вместе.
— Да. Пойдем.
Сначала мы в основном молчали, но молчание не казалось мне тягостным. Снег и розовато-золотой свет зари словно требовали тишины, и нам обоим не хотелось слышать что-нибудь более громкое, чем хруст снега под ногами. Мы пересекли школьную территорию и углубились в лес — тем же путем, что шли в ночь Осеннего бала. Я глубоко вдыхала и выдыхала, и легкий сероватый парок клубился в зимнем воздухе.
У Балтазара в уголках глаз появились морщинки, словно он чему-то радовался. Я подумала обо всех тех столетиях, которые он уже прожил, и о том, что он так и не нашел себе пару.
— Можно задать тебе личный вопрос?
Он моргнул, удивившись, но, похоже, не обиделся.
— Конечно.
— Когда ты умер?
Вместо того чтобы ответить мне сразу же, Балтазар молча сделал еще несколько шагов, вглядываясь в горизонт, и я подумала, что он пытается вспомнить, какой была его жизнь раньше.
— В тысяча шестьсот девяносто первом.
— В Новой Англии? — уточнила я, вспомнив его слова.
— Да. Собственно, недалеко отсюда. В том же городке, где вырос. Я уезжал из него всего несколько раз. — Взгляд Балтазара сделался отстраненным. — Один раз в Бостон.
— Если это тебя расстраивает...
— Нет, все нормально. Я очень давно не говорил о своем доме.
Голодная ворона взгромоздилась на ветку куста остролиста, черная, блестящая, и начала клевать ягоды. Балтазар внимательно наблюдал за птицей, возможно, чтобы не смотреть мне в глаза. Что бы он ни собирался рассказать, было понятно, что это будет для него сложно.
— Мои родители осели здесь давно. Они прибыли не на «Мэйфлауэре», но не намного позже. Сестра Черити родилась во время путешествия и увидела землю, когда ей исполнился месяц. Говорили, что это и сделало ее непостоянной — то, что она не была корнями привязана к земле. — Он вздохнул.
— Черити. Ведь это пуританское имя, да? — Кажется, однажды я встречала его в книге, но не могла себе представить Балтазара, одетого как пилигрим во время карнавала на День благодарения.
— Старики сказали бы, что мы относились к набожным людям. Нас допустили к членству в церкви только из-за... — Должно быть, у меня на лице отразилось смущение, потому что он рассмеялся. — Древняя история. По всем современным стандартам моя семья была очень религиозной. Родители назвали сестру в честь одной из добродетелей. Они верили в эти добродетели, как во что-то настоящее, к чему можно прикоснуться, просто далекое. Мы так верим в солнце или в звезды.
— Если они были такими религиозными, почему назвали тебя таким сомнительным именем — Балтазар?
Он взглянул на меня.
— Балтазаром звали одного из трех волхвов, принесших дары Младенцу Христу.
— Ой.
— Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя неловко. — Широкая ладонь на минуту легла на мое плечо. — Сейчас детей этому почти не учат, а в те времена об этом знали все. Мир сильно меняется. Трудно идти с ним в ногу.
— Должно быть, ты по ним очень скучаешь. В смысле по своей семье. — Все это казалось таким неправильным.
Каково это — не видеть своих родителей или сестру несколько веков, как Балтазар? Даже представить себе невозможно, как это, должно быть, мучительно.
(«Каково тебе будет, если ты двести лет не сможешь видеть Лукаса?»)
Невыносимо даже думать об этом. Я снова сосредоточилась на Балтазаре.
— Иногда мне кажется, что я слишком сильно изменился, и мои родители вряд ли узнали бы меня. А сестра... — Он замолчал и покачал головой. — Насколько я понимаю, ты спрашивала, как все изменилось с тех пор. Вещи меняются. Только мы не меняемся, Бьянка. Это самое ужасное — и единственная причина, почему люди здесь ведут себя как подростки, хотя им уже по много сотен лет. Они не понимают ни себя, ни мир, в котором живут. Что-то вроде бесконечного взросления. Не так уж это весело.
Задрожав от холода и от мыслей о ждущих меня впереди годах, десятилетиях и столетиях, изменчивых и неясных, я обхватила себя руками.
Мы шли дальше. Балтазар углубился в свои мысли, а я в свои. Мы выбивали ногами небольшие снежные вихри, оставляя следы на девственном белом снегу. Наконец я собралась с силами и задала Балтазару вопрос, который меня по-настоящему волновал:
— Если бы ты мог вернуться назад, ты забрал бы их с собой? Свою семью?
Я думала, он скажет «да», что сделал бы все что угодно, лишь бы они были с ним. Я думала, он скажет «нет», что не смог бы заставить себя убить их, не важно, ради чего. Любой ответ многое сказал бы мне о том, как долго длится скорбь, как долго мне придется страдать из-за того, что я потеряла Лукаса. Но не ожидала, что Балтазар внезапно остановится и посмотрит на меня сурово.
— Если бы я мог вернуться, — произнес он, — я бы умер вместе со своими родителями.
— Что? — Меня так потряс его ответ, что больше ничего не пришло в голову.
Балтазар подошел ко мне ближе и дотронулся до моей щеки рукой в кожаной перчатке. Его прикосновение не было любящим, как прикосновение Лукаса. Он пытался что-то пробудить во мне, заставить меня понять.
— Ты жива, Бьянка. Ты все еще можешь оценить, что это значит — быть живой. Это лучше, чем быть вампиром... лучше, чем что угодно в мире. Я немного помню, каково это — быть живым, и если бы смог прикоснуться к этому еще раз, хотя бы на день, это стоило бы всех благ мира. Ради этого можно было бы снова умереть, навсегда. Все прожитые мною столетия, все виденные мною чудеса не сравнятся с этим — быть живым. Как по-твоему, почему все здешние вампиры так злобно относятся к человеческим ученикам?
— Потому что... ну, думаю, они просто снобы...
— Ничего подобного. Это зависть. — Мы долгую минуту смотрели друг на друга, потом он добавил: — Наслаждайся жизнью, пока она у тебя есть. Потому что это не длится долго, ни у вампиров, ни у всех прочих.
Никто никогда не говорил мне ничего подобного. Мама с папой не хотят быть живыми... Не хотят? Они ни разу ни слова об этом не сказали. А Кортни, Эрик, Патрис, Ранульф? Неужели все они хотят быть людьми?
Вероятно догадавшись о моих сомнениях, Балтазар произнес:
— Ты мне не веришь.
— Не в этом дело. Я знаю, что ты говоришь мне правду, — ты бы не стал врать о таких важных вещах. Не тот ты человек.
Он кивнул, его губ коснулась легкая улыбка, и я поняла, что сказала больше, чем собиралась. В его глазах появился свет надежды — я не видела его с той ночи Осеннего бала, когда отказала ему.
Но больше всего меня волновало то, что я говорила правду. Балтазар в самом деле не стал бы мне врать в таком важном вопросе, даже если правду услышать нелегко. Он был надежным человеком — хорошим человеком. Хотелось бы мне быть такой же хорошей, ставить интересы других на первое место... и заслужить доверие Лукаса.
И тут я подумала: «Может быть, еще не поздно».
Вернувшись в школу по нашим следам, я помахала на прощание Балтазару и бегом поднялась в компьютерный класс. К счастью, дверь оказалась незапертой. Дожидаясь, пока компьютер загрузится, я вспоминала репродукцию «Поцелуя» Климта над своей кроватью. Те двое влюбленных обнимали друг друга целую вечность, они были двумя половинками одного целого, слившимися вместе в мозаике из розового и золотого.
Если ты кого-то любишь, нельзя, чтобы между вами встала ложь. Не важно, что произойдет. Даже если ты уже навеки потерял свою половину, все равно должен говорить только правду.
Дрожащими пальцами я набрала электронный адрес Лукаса и тему письма: «Ничего, кроме правды». И начала печатать, рассказывая все, что скрывала от него все это время. Быстро и просто, как могла, я рассказала ему, что в ту ночь случилось на самом деле. Что я вампир, родилась у двоих вампиров и обречена однажды стать такой же. Что в «Вечной ночи» полно вампиров, что школа существует для нас, чтобы обучать нас изменениям в мире и оберегать от людей, которые боятся нас, потому что не понимают. Что я укусила его в ночь Осеннего бала не потому, что желала причинить ему боль, а потому что очень хотела быть рядом с ним.
Слова лились потоком. По правде говоря, письмо получилось сумбурным; я никогда раньше не пыталась открыть эти тайны, поэтому то и дело повторялась, плохо излагала и задавала вопросы, не зная на них ответов. Но все это не имело никакого значения. Важно было только одно — наконец рассказать Лукасу правду.
В конце я написала:
«Я рассказываю тебе все это не потому, что хочу вернуть тебя. Я знаю, что не заслуживаю этого после того, что натворила, и хотя ты не подвергаешься никакой опасности в „Вечной ночи", думаю, ты вряд ли захочешь хоть когда-нибудь приблизиться к этой школе.
В основном я пишу, чтобы попросить: если ты еще никому не рассказал о том, что видел здесь, пожалуйста, не рассказывай. И не показывай никому это сообщение. Сохрани эту тайну ради меня. Если правда выйдет наружу, моим родителям, Балтазару и многим, многим другим угрожает опасность, и все это будет моя вина. Я не вынесу, если окажусь виноватой в страданиях других.
Я никому не сказала, что ты видел нас с Эриком на крыше, и поступила так, чтобы уберечь тебя. Ты можешь сделать то же самое в ответ, правда? Это все, о чем я прошу. Может быть, это больше, чем я заслуживаю, но речь идет не обо мне, а о тех, кто может сильно пострадать.
И еще я хочу, чтобы ты знал — я люблю тебя и считаю, что ты должен знать правду. Прости, что я так долго тянула. Но надеюсь, ты поймешь, что я на самом деле чувствую, и что для тебя это все-таки важно.
Я всегда буду тосковать по тебе.
До свидания, Лукас».
И быстро нажала кнопку «отправить», пока не передумала. Но как только я это сделала, меня пробила дрожь. А что если Лукас не послушается? Что если письмо не убедит его хранить молчание, а, напротив, только обеспечит его доказательствами?
Может, мне следовало сожалеть о сделанном, но я не жалела. Пусть Лукас мне больше не доверяет, я ему по-прежнему верила.
В общем-то я не ожидала от него ответа, однако ожидания и надежда — разные вещи. Весь этот день я проверяла почту, и следующий, и следующий, и в Рождество — когда могла ускользнуть от необходимости разворачивать подарки.
Ответа от Лукаса не было.
Новый год.
Ничего.
Я говорила себе, что стоило рассказать правду ради нее самой, и даже поверила в это. Но от этого мне не стало легче смириться с тем, что моя исповедь ничего не значила. Лукас ушел навсегда.
Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 12:57 pm

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Когда в школу начали возвращаться ученики, я стояла на парадном крыльце, надеясь увидеть дружеское лицо. Я знала, что Лукас не вернется. Хотя мне то и дело казалось, что я его вижу, но это просто мое воображение играло со мной в жестокие игры. Я убеждала себя, что сегодняшний день окажется в своем роде поворотной точкой. Лукас не приедет, зато у меня не останется никаких сомнений, и, вместо того чтобы изводить себя бесплодными мечтами о том, как все могло сложиться, я взгляну в лицо суровым фактам и заставлю себя двигаться дальше.
Но раз уж мне предстоит такое, то я нуждаюсь в тех немногочисленных друзьях, что появились у меня в «Вечной ночи».
Я заметила Ракель. Та пробиралась сквозь толпу, нервно сжавшись в комок. Повернув голову, я поняла, почему она нервничает: на крыльце стоял Эрик и пристально наблюдал за ней.
Я быстро подошла к Ракель и взяла у нее одну сумку.
— Ты все-таки вернулась! Я в этом немного сомневалась.
— Я и не хотела. — Ракель упорно смотрела себе под ноги. — Ты не обижайся, я бы скучала по тебе. Но вот видеть его вовсе не желала.
Не требовалось объяснять, о ком идет речь.
— А родителям ты рассказала? — Я-то предполагала, что они позвонят миссис Бетани, придут в бешенство, узнав, что Эрика не исключили, и, вероятно, заберут Ракель из академии.
Она пожала плечами:
— Они бы решили, что я делаю из мухи слона. Они всегда так думают.
Тут я вспомнила, как тронута была Ракель, когда я сказала, что верю ей, и поняла почему.
— Мне очень жаль.
— Не важно. Я вернулась, и мне придется с этим справляться. Кроме того, перед самыми каникулами я потеряла любимый браслет. Должна была вернуться хотя бы для того, чтобы его найти.
Я оглянулась на Эрика. Он не отводил от нас темных глаз, а когда заметил, что я за ним наблюдаю, уголок его рта пополз вверх в гадкой усмешке. Я с отвращением отвернулась и... Лукас!
Нет. Это невозможно. Просто мое воображение опять пытается меня обмануть, чтобы вновь воскресли все мои надежды.
Лукас не мог вернуться в «Вечную ночь» после того, что увидел и что я ему рассказала. Но когда толпа рассосалась, я увидела его совершенно отчетливо и поняла, что не ошиблась. Лукас вернулся.
Вот он стоит, всего в нескольких шагах от меня, и выглядит куда неряшливее, чем раньше. Бронзовые волосы взлохмачены, потертый темно-синий свитер кажется более изношенным, чем школьная форма, но все равно производит потрясающее впечатление.
Я просияла, увидев его, — просто не смогла сдержаться. Но едва наши взгляды встретились, Лукас отвернулся, будто не знал, что делать. Мне показалось, что он влепил мне пощечину.
Моим первым порывом было швырнуть сумку Ракель и броситься в туалет, чтобы не разрыдаться прямо тут, на крыльце. Но в эту самую секунду мимо нас промчался клетчатый вихрь и накинулся на Лукаса сзади.
— Лукас! — заорал Вик. — Дружище! Ты вернулся!
— Отвали от меня, — рассмеялся Лукас, отталкивая Вика.
— Понял. — Вик порылся в рюкзаке и вытащил из него настоящий тропический шлем, такой, какие носят в старых фильмах про сафари. Он показал его и мне, и Лукасу: очевидно, Вик до сих пор не понял, что мы стоим по отдельности. — Ну как, класс?
— На уроки ты его носить не сможешь, — сказала я, сделав вид, что все нормально. Может быть, Лукас тоже притворится, и тогда у меня появится возможность поговорить с ним. — Тебе разрешили ходить в кедах, но думаю, что тропический шлем — это чересчур.
— Я собираюсь носить его в «Каса дель Лукас и Виктор». — Вик нахлобучил шлем на голову, чтобы продемонстрировать, как это будет выглядеть. — Для расслабухи и выполнения домашних заданий. Как думаешь, Лукас?
Никто не ответил. Лукас уже исчез.
Вик повернулся ко мне, явно растерявшись из-за исчезновения своего соседа по комнате. Я тоже смутилась, но, с другой стороны, я вообще не понимала, почему Лукас вдруг решил вернуться.
Ясно было только одно — Лукасу потребуется какое-то время, прежде чем он снова сможет общаться со мной. Учитывая все то, что он узнал обо мне, о «Вечной ночи» и о вампирах, я решила, что он, наверное, заслуживает столько времени, сколько ему требуется. А до тех пор мне остается только одно — ждать.
Через пару дней, собираясь на уроки, я притворялась, что мне ужасно интересно слушать рассказ Патрис о ее каникулах в Швейцарии.
— Меня всегда потрясает, что существуют люди, предпочитающие кататься на лыжах в Колорадо! — Патрис наморщила носик. Неужели она действительно думает, что все в Америке безвкусно и вульгарно? Или пытается компенсировать что-то, притворяясь более искушенной, чем она есть на самом деле? Теперь, когда у меня появилось столько своих секретов, я училась воспринимать людей не только такими, какими они кажутся на первый взгляд. — По-моему, Швейцария намного, намного цивилизованнее. И там можно встретить куда более интересных людей.
— Я не люблю лыжи, — небрежно отозвалась я, крася ресницы. — Сноуборд мне кажется более захватывающим.
— Что? — Патрис изумленно уставилась на меня.
До сих пор я не позволяла себе не соглашаться с ее мнением. Видимо, она не терпит возражений даже по такому маловажному поводу, как лыжи против сноуборда.
Но я не успела ничем подтвердить свою точку зрения. Дверь резко распахнулась, и в комнату ворвалась взъерошенная Кортни — Кортни, всегда безупречно накрашенная и причесанная волосок к волоску, даже если натолкнуться на нее в туалете в два часа ночи!
— Девочки, вы не видели Эрика?
— Эрика? — Патрис подняла бровь. — Не помню, чтобы я приглашала его в свою спальню. А ты, Бьянка?
— Во всяком случае, не этой ночью.
— Оставьте свой сарказм, ладно? — рявкнула Кортни. — Я-то думала, вы забеспокоитесь, раз пропал ваш одноклассник. Человек сбежал, а вы ведете себя так, будто это ужасно смешно. Женевьева уже все глаза выплакала!
— Погоди, Эрик что, пропал? — В дверях появились Ракель и еще пара учеников.
Новость разлетелась быстро.
— Вы знаете его соседа по комнате, Дэвида? Он только сегодня вернулся. — Я заметила, что беспокойство Кортни было не таким уж сильным и не мешало ей наслаждаться тем, что она снова оказалась в центре внимания. Кортни со смаком продолжала рассказ: — Дэвид говорит, что половина комнаты, принадлежащая Эрику, выглядит так, будто ее обыскивали. Там все перевернуто вверх дном! И никаких следов Эрика. Они с Женевьевой собирались в эти выходные погулять, и она просто убита.
— Теперь мы будем смеяться только про себя, — пообещала Ракель, которая ничуть не расстроилась из-за Эрика.
Да и кто бы мог ее за это обвинить?
Кортни нахмурилась и поспешно выскочила из комнаты.
Чуть позже, по дороге на первый урок, Ракель пробормотала:
— Держу пари, что Женевьева расстроена, потому что лишилась шанса быть изнасилованной на первом же свидании.
— Думаю, Эрику надоела школа, — сказала я. — Я слышала, что куча учеников каждый год уезжает, не дожидаясь конца семестра.
Разумеется, я знала, что Эрик был одним из нескольких дюжин вампиров, приехавших в «Вечную ночь», чтобы освоиться в современном мире, но, вероятно, он устал от того, что с ним обращаются как с подростком-школьником, и уехал отсюда, чтобы развлекаться где-нибудь в другом месте. А может быть, миссис Бетани разглядела в нем ту же угрозу, что и я, и приказала немедленно покинуть школу.
— Ученики, которые отсюда бегут, большие умники. Поэтому я сильно удивлена, что первым оказался Эрик. — Ракель помолчала. — Почему-то все абсолютно уверены, что он просто сбежал, хотя Эрик ни с кем об этом и словом не обмолвился. И если уж он все равно собирался уйти из школы, почему не сделал этого во время рождественских каникул? Как, по-твоему, копы сюда нагрянут? Они должны хотя бы порасспрашивать нас.
— Может, он позвонил родителям, попросил забрать его и перевести в другую, шикарную школу-интернат. Я уверена, что миссис Бетани все об этом знает, а Кортни просто обожает устраивать драматические представления.
— Да, этому я бы не удивилась. И он как раз такой придурок, который завалил бы хламом свою комнату, чтобы потом кто-нибудь за него убрался. — Но вид у Ракель был неуверенный. — Все равно нам должны задавать вопросы. Учителя, а может, и копы.
— Все обо всем узнают. — От этой темы я чувствовала себя неуютно. — Погоди немного.
— Люди в школе ведут себя так, будто нет ничего особенного в исчезновении ученика. — Покачав головой, Ракель добавила: — То, что я говорила в прошлом семестре, можно умножить на два. Ни за что не вернусь сюда на будущий год.
«Наверное, Эрик сказал то же самое», — подумала я.
До конца дня все вели себя очень странно. Ученики на уроках были рассеянны и держали пари на то, куда делся Эрик. Дэвид отметил, что Эрик взял с собой все учебники и тетради, но оставил одежду — прямо противоположно его обычным предпочтениям. Я ждала, что миссис Бетани созовет общее собрание и хоть что-нибудь объяснит, но этого не произошло.
Тем же вечером я выбралась на ведущую в башню лестницу — с окном шириной в один кирпич, — откуда открывался самый лучший вид на гравийную дорожку, ведущую от главной дороги к школе. Не рассчитывая увидеть Эрика внизу, я тем не менее чего-то ждала.
— Значит, полиции не будет.
Я отвернулась от окна и увидела Лукаса. Он стоял на несколько ступенек ниже меня. Лица я различить не могла, свет, падавший на него сзади из ближайшего коридора, четко очерчивал силуэт. Все мои страхи мгновенно отступили, сменившись тоской и вожделением.
— Нет. Миссис Бетани не будет вызывать полицию, — откликнулась я, слегка задыхаясь. — Это привлечет ненужное внимание.
— И никто не беспокоится, что один из... один из «богатеньких детишек», может быть, до него добрался?
— Нет. Эрик и сам был таким же «богатеньким», как и все остальные здесь.
Лукас сделал шаг в мою сторону, и теперь я могла видеть его лицо, несмотря на тень. Воспоминания обо всех тех часах после Рождества, что я провела, тоскуя о нем, тотчас же вновь вспыхнули у меня в душе, и мне так сильно захотелось положить ладонь ему на щеку или прижаться головой к плечу! Но я этого не сделала. Возникшая между нами преграда могла остаться навсегда.
— Прости, что я не ответил на твое письмо, — сказал Лукас. — Я был... думаю, потрясен.
— Я тебя не виню. — Сердце заколотилось быстрее.
— Мы должны поговорить. Наедине, — произнес Лукас.
Если он доверял мне настолько, чтобы остаться со мной наедине, хотя и знал, что я его укусила, значит, у нас еще есть шанс. Пытаясь говорить как можно спокойнее, я ответила:
— Я знаю такое место. Пойдешь туда со мной?
— Веди, — согласился Лукас, и я позволила себе снова надеяться.
Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 12:58 pm

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

— Куда мы идем? — спросил Лукас, когда я повела его вверх по черной лестнице.
— В северную башню. Над и немного позади спален мальчиков. Там просто склад, так что мы будем одни.
— А что, другого места нет?
Сердце мое упало. Вероятно, он не настолько мне доверяет, чтобы остаться со мной вдвоем.
— Думаю, только там мы можем рассчитывать на какое-то уединение. Но если ты... не знаю, может быть, хочешь подождать рассвета или еще чего-нибудь...
— Нет, все нормально. — Голос Лукаса звучал настороженно, будто ничего нормального во всем этом не было, но он все еще шел за мной.
Я решила, что пока и этого довольно.
Ученики редко выбирались на черную лестницу, в основном потому, что она находилась близко к квартирам преподавателей.
Преподаватели, разумеется, тоже были вампирами, причем в большинстве своем очень могущественными. Может, учащиеся вроде Вика или Ракель не понимали разницы между учениками и преподавателями, но, безусловно, ощущали ее. В моей прежней школе ученики то и дело огрызались, но в «Вечной ночи» все — и люди, и вампиры — преподавателей уважали. Некоторые из них, как мои родители, жили в другой башне, но большинство — здесь. Подозреваю, что в этом году мы с Лукасом были первыми, кто решился пройти вверх по лестнице мимо учительских квартир.
Наши шаги довольно громко стучали по каменным ступеням, но нас вроде бы никто не услышал. Во всяком случае, я на это надеялась. Меньше всего мне хотелось, чтобы этот разговор кто-то подслушал.
— Откуда тебе известно про это место? Ты сюда часто ходишь? — Лукас все еще чувствовал себя неуютно.
— Помнишь, я говорила, что занималась разведкой еще до начала учебы? Вот тогда я и нашла это место. Правда, после того я здесь ни разу не была, но готова биться об заклад, что больше никто его не обнаружил.
Мы добрались до двери на самом верху, и я осторожно толкнула ее. Осенью на меня посыпались пауки и пыль. К этому времени пауки, должно быть, куда-то перебрались, потому что мы вошли спокойно. Расположение комнат было такое же, как в квартире родителей, но вместо уютной мебели везде валялись груды коробок, из-под крышек которых выглядывали желтые листы. Это была документация «Вечной ночи» — отчеты о каждом ученике, когда-либо посещавшем школу, начиная со дня ее основания в конце восемнадцатого века.
— Здесь холодно. — Лукас натянул на ладони рукава свитера. — Ты уверена, что другого места нам не найти?
— Нужно поговорить о том, что произошло. Причем наедине.
— Беседка...
— Вся обледенела, мистер Здесь-холодно. Кроме того, нас могут заметить и заставить войти внутрь, и тогда... тогда мы не закончим разговор. — Я повернулась к окну, чтобы видеть звезды; даже сейчас они меня успокаивали. — Мы с тобой оба ловко избегаем главного.
— Это верно. — Лукас сдался и тяжело опустился на какой-то сундук. — С чего начнем?
— Не знаю. — Я обхватила себя руками и посмотрела на горгулью на подоконнике — близнеца горгульи за окном моей спальни. — Ты меня все еще боишься?
— Нет, не боюсь. Совершенно. — Лукас медленно покачал головой. Во взгляде его сквозило изумление. — Хотя и следовало бы... Черт, я не знаю, что я должен чувствовать. Я все время твержу себе, что должен держаться от тебя подальше. Забыть о тебе, потому что все изменилось. Но не могу.
— Что?
Он меня настолько ошеломил, что я даже про надежды свои забыла.
Лукас заговорил хриплым голосом:
— Когда я там, на крыше, увидел, что ты такое, Бьянка, мне показалось, что все, во что я верил до сих пор, неправда.
— Думаю, не так-то это просто — понять, что вампиры существуют на самом деле.
— Вообще-то, меня потрясло не то, что касается вампиров.
И тогда я поняла, что, как бы ни был Лукас шокирован откровениями насчет вампиров, его гораздо сильнее ранила моя ложь.
— Ты рассказал своей матери? И вообще хоть кому-нибудь?
Лукас опять рассмеялся:
— Это вряд ли. — Я посмотрела на него с недоумением, и он добавил: — Нельзя ли придумать для меня более простой способ оказаться в подростковой психиатрической клинике?
— Мда, — пробормотала я. — Пожалуй, это привело бы тебя прямиком в дурдом без права выхода оттуда.
— Кроме того, ты же просила меня никому не рассказывать, — добавил он угрюмо.
Лукас прочитал то длинное письмо, полное откровений, узнал, что я ему врала, — что я не человек, а существо, которое он мог считать монстром, и все же услышал мою мольбу сохранить тайну и сделал так, как я просила.
— Спасибо.
— Я не собирался возвращаться сюда. И не хотел больше тебя видеть. Мне было очень больно, и я решил, что единственный способ заглушить эту боль — заставить себя забыть о тебе. — Он провел ладонью по глазам, словно даже вспоминать ту борьбу с самим собой было мучительно. — Я очень старался забыть, Бьянка. А потом убедил себя, что мой долг — вернуться в «Вечную ночь».
— Долг? — Я растерялась.
Лукас пожал плечами:
— Выяснить правду? Все понять? Не знаю. — Он посмотрел на меня, и взгляд его изменился, стал почти таким же, как прежде, — таким, от которого у меня подгибались колени. Так он смотрел на меня, когда сказал, что у мужчины на картине Климта есть единственная драгоценность. — Но как только я снова тебя увидел, то понял, что ты по-прежнему мне нужна. Что я по-прежнему тебе доверяю. Несмотря на то что ты вампир, или почти вампир — не важно, кто ты. — Лукас произнес слово «вампир» так, словно не мог до конца в это поверить. — Для меня это не имеет значения. Должно бы иметь, но не имеет. Я не могу ничего сделать со своими чувствами к тебе.
Больше я не могла сдерживаться. Я подошла к Лукасу и села на пол. Он обхватил мое лицо ладонями и вздрогнул.
— Ты все еще хочешь быть со мной? Хотя я тебе врала?
Лукас крепко зажмурился:
— На это я даже не обиделся.
— Значит, ты понимаешь, почему я должна хранить тайну. — Все мои страхи внезапно улетучились, и мне захотелось обнять Лукаса и раствориться в нем. — Ты действительно понимаешь. Я не думала, что это возможно.
— Мне до сих пор не верится, что я этого хочу, — прошептал он. — Просто не верится, как сильно ты мне нужна.
Лукас слегка прикоснулся ко мне губами, всего лишь раз. Может быть, он собирался на этом остановиться, но я — нет. Я обняла его за плечи и крепко поцеловала, перестав тревожиться обо всем и думая лишь о Лукасе и о том, что он совсем рядом. От его кожи пахло кедром; целуясь, мы дышали в унисон, словно были двумя половинками одного человека. Легкая дрожь возбуждения пробежала по мне, кончики пальцев защипало, в животе все затрепетало...
— Мне бы следовало бежать отсюда со всех ног. — Он жарко дышал мне в ухо. Его пальцы скользнули мне под пояс юбки, притягивая меня ближе. — Что ты со мной сделала?
Когда он прижал меня к своей груди, мне захотелось отпрянуть. Я всегда отстранялась в такой момент, потому что боялась того, что может сотворить моя тяга к Лукасу. Теперь бояться следовало ему, но он не испугался. Лукас доверял мне настолько, что был готов целоваться; что опустился на пол, и мы стояли на коленях друг напротив друга; что закрыл глаза, когда я запустила пальцы ему в волосы.
Сейчас мне уже трудно держать себя в руках, — прошептала я, предупреждая.
— Давай проверим, сколько самообладания нам потребуется.
Он оттянул воротник свитера, подставляя мне шею, по сути подзадоривая меня, давая мне возможность доказать, что я могу удержаться. Я прижала ладонь к его обнаженной коже и приоткрыла рот, прильнув к его губам. Лукас негромко застонал, и со мной случилось что-то странное, будто я слишком быстро встала, и у меня закружилась голова. Его руки медленно поднимали на мне свитер, проверяя мою реакцию. Я поцеловала его сильнее. Лукас совсем высоко задрал на мне свитер, и я подняла руки, помогая ему стянуть его. Теперь на мне остались только тонкая белая майка и темно-синий лифчик, просвечивающий из-под нее.
У Лукаса широко распахнулись глаза, он задышал быстро и прерывисто. Мы целовались все неистовее. Он стянул свитер и с себя и расстелил его на полу, как одеяло, а потом осторожно уложил меня на него и лег сверху. Он дышал по-прежнему быстро, но пытался взять себя в руки.
— Не здесь, не этой ночью... но может быть, мы можем принести с собой что-нибудь и найти другое место, чтобы остаться наедине...
Я заставила Лукаса замолчать поцелуем, достаточно сильным и страстным, чтобы он означал «да». Лукас вернул мне поцелуй и крепко обнял меня — но не настолько крепко, чтобы я не смогла перекатиться и оказаться сверху. Теперь на полу лежал Лукас, а я очень остро ощущала все происходящее: его бедра, обхватившие мои, холодный квадрат ременной пряжки, упирающийся мне в живот, его пальцы, играющие с бретельками моего лифчика, отодвигающие их в стороны...
На секунду — одну-единственную секунду — я позволила себе подумать, что произошло бы, приди мы с Лукасом сюда, подготовившись: с одеялом и подушками, с музыкой и средствами предохранения, и провели бы тут всю ночь...
— Как бы мне хотелось, — выдохнула я, — как бы мне хотелось точно знать, что я могу удержаться.
— Может быть... может быть, это не имеет значения.
— Что?
Глаза Лукаса ярко сверкали, он жарко и быстро дышал мне прямо в щеку.
— Однажды ты укусила меня, но остановилась вовремя. Ты же не собираешься убивать меня или превращать. Просто укусить. Если это все... тогда, может быть... О боже. Давай.
Он хотел того же, чего и я. Во мне вспыхнул голод, и больше не было причин сдерживаться. Я прижала Лукаса к полу и укусила.
— Бьянка... — Он сопротивлялся одну-единственную секунду, а потом нас обоих захватил исступленный восторг.
Мой пульс словно перетекал в него, пока его кровь перетекала в меня. И это было намного сильнее, чем самый страстный поцелуй, и связывало нас навеки. Теперь мне был знаком вкус его крови, но от этого она стала еще более примечательной. Я проглотила ее, наслаждаясь теплом, жизнью и соленым привкусом на языке. Лукас содрогнулся подо мной, и я поняла, что этот укус дарит нам обоим потрясающие ощущения.
Лукас ахнул, и я заставила себя остановиться. Медленно отодвинулась от него. Он чувствовал слабость, голова кружилась, но он был жив. Лукас взял в ладони мое лицо, и внезапно я отчетливо представила себе, какой он видит меня: губы в крови, клыки все еще острые и торчат. Как он может смотреть на меня, вампира, и испытывать что-то еще, кроме отвращения?
Но Лукас поцеловал меня прямо в окровавленные губы.
— Это все, — прошептала я, когда наши губы разъединились. — Обещаю. Ты можешь такое выдержать?
— Я хочу быть с тобой, Бьянка, — ответил он. — И не важно, что ты такое. Вообще все не важно.

Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 12:59 pm

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

— Ты можешь сесть?
— Пока нет. — Лукас прикрыл ладонями глаза, потом безвольно опустил руки на пол. — Мне нужна еще минутка.
— Я старалась выпить не слишком много крови. — Я честно, честно не хотела снова обращаться за помощью к миссис Бетани! — Ведь ты мне позволил, да?
— Да. Не уверен, что рассуждал здраво, но виноват я, а не ты. — Струна, до того туго натянутая во мне, слегка ослабла, и я снова смогла вдохнуть. Пока Лукас так думает, все будет в порядке. — Кто тебе велел это сделать — родители или миссис Бетани?
— Укусить тебя?
— Нет, конечно. Рассказать мне про школу.
— Совсем наоборот. Они хотели, чтобы я врала тебе, и сначала я так и делала. — Мне до сих пор было за это стыдно. — Прости, Лукас. Я думала, если буду придерживаться истории, придуманной миссис Бетани насчет того забытого тобой промежутка времени, это будет лучше для нас обоих.
— Это странно. На этот раз я помню, как ты меня кусала, но как в тумане. Ну вот как толком не можешь вспомнить свой сон через пять минут после того, как проснешься. Если бы не твое присутствие и не то, что ты удерживала меня в сознании, я бы, наверное, и это забыл. А ведь вроде бы укус вампира — такое событие, что должно задержаться в памяти. Ты не знаешь, это нормально или так не должно быть?
— То, что человек забывает, является частью укуса. Почему — не знаю. Может, вообще никто не знает. Вряд ли существуют научные объяснения вампиризма.
Лукас сделал глубокий вдох, потом медленно приподнялся на локтях и сел. Я обхватила его за плечи, но он покачал головой:
— Кажется, я уже пришел в норму.
— Зато теперь ты знаешь, почему, когда мы целуемся, мне приходится... ну, отстраняться.
— Теперь понимаю, да. — Он как-то смешно улыбнулся. — И это просто облегчение. Я уж начал думать, что нужно сменить зубной эликсир или еще что-нибудь.
Я хихикнула и чмокнула его в щеку.
— Не волнуйся. Я не превратила тебя в вампира.
— Я знаю. В смысле... сердце-то у меня бьется, значит, никакой я не вампир. — Лукас вытащил носовой платок, прижал его к ранке на шее и поморщился. — Все еще не могу поверить, что ты родилась вампиром. Никогда о таком не слышал.
— Интересно, как бы ты об этом слышал, если не знал даже о том, что вампиры на самом деле существуют?
— Это верно.
— Я никогда больше тебя не укушу, если только ты сам об этом не попросишь.
— Верю. — Лукас рассмеялся, и странный это был смех — будто он смеялся над собой по причине, которой я не понимала. — Я тебе полностью доверяю. Даже сейчас.
Я его крепко обняла. После того как Лукас узнал, как ужасно я ему врала, он все-таки сказал такое — о большем я и мечтать не могла!
Мы так аккуратно забинтовали ему шею, что под формой этого никто не заметил бы, спустились вниз по лестнице и удачно избежали проверки. Он легко поцеловал меня перед тем, как уйти в крыло мальчиков, и по нему никак нельзя было сказать, что сегодняшний вечер чем-то отличался от остальных.
— Ты как-то странно себя ведешь, — сказала Ракель, когда мы с ней чистили зубы перед сном. — У вас с Лукасом вроде были напряженные отношения — и что, все наладилось?
— Все отлично! Мы... ну, не поняли друг друга перед каникулами, но теперь все классно.
Под «странно себя ведешь» она имела в виду мои попытки извернуться так, чтобы она не увидела, как я сплевываю в раковину розовую от крови Лукаса пасту.
— А у тебя как дела?
— У меня? Да потрясающе! — Она сказала это с таким откровенным удовольствием, что в моем взгляде отразилась растерянность. Ракель засмеялась. — Извини. Теперь, без Эрика, «Вечную ночь» в общем можно терпеть.
— Серьезно? Ну если тебя послушать, так к следующему году ты будешь первой и единственной девочкой из группы поддержки!
— Первое. Если ты еще раз назовешь меня так, я вытру тобой пол, — сказала Ракель, не вынимая изо рта зубной щетки. — Второе. Нет никакого удовольствия болеть за школу, в которой единственные виды спорта — это конный и фехтование. Серьезно, прямо как будто мы застряли в Средневековье.
— Скорее, как в начале девятнадцатого века. — Я завернула кран с холодной водой и самодовольно улыбнулась ей. — Я заметила, что ты уже не говоришь о том, что не вернешься сюда на следующий год.
Ракель швырнула в меня мокрое полотенце, но я увернулась.
Ночью, лежа в постели (Патрис вылезла в окно, чтобы перекусить), я попыталась разобраться в своих чувствах. Прежде всего я ощущала какую-то мистическую близость к Лукасу, но на этот раз все было еще лучше. Теперь он знает; он все понимает. Мне не нужно больше врать, и уже одно это даровало мне ощущение невероятного, какого-то головокружительного облегчения. Все остальное не имеет никакого значения.
Так я думала до самого утра.
Проснулась я с такими же обостренными чувствами, что и в прошлый раз. Родители говорили, что я привыкну к этому, но пока этого точно не случилось. Я сунула голову под подушку в бесплодной попытке хоть немножко приглушить мадригалы, которые Женевьева распевала под душем, карканье ворон за окном и скрежет точилки для карандашей, — кому приспичило в такую рань заниматься этим? Наволочка царапала кожу, а запах лака для ногтей был просто невыносим.
— Неужели так необходимо делать педикюр каждый день? — Я откинула одеяло.
Патрис глянула на мои босые ступни, которым определенно требовалось внимание.
— Кое-кто из нас считает гигиену и уход за собой делом первостепенной важности. Это просто вопрос предпочтений. Я не пытаюсь делать из этого выводы о личности.
— Кое у кого есть более важные дела, чем красить ногти, — огрызнулась я.
Она, не обращая на меня внимания, продолжала аккуратно наносить красный лак на мизинец.
К тому времени, как я пошла вниз, мне уже удалось совладать со своими обостренными чувствами. Теперь меня гораздо больше волновала встреча с Лукасом. Пусть он сам предложил мне укусить его, рана-то наверняка болит! Что если это его отпугнет?
Он не ждал меня, когда я спустилась. В прошлом семестре, когда мы были вместе, Лукас обычно дожидался меня у входа в крыло девочек, закинув рюкзак на плечо, а сегодня — нет. Я пожала плечами и сказала себе, что он просто опять проспал. Иногда с ним такое случалось, а уж после вчерашнего вечера он точно нуждался в отдыхе.
Во время перерыва на ланч я поискала его на улице, но Лукаса нигде не было видно. Однако я все равно ничего не сказала ни родителям, ни кому-то еще. Вчера вечером Лукас говорил, что верит мне, а это значило, что и я должна в него верить. Даже придя на химию и не увидев Лукаса в классе, я сказала себе, что нужно верить.
Сразу после урока ко мне в коридоре подошел Вик, с трудом пытаясь вести себя с обычной небрежностью.
— Эй, помнишь, как ты однажды пробралась в нашу комнату?
— Да, как раз перед Рождеством. — Я прищурилась. — А что такое?
— Как по-твоему, можешь проделать это еще разок? С Лукасом происходит что-то странное, а он не говорит, что случилось. Я и подумал — если кто может уговорить его сходить к доктору, так это ты.
К доктору? О нет!
Я в ужасе схватила Вика за руку:
— Пошли к вам! Скорее!
— Уже идем. — Он пошел в сторону спален мальчиков, украдкой оглядываясь, словно нас преследовали. — Не паникуй. Это не похоже на аппендицит или что-то в этом роде. Лукас просто странно себя ведет. Точнее, более странно, чем обычно.
После исчезновения Эрика все были настороже, поэтому проникнуть в комнаты мальчиков оказалось довольно сложно. Вик проверял каждый коридор, дожидался, пока горизонт очистится, а потом неистово махал мне руками. Тогда я вбегала в коридор и пряталась в углу, а Вик шел в следующий.
В конце концов мы справились, и я вошла в их спальню.
Лукас лежал на кровати, прижав руки к животу. Он поднял на меня взгляд, я увидела в нем удивление, а потом облегчение. Он был счастлив видеть меня, несмотря ни на что, и я так обрадовалась, что не смогла сдержать улыбку.
— Эй, — сказала я, опускаясь рядом с ним на колени. — Живот болит?
— Не думаю, что дело в этом. — Он закрыл глаза. Я смахнула прядку волос с его вспотевшего лба. — Вик, выйди на пару секунд, а?
— Не вопрос. Главное, не забудь привязать галстук на ручку двери, если вы тут чем-нибудь займетесь. Обычно я только «за» порнушку, но...
— Вик! — хором воскликнули мы.
Он вскинул вверх обе руки и, ухмыляясь, попятился.
— Ладно, ладно.
Как только дверь за ним закрылась, я повернулась к Лукасу:
— Что случилось?
— Сегодня с самого утра... Бьянка, я слышу абсолютно все. Все, что происходит во всей школе! Разговоры, шаги, даже когда кто-то пишет. Ну, перья скрипят по бумаге. Все ужасно громко. — Все это было мне так знакомо, что по спине пополз жутковатый холодок. Лукас прищурился, словно свет слишком ярко бил ему в глаза. — И запахи тоже усилились. Все стало... преувеличенным, что ли. Это просто невыносимо.
— Со мной тоже такое случилось после того, как я тебя укусила.
Лукас замотал головой:
— Да при чем тут укус? В прошлый раз я ничего такого не чувствовал. Проснулся у миссис Бетани, голова немного кружилась, и все.
— Больше одного раза, — прошептала я, вспомнив слова мамы. — Невозможно стать вампиром, пока тебя не укусят больше одного раза.
Лукас рывком сел и оперся спиной на металлическую спинку кровати.
— Стоп, стоп. Я не вампир. Я еще жив!
— Нет, ты не вампир. Но теперь ты можешь стать вампиром. Это возможно. И раз уж такое возможно... может быть... может быть, твое тело уже начало изменяться.
Он поморщился:
— Ты шутишь, да?
— Я бы ни за что не стала шутить такими вещами!
— Ну а можем мы все повернуть назад? Исправить, чтобы я не стал вампиром?
— Не знаю! Я вообще не знаю, как это происходит!
— Как это ты не знаешь? Разве у тебя нет какой-нибудь книжки «Вся правда о...» обо всем этом?
Лукас опять намекал, что мои родители скрыли от меня важные сведения; меня это по-прежнему раздражало, но теперь я с ужасом подумала, что он может оказаться прав.
— Они рассказывали, как я стану вампиром. Готовили меня к моему собственному превращению, а не к твоему.
— Ясно, ясно. — Он ободряюще положил мне ладонь на руку, и я расстроилась из-за того, что Лукас должен утешать меня, хотя сам напуган и растерян. — Вообще мне очень непросто со всем этим справляться.
— Значит, нас уже двое.
Почему до сих пор мне даже в голову не приходило, как мало я разбираюсь в жизни вампиров? Я никогда раньше не думала, что об этом следует спрашивать. Может быть, родители ничего не скрывали от меня специально; может, они просто ждали, когда я буду готова. Тут меня осенило: вероятно, это и была основная причина, по которой они настояли на моей учебе в академии «Вечная ночь»! Они, наверное, пытались подготовить меня к тому, чтобы я узнала всю правду.
Если дело в этом, они добились того, чего хотели.
— Я попытаюсь что-нибудь выяснить. В библиотеке наверняка должны быть книги. Или спрошу кого-нибудь, кто не станет ничего подозревать, может, Патрис. Балтазар, конечно, все расскажет, но он сразу догадается, что я опять тебя укусила. Он, может, и не скажет ничего моим родителям, а может, и нет, если решит, что это для нашего же блага.
— Только не рискуй, — предупредил Лукас. — Как-нибудь да выясним.
Выяснить правду оказалось труднее, чем я думала.
— Видишь, как просто? — Патрис была так счастлива, когда я попросила ее обучить меня искусству педикюра, как будто я собиралась платить ей за частные уроки. — Завтра поменяем цвет лака на что-нибудь более подходящее к твоей коже. Этот коралловый выглядит немного слащаво.
— О, здорово. В смысле — это будет здорово. — Я как-то не рассчитывала на то, что теперь мне до конца учебного года придется постоянно перекрашивать ногти на ногах, но если я сумею что-нибудь выяснить, оно того стоит. И я начала: — Должно быть, в прежние времена было сложно поддерживать себя в форме — ну, средство для снятия лака и все такое.
— У нас не было лака для ногтей, чтобы его снимать. Но тогда навести на себя лоск было непросто. Здорово помогал тальк. — Патрис вздохнула, и на ее губах заиграла улыбка. — Туалетная вода. Ароматические саше и надушенные крохотные платочки, которые можно было засунуть за лиф платья.
— И это привлекало парней? — Она кивнула, и я рискнула пойти еще дальше: — И тогда можно было их... ну, укусить?
— Иногда. — Тут ее лицо изменилось, и на нем появилось выражение, которого я никогда не видела у Патрис: гнев. — Мужчины, которых я встречала, не были франтами, знаешь ли. Они были аукционерами. Покупателями. И балы, которые я посещала до войны между штатами, были балами для октаронов . Ты, наверное, даже не знаешь, кто это такие, а?
Я замотала головой.
— Девочек вроде меня — в жилах которых текла кровь и белая, и черная, но с кожей достаточно белой, чтобы плантаторы сочли их привлекательными, — отправляли в Нью-Орлеан, и там нас воспитывали как приличных юных леди. Можно было почти забыть, что ты рабыня. — Патрис уставилась на свои недокрашенные ногти. Три из них еще не досохли. — А потом, когда ты подрастала, тебе разрешали посещать балы октаронов, чтобы белые мужчины могли рассмотреть тебя и купить у рабовладельца. И ты становилась наложницей.
— Патрис, это ужасно. — Я никогда не слышала ничего более омерзительного.
Она тряхнула головой и легкомысленно сказала:
— Мое превращение закончилось как раз перед первым балом. Так что я провела весь тот светский сезон, попивая кровь у одного мужчины за другим. Они думали, что будут использовать меня, а вместо этого я использовала их. А потом убежала.
Патрис впервые делилась со мной своими воспоминаниями — во всяком случае, настоящими. Я с радостью послушала бы ее рассказы о прошлом, но мне нужно было сменить тему — ради Лукаса.
— А ты когда-нибудь кусала мужчину больше одного раза?
— Мм?.. — Казалось, что Патрис возвращается откуда-то издалека. — А. Да. Борегара. Жирный. Самодовольный. Мог потерять две пинты крови и даже не заметить этого. Очень удобно.
— И что с ним случилось, с Борегаром?
— В последний вечер сезона свалился с лошади и сломал себе шею. Может, потому что у него кружилась голова от потери крови, а может, просто напился пьян. Как ты думаешь, темно-фиолетовый оттеняет мою кожу?
— Темно-фиолетовый выглядит просто шикарно.
И на этом все закончилось. Едва приоткрывшаяся между нами дверь снова плотно захлопнулась, Патрис опять ушла в свои шелка и духи, не желая вспоминать жестокое прошлое. Я понимала, что не смогу затеять этот разговор еще раз, не вызвав подозрений. Библиотека? Совершенно бесполезно. Вроде бы в вампирской школе в библиотеке должны быть книги про вампиров, так? Ничего подобного. Там на полках стояли только романы ужасов (в секции юмора) и серьезные фольклорные исследования — скорее вымысел, чем факты, вроде тех, что мы читали на уроках миссис Бетани. И ни одной книжки, написанной вампирами для вампиров. Досадливо вздыхая, я запрокинула голову, посмотрела на ряд энциклопедий и подумала, что, может, мне следует однажды самой прорваться на этот рынок. Конечно, такая идея поможет мне с выбором карьеры, но не разрешит ситуацию с Лукасом.
К счастью, через пару дней Лукасу стало лучше. Его обостренные чувства приходили в норму дольше, чем мои, но в конце концов стали прежними, так что эта проблема решилась. Однако появились такие изменения, которые было легче прочувствовать, чем понять, — тоже очень знакомое мне ощущение.
В следующие выходные мы с ним шли по опушке леса.
— Посмотри-ка, — сказал Лукас.
Он подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветку сосны и легко повис на ней. Потом медленно задрал вверх ноги, перехватил ветку, подтянулся, обвился вокруг нее и встал в стойку на голове, высоко вытянув ноги.
— А я и не знала, что ты олимпийский чемпион по гимнастике, — пошутила я, ощущая тревогу.
— Ах ты черт, все мои секреты выплыли наружу.
— Кажется, я как-то видела твой портрет на коробке с хлопьями.
— Нет, серьезно. Я, конечно, в хорошей форме, но черта с два я мог бы такое проделать. И спрыгивать тоже... должно быть больно, но... — Лукас легко вышел из стойки, отпустил руки и спрыгнул на землю, — и это теперь ерунда.
— Я так тоже могу, — призналась я, — но только после того, как поем. А родители такое проделывают в любой момент.
— То есть ты говоришь, что это способности вампиров. — Лукасу сильно не понравилось такое предположение. — Что я стал сильнее, чем человек. Может, даже сильнее, чем ты сейчас, хотя я и не вампир.
— На мой взгляд, это полная чепуха, но... может быть.
Январь сменился февралем, а мы делали все новые и новые открытия о переменах в Лукасе. Мы с ним вместе бегали по окрестностям, и я не сдерживала темп. Мы бегали быстрее любого человека, причем иногда часами. Бег нас обоих утомлял, но мы могли это делать. Ночами мы выбирались на улицу или на крышу, и я спрашивала Лукаса, что он слышит. Он улавливал уханье совы за полмили от нас или треск сучка. Слух у него был не таким острым, как у меня, и ни один из нас не чувствовал так живо и ярко, как сразу после того, когда я пила его кровь, но тем не менее чувства оставались сверхчеловеческими.
Мы с ним больше не ходили в комнату на самом верху северной башни. Хотя я так же сильно хотела быть с Лукасом, как и раньше, и знала, что он хочет быть со мной, мы вели себя осторожно. Нам хватало сложностей с обуздыванием моей жажды крови; если что-то сильно изменилось в Лукасе, то имелась другая опасность — если мы опять начнем целоваться, то можем чересчур увлечься и потерять голову. Поэтому нетрудно догадаться, как сильно я хотела найти наконец ответы на свои вопросы.
И однажды вечером я решила провести еще одну, окончательную проверку.
Я встретила Лукаса в беседке с термосом в руках.
— Что это? — спросил он, ничего не подозревая.
— Кровь.
— О... — На лице его возникло странное выражение. — Если ты голодна, то... ну, не обращай на меня внимания.
Он переминался с ноги на ногу, избегая моего взгляда. Очевидно, Лукасу все еще была неприятна мысль, что я пью кровь, и это не сулило ничего хорошего предстоящему эксперименту.
— Это не для меня, — начала я. — Это для тебя.
— Ни под каким видом! — отрезал Лукас, не скрывая ужаса.
— Лукас, давай смотреть правде в лицо. Когда я укусила тебя во второй раз, что-то изменилось, глубоко внутри, может быть, навсегда. Если я частично обратила тебя в вампира или в будущего вампира, как я сама, мы должны это знать.
Он побледнел и плотно запахнул длинное пальто.
— Ты в самом деле считаешь, что именно это и произошло? Потому что... Бьянка, я представить себе не могу, что стану вампиром. Никогда!
Его резкое неприятие этой идеи задело меня: я-то уже размечталась, как мы с ним вместе будем идти сквозь столетия, вечно молодые и красивые вампиры, по уши влюбленные друг в друга, в точности как мои мама и папа. Однако Лукас, похоже, так далеко пока не зашел. Подавив разочарование, я сосредоточилась на проверке. В этот вечер я надела серые перчатки без пальцев, поэтому легко открутила крышку термоса.
— Мы должны выяснить, как ты реагируешь на кровь. Ты знаешь, что я говорю правду, поэтому просто глотни, и покончим с этим.
— Но ведь это не... не от человека, правда?
— Нет! Это коровья кровь. Суперсвежая.
Лукас выглядел так, словно предпочел бы раздеться догола на морозе, но он сделал глубокий вдох, взял у меня чашку и даже умудрился не корчить гримасы, пока я наливала в нее кровь. Я плеснула буквально глоток — этого должно было хватить, чтобы понять. Лукас, сморщившись, поднес чашку ко рту, медленно ее наклонил, выпил... и выплюнул кровь на землю.
— Фу! Господи Иисусе, мерзость какая!
— Вот и ответ. — Я хмуро закрутила крышку на термосе.
Я подогрела кровь и попробовала ее сама, поэтому знала, что она очень вкусная. Раз Лукасу она не понравилась, значит, склонности к крови у него нет вообще.
— Ты не то же самое, что я. Ты что-то другое.
— И как же мы это выясним? — Лукас старательно тер губы рукой, пытаясь избавиться от всех следов крови. — Исследований нет; и мы с тобой никогда ни с чем похожим не сталкивались. И опережая твой вопрос — в Википедии об этом тоже ничего нет. Я впал в такое отчаяние, что проверил. Ничего! Ну то есть вообще нигде ничего.
Лучше бы Лукас перестал говорить так, будто знает что-то о вампирах. Это немного раздражало. Но, с другой стороны, он только что попробовал очевидную для него гадость, и я решила: на этот раз пусть говорит.
— У меня есть предложение. Тебе оно не понравится, но если ты хорошенько подумаешь, то согласишься, что это единственный выход.
— Ну давай, выкладывай свое предложение, которое мне не понравится.
— Давай спросим моих родителей.
— Ты была права, оно мне не нравится. — Лукас запустил пальцы в волосы, как будто хотел от досады вырвать их с корнем. — Просто... рассказать им? Рассказать вампирам, что со мной происходит?
— Думай о них не как о вампирах, а как о моих родителях. — Я понимала, что на это требуется время, но все равно решила настаивать. Ведь он научился принимать меня такой, какая я есть, правда? Значит, раньше или позже научится относиться так же к моим родителям. — Они тебя выслушают, а если могут помочь, то помогут. — Лукас замотал головой. — Уж если они на кого разозлятся, так это на меня. Именно я снова укусила тебя и заварила всю эту кашу.
— Значит, не будем навлекать на тебя неприятности.
— Важно только одно — тебе требуется помощь. Остальное ерунда. — Я посмотрела ему прямо в глаза. — Подумай об этом, Лукас. Получить ответы на все твои вопросы и на мои тоже. Если ты обречен на то, чтобы стать вампиром...
Он передернулся.
— Мы этого не знаем!
— Я сказала — «если». Ты должен узнать о нас все, так? Даже историю. И о могуществе, о котором я пока ничего не знаю. Сможем учиться вместе. — Может быть, Лукасу понравится то, что он узнает, и ему захочется превратиться в вампира. Надеяться-то можно? — Раз уж ты стал одним из нас — не важно, в каком смысле, — они смогут говорить с тобой открыто, а ты можешь задавать любые вопросы. И вдруг мои родители наконец-то поймут, что я уже достаточно взрослая, чтобы узнать всю правду. И тогда мы больше не растеряемся и не запутаемся. Мы узнаем то, что нужно знать. Узнаем вообще все. Разве ты не понимаешь?
Лукас замер. Кажется, он впервые понял, о чем я ему толкую: что случившееся с ним (чем бы оно ни было) каким-то образом сделало его частью «Вечной ночи». Несмотря на его неприязнь к школе, он хотел больше узнать о ней, я это чувствовала. Причем хотел так сильно, что это удивляло нас обоих. Может быть, Лукасу все-таки требовалось быть своим хотя бы где-нибудь. А возможно, он начал подумывать о том, чтобы стать вампиром и навсегда остаться со мной.
— Не проси меня об этом, — спокойно произнес он. — И не предоставляй мне такой возможности.
— Ты боишься, что тебе понравится то, что ты услышишь? — подначила его я.
Он помолчал, но потом медленно кивнул:
— Давай поговорим с ними прямо сейчас.
Я предполагала, что мама с папой будут мною недовольны, но не угадала и половины. Сначала мама прочитала мне нотацию о том, что я наплевала на все их предостережения. Потом папа захотел узнать, о чем думал Лукас, когда тащил девочку на вершину северной башни.
— Мне почти семнадцать! — закричала я. — Вы вечно твердите, что я должна принимать зрелые решения, а стоит мне что-то решить, начинаете на меня орать!
— Зрелые решения! — Папа пришел в такое бешенство, что я думала, он сейчас отрастит клыки. — Ты выдала все наши тайны только потому, что тебе понравился мальчик, а теперь говоришь о зрелых решениях? Ты шагаешь по тонкому льду, юная леди.
— Адриан, успокойся. — Мама положила руки ему на плечи. Я подумала, что она собирается заступиться за меня, но тут она добавила: — Если Бьянка хочет провести следующую тысячу лет, оставаясь на вид такой юной, что ей ни машину в аренду не дадут, ни на работу не возьмут; что она не сможет делать ничего из тех основных вещей, которые делают нашу жизнь сносной, мы не можем ей в этом помешать.
— Этого я не хочу! — Мне даже представить было страшно, что придется провести вечность, постоянно предъявляя удостоверение личности. — Я его не убила. Я не превратилась. Так?
— Ты чертовски близко подошла к этому и знаешь это сама, — возразил папа.
— Я ничего не знаю! Вы никогда мне не рассказывали, что случится, если я укушу человека, но не убью его! Вы никогда не рассказывали, что люди будут или не будут помнить на следующий день! Вы мне многого не рассказывали, и теперь я наконец-то поняла, какой дурой я по вашей милости жила все эти годы!
— Ну, прости нас, раз уж мы не знали точно, как со всем этим справляться! В столетие рождается всего несколько младенцев-вампиров, так что нам, знаешь ли, не к кому было обращаться за советом! — Мама настолько разозлилась, что, казалось, сейчас начнет рвать на себе волосы. — Но да, Бьянка, тут я с тобой согласна. Очевидно, мы где-то здорово ошиблись. Если бы не это, ты бы сейчас вела себя разумно, а не устраивала всего этого!
Со своего места на диване, куда его насильно посадили, Лукас попытался защитить меня:
— В основном это моя вина...
— А ты помолчи. — Своим взглядом папа мог начать плавить металл. — С тобой я как следует поговорю потом.
И только я подумала, что худшее уже позади, как мама сказала:
— Нам придется рассказать все миссис Бетани.
— Что?! — Я не могла поверить своим ушам. У Лукаса широко распахнулись глаза. — Мама, нет!!!
— Твоя мать права. — Папа направился к двери. — Ты выдала человеку тайну «Вечной ночи». Нам придется объяснять все это миссис Бетани, и ты не могла не понимать этого с самого начала.
Дверь за ним захлопнулась. Мама более спокойно добавила:
— Наши тайны защищают нас, Бьянка. Когда-нибудь ты это поймешь.
Мне казалось, что я никогда ничего этого не пойму. Я опустилась на диван рядом с Лукасом, чтобы по крайней мере быть вместе с ним, когда разразится гроза. Мы все трое несколько минут сидели и молчали, и тут на каменной лестнице послышались шаги. От этого звука я задрожала. Миссис Бетани приближалась.
Она ворвалась в комнату так, словно была хозяйкой квартиры, а мы — незваными гостями. Папа, маячивший у нее за спиной, мог с таким же успехом быть ее тенью. Следом за ней тянулся шлейф лавандового аромата, и комната и в самом деле стала уже не совсем нашей. Темные глаза миссис Бетани не отрывались от Лукаса. Тот решительно смотрел на нее, но молчал.
— Вот вам и ваше обещанное самообладание, мисс Оливьер. — Она шагнула ближе, и длинные юбки прошуршали по половицам. Сегодня к воротничку ее блузки была приколота серебряная брошь, такая яркая, что отражала свет. Длинные ногти миссис Бетани покрасила в самый темный пурпурный цвет, но он не скрывал глубоких бороздок на каждом ногте. — Я подозревала, что раньше или позже это произойдет. Оказалось, раньше.
— Бьянка не виновата, — сказал Лукас. — Это моя вина.
— Какая галантность, мистер Росс. Но я думаю, совершенно очевидно, кто играл во всем этом активную роль.
Она оттянула его воротник странно интимным для учителя жестом. Лукас напрягся, и я подумала, что если миссис Бетани положит руку ему на шею, он ее укусит. Его терпение окончательно истощилось.
Однако она только глянула на розоватые шрамы двухнедельной давности.
— Вас дважды укусил вампир. Вы знаете, что это значит?
— Откуда? — спросила я. — Еще два месяца назад он понятия не имел, что вампиры существуют на самом деле.
Миссис Бетани вздохнула:
— Напомните мне на уроке, чтобы я повторила с вами тему «риторические вопросы». Как я начала говорить, мистер Росс, теперь вы отмечены как один из нас.
— Отмечен, — повторил Лукас. — В смысле как Бьянка?
— Поначалу перемены очень незначительны. — Она медленно обходила Лукаса кругом, изучая его с головы до пяток. — Теперь я их чувствую, но только потому, что вы привлекли к ним мое внимание. Однако со временем изменения станут более заметными для остальных вампиров. В конце концов они просто не смогут их игнорировать. Вы уступили вампиру, причем не один раз, и это привело вас на самую грань превращения в одного из нас.
— Значит ли это, — перебил ее Лукас, — что теперь мне придется стать вампиром, несмотря ни на что?
Я заерзала на месте, не в силах скрыть радостную надежду. Мама метнула на меня такой взгляд, что я застыла.
Миссис Бетани покачала головой:
— Необязательно. Вы можете прожить долгую жизнь и умереть по совершенно другой причине, если это вас радует. Однако скоро вы почувствуете, что вас все сильнее и сильнее тянет к мисс Оливьер, которая ясно продемонстрировала всем нам, что ей не хватает дисциплины.
Папа шагнул вперед, будто собираясь защитить меня, но мама, останавливая, положила ему руку на плечо.
— Остальные вампиры тоже сочтут вас очень притягательным, хотя запрет охотиться на чужую жертву вас убережет — на какое-то время. Но в конечном счете, мистер Росс, вы почувствуете, что эта перспектива соблазняет вас так же сильно, как и ее. Вы будете желать этого намного сильнее, чем можете себе представить. Это тяга, которую не в силах понять ни один смертный. Когда это время наступит, вы, вполне возможно, решите стать одним из нас.
Если Лукас собирался распсиховаться, то это был самый подходящий момент. Но он оставался спокойным.
— Значит ли это, что я теперь что-то... между? Как Бьянка?
— Не совсем как она, но близко к тому. — Плотно сжатые губы миссис Бетани слегка расслабились, и я вдруг сообразила, что она почти улыбается. — Вы быстро обучаетесь, мистер Росс.
— Мне бы хотелось узнать больше, — произнес он, уловив ее одобрение. — Я хочу понять эти... ощущения. Возможности. Силу.
— И ограничения тоже. Это доходит до людей медленнее, чем наше могущество, но раньше или позже они понимают. Вы не можете себе позволить роскошь забывать о них. — Миссис Бетани немного подумала, потом кивнула. — Это совсем не то, на что я рассчитывала, открывая школу для учеников-людей, но приходится принять и это. Я передам вам кое-какие документы, которые могут вам помочь. Старые письма, исследования и все в этом роде, относящееся к тем, кто оказался в вашем положении и решил следовать нашему пути. Запомните только одно, мистер Росс: наша тайна теперь и ваша тайна. Чем больше вы узнаете, тем больше станете принадлежать к нам. Вы не сможете выдать тайну «Вечной ночи» без того, чтобы не выдать себя. Начиная с этой минуты, я буду очень пристально следить за вами.
— Я вам верю. И не собираюсь никому рассказывать о вампирах. — Лукас искоса посмотрел на меня. — Во всяком случае, никому из тех, кто о них еще не знает.
Я счастливо и облегченно сжала его руку. Теперь совершенно не важно, что могут сказать мои родители или как долго мне придется сидеть под домашним арестом. Значение имело только одно: правда наконец-то вышла наружу и с Лукасом все будет хорошо. И он может стать — ну вдруг! — моим навеки.
И только много позже я сообразила, что миссис Бетани так и не рассказала Лукасу, что будет, если он не захочет стать вампиром. Она даже не упомянула о таком варианте. Хотела бы я знать: это потому, что теперь он просто не сможет сделать другой выбор, или потому, что ему не позволят выбирать?

Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 12:59 pm

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

С мартом пришли дожди, настоящие ливни. Они заливали окна и превращали землю в грязь. В первый раз за этот год мы не могли сбежать на улицу. Но впервые в этом году нам это и не требовалось. Мы с Лукасом знакомились с «Вечной ночью» и становились ее частью.
— Посмотри-ка. — Лукас подтолкнул ко мне одну из тяжелых черных, в кожаном переплете книг миссис Бетани. Мы с ним сидели в укромном уголке библиотеки, и тишину ее нарушал только стук дождя по подоконнику. Страницы книги с годами сделались коричневатыми, и чернила выцвели, поэтому мне приходилось прищуриваться, чтобы разобрать написанное. Я читала, а Лукас объяснял: — Здесь постоянно пишут о каком-то Племени. Какой-то группе старших вампиров. Здесь есть кто-нибудь из Племени?
— Я ни о каком Племени никогда не слышала. — Мне раньше и в голову не приходило, насколько разрозненны сведения о вампирах. Родители ни о чем таком даже не упоминали. — Но что подразумевается под старшими? Моему папе почти тысяча лет. Уж наверняка старше просто некуда.
— Ну почему же, если речь идет о бессмертных? Должны существовать вампиры в два, три, десять раз старше, чем он. Древние римляне. Древние египтяне. Те, кто жил до них. Где они все сейчас? Не думаю, что в «Вечной ночи».
А ведь верно. Самым старым вампиром в «Вечной ночи» был, вероятно, Ранульф, умерший в седьмом веке. Конечно, некоторые вампиры умирали — в смысле навсегда умирали: если ты много месяцев подряд не можешь раздобыть крови или, к примеру, какое-то время не пил кровь, а потом оказался на солнце, это тебя убьет. Мои родители очень ясно объяснили мне все это, когда я еще была маленьким ребенком и не хотела допивать свой стакан козьей крови. Всеобщим кошмаром был огонь, убивавший вампиров быстрее, чем людей. Но, несмотря на все эти опасности, множество вампиров должны были прожить даже дольше, чем Ранульф.
— Мама с папой говорили, что некоторые могут заблудиться, — пробормотала я. — Утрачивают всякое представление о времени и о человечестве. Академию «Вечная ночь» для того и создали, чтобы вампиры не попадались в эту ловушку. Ты не думаешь, что мои родители это и имели в виду? Может быть, Племя — это и есть заблудившиеся вампиры. Они стали отшельниками и затворниками без каких-либо связей с человечеством. — От этой мысли меня пробрала дрожь.
— Что, жутко стало?
— Да, немного.
Лукас провел по моей щеке большим пальцем.
— Хочешь сделать перерыв?
Я поняла, что хочу.
— Мне нужно позаниматься историей. Довольно сложно получать пятерки, когда учишься рядом с людьми, бывшими свидетелями половины событий из учебника. Да еще мама придирается ко мне сильнее, чем раньше.
— Ну давай. — Лукас снова углубился в книгу. — Я буду тут.
В течение следующего часа он так и не поднял головы от книги, а когда я собрала свои вещи, чтобы идти вниз, он остался в библиотеке, сказав, что будет читать, пока она не закроется. (О том, чтобы взять книгу в комнату, и речи не шло: мы сразу договорились, что Вик, конечно, рассеянный, но вовсе не дурак, и оставлять подлинные сведения о вампирах там, где он может их увидеть, будет настоящим безумием.)
Время от времени я спрашивала себя, нет ли у Лукаса еще какой-то причины, чтобы так погружаться в книги миссис Бетани, но тут же прогоняла эту мысль. В основном я поощряла его, считая, что он приближается к решению стать вампиром — и навеки остаться со мной.
Конечно, эта мысль нравилась не всем. После того как я укусила Лукаса в первый раз, Кортни немного успокоилась, очевидно решив, что теперь я «в клубе». Однако она не хотела, чтобы и Лукас оказался с нами «в клубе», а это значило, что, после того как весть о втором укусе распространилась по школе, Кортни все время находилась в стервозном настроении.
— Ты можешь себе представить, что везде околачиваешься с этим парнем сотню лет подряд? — громко жаловалась она Женевьеве на уроке современных технологий, пока мистер Йи в уголке терпеливо объяснял что-то вечно растерянному Ранульфу. — В смысле — фу-у-у! Одного учебного года с Лукасом Россом — и то много. Если он думает, что я буду признавать его жалкое существование в течение ближайших двух десятилетий, пока он пытается подлизаться к людям, которых оскорблял здесь, то очень ошибается.
Балтазар, пытавшийся набрать программу в микроволновке (сегодняшнее задание), небрежно окликнул:
— Эй, Кортни, освежи-ка мне память! Я тут на днях решил, что мы с тобой встречались во Французском Индокитае, но потом сообразил, что ошибся. Ты превратилась когда? Пятьдесят лет назад?
— Гм. — Кортни внезапно очень заинтересовалась кончиком своего «конского хвоста». — Ну да, примерно так.
— Нет, погоди, не пятьдесят! — Балтазар наморщил лоб, как будто микроволновка поставила его в тупик, но я-то видела, что он уже разобрался в ней. — Это было... нет, и не в семидесятых... Тысяча девятьсот восемьдесят седьмой, так?
— Нет! — Ее щеки ярко порозовели. Женевьева уставилась на свою подругу. Она ничего об этом не знала и теперь пришла в смятение. Кортни буркнула: — Восемьдесят четвертый.
— А-а-а! Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый. На три года раньше. И много позже того, как французы оставили Индокитай. Ошибся. — Балтазар пожал плечами. — Извини, Кортни. Для тех из нас, кто живет давно, десятилетия вроде как сливаются в один день.
Я сделала вид, что ничего не слышала, но не смогла удержаться от довольной улыбки, когда Балтазар торжественно нажал кнопку «старт» и в микроволновке закрутилась чашка с кровью. Возраст означал статус: любой, кто не пробыл вампиром хотя бы полсотни лет, считался новичком, поэтому лучше бы Кортни не выпендривалась; все поняли, что это обыкновенное хвастовство. Мы с Лукасом имеем точно такое же право находиться в этой школе, как и она сама, что казалось странным, но было правдой. Может быть, мы вернемся сюда через сорок лет — или через четыреста.
Может быть, мы вернемся, чтобы узнать, как изменилась человеческая жизнь, или чтобы снова посетить место, где познакомились. Мысль о бесконечности простирающегося перед нами времени до сих пор лишала меня спокойствия. И еще я немного боялась, когда думала о том, что мне придется приспосабливаться к миру, который изменится для меня так же, как изменился он для папы со времен норманнского завоевания. При этой мысли меня охватывало чувство, очень похожее на боязнь высоты, — очень долго придется падать.
Но когда я думала о том, что все эти годы пройдут рука об руку с Лукасом, страх покидал меня.

Самая сильная гроза разразилась в середине марта, субботним вечером, таким ветреным, что даже толстые старинные стекла в школьных окнах дрожали и дребезжали. Молния сверкала в небе так часто, что на минуту-другую казалось, будто на улице яркий день. Все до единого сидели в школе, и все гостиные были забиты битком. К счастью, несколько друзей, и я в их числе, имели возможность избежать этой толкотни.
— Ну как это так, у тебя столько Дюка Эллингтона и ни одного Диззи Гиллеспи? — спросил Балтазар у моего отца.
Он сидел на полу, скрестив ноги, и перебирал пластинки в поисках музыки, которая устроила бы всех. Я могла бы принести несколько дисков и плеер из своей комнаты, но тогда мне придется встать со своего места на диване рядом с Лукасом. Он обнял меня за плечи, и я решила не шевелиться.
— Был у меня и Диззи, — ответил папа, — но пропал во время пожара в шестьдесят пятом.
Патрис, чопорно сидевшая в кресле, вздохнула:
— Я пережила жуткий пожар в тысяча восемьсот девяносто втором. Просто ужасно!
— А мне кажется, ты бы не отказалась от такой замечательной возможности сменить разом весь гардероб, — поддразнил ее Лукас. Все остальные уставились на него. — Что я такого сказал?
— Огонь — это одна из тех вещей, что может нас убить, — объяснила мама, сложив на груди руки. Они с папой все еще настороженно относились к Лукасу, но старались изо всех сил. Как и миссис Бетани, они пришли к выводу, что чем больше Лукас знает, тем меньше вероятность того, что он совершит еще одну ужасную ошибку. — Поэтому пожары — это по-настоящему страшно.
Лицо Лукаса помрачнело, и на какой-то миг я не могла понять, что он чувствует или о чем думает. Зато мне очень понравилось, как мама сказала «нас», словно Лукас уже стал одним из нас. И тут он внезапно произнес:
— Собственно, на днях мы как раз об этом и думали. А есть ли другие способы? В смысле — ведь вампиры тоже могут погибнуть?
— Ну, давай посмотрим. — Папа свел ладони вместе, сделав вид, что спустя целое тысячелетие ему не так уж легко все это вспомнить. — Вообще-то, список очень короткий.
— Осиновый кол, — решительно сказал Лукас. — По крайней мере, так говорили в том шоу по телевизору.
— Идиотский ящик. — Патрис определенно считала телевидение новомодной штучкой, не стоящей ее внимания. Но зато ей хотелось поговорить с Лукасом о том, что такое быть вампиром. Я понадеялась, что она снова немного приоткроется, как тогда, когда рассказывала мне про свою жизнь в Нью-Орлеане, но на этот раз Патрис строго придерживалась фактов. — Осиновый кол «убивает» нас, но только временно. Стоит его вытащить, и с тобой тут же все будет в порядке.
Балтазар поставил на проигрыватель пластинку Билли Холидей и добавил:
— Просто нужно удостовериться, что у тебя есть друг, готовый выкопать тебя и вытащить кол.
— В общем-то, только огонь и обезглавливание. — Мама загнула два пальца.
— А святая вода? — спросил Лукас.
— Это вряд ли. — Папа не стал скрывать своего презрения. — Меня трижды окропляли святой водой. Если и есть какая-нибудь разница между ней и дождевой водой, я ее не заметил.
Лукас, несмотря на скептический вид, просто кивнул:
— Ясно. Извините, я понимаю, что вопросы-то дурацкие.
— Да, нужно очень многое постичь, — заметила Патрис.
С ее стороны это было исключительно доброжелательно, так что я улыбнулась ей, положив голову на плечо Лукаса. Дождь стеной заливал оконное стекло, и этот непрестанный шелест был слышен даже за хрипловатым пением Билли.
Мама, должно быть, заметила, как уютно я устроилась рядом с Лукасом, потому что постучала папу по плечу.
— Ну все, Адриан. Мы посидели тут вполне достаточно. Думаю, дети хотят поболтать без нас.
— Дети? Оставь это для классной комнаты. Мы с тобой почти одного возраста! — захохотал Балтазар. Он был прав, но сама мысль об этом представлялась мне невероятно чудной. — Посидите с нами.
— Я не против, — пожала плечами Патрис.
Мы с Лукасом переглянулись. Мы-то как раз были против. В идеальном мире мама с папой должны были уйти и увести с собой Балтазара и Патрис, чтобы мы могли расположиться на диване, но в нашем мире этого не дождешься.
В очередной раз продемонстрировав свои невероятные материнско-телепатические способности, мама сочувственно вздохнула:
— Полагаю, иногда, сколько бы родители ни старались, уединения все равно не хватает, да?
— «Вечная ночь» действительно не самое подходящее место для свиданий, — согласился Лукас.
Балтазар внезапно очень заинтересовался обложкой пластинки Билли Холидей. Вспомнив, как я отказала Балтазару, я попыталась придумать что-нибудь, чтобы развеселить его, и обратилась к забавной истории.
— Во всяком случае, для нас все складывается не так плохо, как для твоего прадедушки или кто он там был. Правда, Лукас? — Он посмотрел на меня невыразительным взглядом и побледнел, как будто я сказала что-нибудь страшное.
Наверняка подумал о чем-нибудь другом.
— Это что, семейный анекдот? — оживилась мама. — Обычно они интереснее всего.
Теперь меня слушали все.
— Один из предков Лукаса, прадедушка или что-то в этом роде, учился в «Вечной ночи» лет сто пятьдесят назад. Ну давай, ты расскажешь это лучше! — Я подтолкнула Лукаса локтем, но он словно окаменел. Да, он говорил, что это секрет, но ведь он тогда просто пошутил, так? История, случившаяся более ста лет назад, не может быть секретом. Наверное, Лукас засмущался, но я не понимала, почему он должен стыдиться того, что по сути не имеет к нему никакого отношения. — В общем, он приехал сюда учиться. И вызвал на дуэль другого ученика, может быть, из-за девушки, и они сражались прямо в большом зале. Поэтому там и разбито одно витражное стекло — вы об этом знали? Никто из них не погиб, но его исключили и...
Я замолчала, заметив, что мои родители и Балтазар словно оцепенели, уставившись на Лукаса. Его пальцы впились в мое плечо.
Единственным человеком в комнате, растерявшимся так же, как и я, была Патрис.
— Они что, допускали сюда людей и раньше?
— Нет, — резко ответил Балтазар. — Никогда.
— Так что, твой предок был вампиром? — Это меня поразило. — Лукас, и ты этого не знал? Разве такое возможно?
— Не думаю, что дело в этом. — Папа медленно встал. Он не был слишком высоким, но сейчас так навис над диваном, что это по-настоящему пугало. — Я вовсе так не думаю.
— Сто пятьдесят лет назад. — Мамин голос дрожал. — Как раз тогда... единственный раз, когда они...
Папа не отводил взгляда от Лукаса.
— Да.
И тут он схватил Лукаса за горло.
Я завизжала. Папа что, сошел с ума? Внезапно Лукас просунул ладони в кольцо папиных рук, разорвав его, и его кулак впечатался в папин нос. Хлынула кровь, влажные капли полетели мне на лицо.
— Прекратите! Что вы делаете?! Прекратите! — закричала я, не в силах сдержать слезы.
После этого события стали разворачиваться стремительно. Балтазар оттащил меня в сторону от дерущихся, причем так резко, что я споткнулась и полетела на пол. Балтазар замахнулся, но Лукас увернулся от удара. Патрис обняла меня, пронзительно крича, но не двигаясь с места. Мама с такой силой ударила об пол деревянным стулом, что он сломался. Сначала я подумала, что она таким образом пытается привлечь внимание дерущихся, чтобы выяснить, что за чертовщина происходит, но вместо этого она схватила ножку стула, как дубинку, и с размаху опустила ее на спину Лукаса.
Он вскрикнул от боли, круто повернулся, вывернул маме руку и отпустил. Она отшатнулась, сжимая больное место. Папа и Балтазар разом обрушились на Лукаса, но он двигался быстрее, чем они, и блокировал каждый удар. Я вспомнила пиццерию и драку в ней. Там Лукас показался мне устрашающим, но это было ничто. По-настоящему он дрался здесь, и ему хватало силы, чтобы отражать удары сразу двух вампиров.
Я была достаточно сильной, чтобы вступить в эту схватку, но не хотела драться с родителями против Лукаса или с Лукасом против родителей, пока не пойму, что все это значит.
— Что вы делаете?! — кричала я. — Прекратите это немедленно, прекратите!
Драка продолжалась. Папа замахнулся, чтобы ударить Лукаса в живот, тот уклонился и начал падать, но на самом деле он притворялся, чтобы пригнуться к полу и схватить ножку от стула, которую уронила мама. Папа и Балтазар сразу же отступили, и я сообразила, что теперь у Лукаса есть кол. Может, он и не сможет навсегда убить их, но зато выведет обоих из строя.
Патрис завизжала у меня над ухом, когда Лукас попытался пронзить колом грудь Балтазара. Балтазар отпрыгнул, чудом увернувшись от удара. Я разглядела кровоподтек в форме полумесяца у него на скуле — след от кулака Лукаса. И тут Лукас, к моему ужасу, нацелился на папу. Он буквально пытался пронзить его грудь колом.
— Лукас, не надо! — умоляла я. — Мама, скажи ему... А где мама? — Похоже, она исчезла, пока я следила за дракой.
— Она побежала вниз за помощью! — прорычал отец. — Миссис Бетани скоро будет здесь, и мы все уладим.
Лукас колебался не дольше секунды.
— Бьянка, прости. Пожалуйста, прости меня!
— Лукас?
Наши взгляды встретились.
— Я люблю тебя.
И он побежал — выскочил за дверь и помчался вниз по лестнице. В первый момент мы так растерялись, что не могли двинуться с места, но папа с Балтазаром тут же опомнились и кинулись следом за ним. Я обернулась к Патрис, все еще сидевшей рядом со мной на полу.
— Ты что-нибудь поняла?
— Нет. — Она провела руками по своим гладким, заплетенным в косы волосам, приводя себя в порядок.
Все остальное не имело для нее никакого значения.
Ноги мои дрожали, но я встала и побежала за ними, спотыкаясь на каждой ступеньке. Издалека слышался голос Балтазара, эхом отражавшийся от каменных стен:
— Держите его! Остановите его сейчас же!
Потом раздался ужасный треск, потом серебристый звон осколков стекла, падающих на пол и на стены, и громкий голос отца, сыпавшего проклятиями. Сердце мое так сильно колотилось, что мне казалось, будто я умру, если не остановлюсь; но если остановлюсь, то тоже умру, потому что Лукас в опасности, и я должна быть рядом с ним.
Я то ли сбежала, то ли скатилась с последнего пролета лестницы и увидела Балтазара, папу и нескольких учащихся. Они стояли полукругом и смотрели на единственное окно с простым стеклом в большом зале. Стекло было разбито, и я догадалась, что Лукас воспользовался ножкой от стула, чтобы разбить его и скрыться. У него не было даже той минуты, которой хватило бы, чтобы добежать через зал до двери. Мои родители, вероятно, прекратили погоню за ним только потому, что в зале собралось слишком много учеников-людей, перепуганных и готовых задавать сложные вопросы.
В большой зал вошла мама, сжимая запястье. Миссис Бетани отставала от нее лишь на несколько шагов, и ее темные глаза полыхали с трудом сдерживаемой яростью.
— Что за чертовщина происходит? — С лестницы спустилась Ракель и остановилась у меня за спиной. — Здесь что... здесь что, дрались?
Миссис Бетани выпрямилась во весь рост.
— Вас это не касается. Все возвращайтесь в свои комнаты.
Попятившись на наш этаж, Ракель метнула на меня многозначительный взгляд. Конечно, она хотела, чтобы я ей все объяснила, но как я могла это сделать? С каждым ударом сердца меня бросало то в жар, то в холод, и я толком не могла дышать. Каких-то пять минут назад я сидела рядом с Лукасом и мы с ним смеялись над шутками моих родителей.
Мама, папа и Балтазар не сдвинулись с места, когда остальные начали расходиться, так что я тоже никуда не пошла. Дождавшись, пока в зале никого, кроме нас, не осталось, я собралась спросить папу, что все это значит, но не успела. Меня опередила миссис Бетани:
— Что случилось?
— Лукас — это Черный Крест, — ответил отец. Глаза миссис Бетани широко распахнулись — не в испуге, а в изумлении. Я впервые увидела, что и у нее есть слабые места. — Мы обнаружили это только сейчас.
— Черный Крест. — Она сжала кулаки и уставилась в разбитое окно. Дождь хлестал в дыру, порывы ветра сотрясали зазубренные осколки, загремел гром. — И что все это значит?
— Мы должны немедленно догнать его. — Папа был готов бежать сию же секунду.
Мама ласково положила руку ему на плечо и очень спокойно произнесла:
— Охотники будут всегда. На самом деле ничего не изменилось.
Миссис Бетани повернулась к ней, склонив голову и сощурившись.
— Твоя жалость нам ничего не даст, Селия. Я понимаю, что ты хочешь уберечь дочь от боли, но будь ты и твой муж хоть немного бдительнее, она бы не оказалась в таком положении.
— Этот парень явился сюда с важной целью и причинил боль нашей дочери, чтобы этой цели достичь. — Папа всматривался в темноту. — Он не может передвигаться в грозу так же быстро, как мы. Нужно идти прямо сейчас.
— У нас есть время, чтобы собрать команду, — настаивала миссис Бетани. — Мистер Росс призовет помощь сразу же, как только сможет, а это значит, что нам не стоит рассчитывать на то, что мы обнаружим его одного. Мистер и миссис Оливьер, идемте со мной, мы позовем и вооружим остальных.
— Я тоже в команде. — Балтазар упрямо сжал челюсти.
Она провела по нему взглядом сверху вниз, словно снимала мерку.
— Очень хорошо, мистер Мор. Но пока я предлагаю вам позаботиться о мисс Оливьер. Объясните ей, в чем заключалась ее неосмотрительность, и успокойте.
Мама протянула ко мне руку:
— Я сама с ней поговорю.
— Учитывая вашу готовность не обращать внимания на суровые факты, я считаю, что с заданием лучше справится человек нейтральный. — Миссис Бетани указала на лестницу.
Я почти ждала, что сейчас мама скажет, куда миссис Бетани может засунуть свое мнение, но папа схватил ее за здоровую руку и потащил вверх по лестнице. Подобрав свои длинные юбки, миссис Бетани последовала за ними.
Как только мы остались одни, я повернулась к Балтазару:
— Так что здесь произошло?
— Ш-ш, Бьянка, успокойся. — Он обнял меня за плечи, но я не собиралась выслушивать весь этот вздор.
— Успокойся? Вы, ребята, только что напали на моего парня, а он начал с вами драться. Я ничего не понимаю! Пожалуйста, Балтазар, просто расскажи мне... расскажи мне... Господи, что рассказать-то?! Я даже не знаю, о чем спрашивать! — У меня возникло сразу столько вопросов, что они как будто застряли в горле, и я начала задыхаться.
— Тебе врали. Нам всем врали, — ровным голосом произнес Балтазар.
Один вопрос прорвался наружу, заглушив все остальные:
— Что такое Черный Крест?
— Охотники на вампиров.
— Что?!
— Черный Крест — это команда охотников на вампиров. Они преследуют нас со Средних веков. Они выслеживают нас. Отделяют от остальных наших. И убивают. — Балтазар вытер капли папиной крови с моего лица так нежно, словно это были слезы. — Они уже пытались однажды проникнуть в академию «Вечная ночь». Время от времени человек уговаривает или подкупает кого-нибудь, чтобы попасть сюда, и приходится с этим мириться, чтобы не привлекать внимания. Один из таких людей и оказался членом Черного Креста.
— Примерно сто пятьдесят лет назад... — История, которую я рассказала наверху, — та самая, которую Лукас поведал мне, когда мы с ним впервые встретились, — внезапно обрела смысл. — Схватка в этой истории — ведь это была не дуэль, нет?
Балтазар покачал головой:
— Нет. Агента Черного Креста разоблачили, и он сражался, чтобы выбраться отсюда. То же самое случилось и сегодня.
Черный Крест. Охотники на вампиров. Лукас не говорил, что натыкался на упоминания о них в книгах миссис Бетани; только сейчас я сообразила, что он никогда не давал мне этих книг.
Лукас пробрался сюда, чтобы выслеживать и убивать созданий вроде меня. Он даже уговорил меня укусить его еще раз — и дать ему силу и могущество, чтобы сражаться в полную мощь. Он использовал меня, чтобы стать еще более искусным убийцей, а потом попытался убить моих родителей. И он врал обо всем. Врал все это время!
В самом начале, до того как Лукас узнал, что я вампир, он пытался меня защитить. Я думала, он заботится обо мне, потому что я одинока, но дело вовсе не в этом. Он думал, что я человек, окруженный вампирами, поэтому и присматривал за мной.
Но обнаружив, кто я такая на самом деле, он воспользовался мной, чтобы еще глубже проникнуть в «Вечную ночь». Чтобы обрести наше могущество. Чтобы получить то, чего хотел. Он заставил меня испытывать чувство вины за мою ложь и при этом врал мне гораздо больше!
То, что казалось любовью, было предательством.
Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 1:00 pm

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Оцепенев, я сидела на нижней ступеньке лестницы, невольно прислушиваясь к разворачивающимся вокруг меня приготовлениям.
В команду миссис Бетани входили всего пять вампиров: она сама, мои родители, Балтазар и профессор Айвербон. Все они надели тяжелые непромокаемые плащи и прикрепили к икрам и предплечьям ножи.
— Нам нужны пистолеты. — Это Балтазар. — Чтобы справляться с подобными ситуациями.
— Нам пришлось столкнуться с «подобными ситуациями» всего дважды за более чем двести лет. — Миссис Бетани, голосом еще более ледяным, чем обычно. — Как правило, наших способностей более чем достаточно, чтобы справиться с человеком. Или вы чувствуете себя не годным для этого дела, мистер Мор?
Лукас — охотник на вампиров. Лукас появился в школе, чтобы убивать людей вроде моих родителей. Он говорил мне, чтобы я им не доверяла; наверное, он считал, что они украли меня еще в младенчестве. Он пытался вбить между нами клин. Я-то думала, что он просто грубит, но, может быть, он и в самом деле собирался их убить.
— Я-то справлюсь, — ответил Балтазар, — но вполне возможно, что Лукас отлично вооружен. Он из Черного Креста, поэтому рассчитывать на то, что он явился сюда неподготовленным, не приходится. Это исключено. Где-то в кампусе у него должен быть целый склад припасов, и могу побиться об заклад, что там есть оружие.
Мы вместе поднялись в северную башню, и он всю дорогу наверх протестовал. Я-то думала, Лукас боится меня, боится вампиров, но дело было вовсе не в этом. Даже когда мы с ним расположились на полу, он спрашивал, нельзя ли нам в следующий раз встретиться в другом месте.
— Комната наверху северной башни. — Мой голос звучал так странно, я сама не узнавала его. — Это там.
Миссис Бетани выпрямилась.
— Вы о ней знали?
— Нет. Это просто догадка.
— Давайте проверим. — Балтазар протянул руку, помогая мне встать. — Пойдем.
Комната ничуть не изменилась с тех пор, как мы с Лукасом вместе заходили в нее. Миссис Бетани на секунду в смятении прикрыла глаза.
— Документы. Если он приходил сюда, то прочитал практически всю нашу историю. Убежища столь многих из нас... теперь Черный Крест их знает.
— Большая часть этих документов устарела десятилетия назад, — возразил папа. — А относительно недавние годы все занесены в компьютер.
— Полагаю, он и его взломал, — отозвалась я, вспомнив тот день, когда Лукас тайком проник в кабинет миссис Бетани в каретном сарае.
Миссис Бетани резко повернулась ко мне, с трудом сдерживаясь.
— Вы видели, что Лукас Росс нарушает правила, но не поставили в известность никого из руководства! Вы позволили члену Черного Креста рыскать в «Вечной ночи» месяцами, мисс Оливьер! Не думайте, что я об этом забуду.
Обычно, стоило ей заговорить со мной в таком тоне, я съеживалась, но на этот раз ударила в ответ:
— Именно вы приняли его в школу, если уж на то пошло!
После моих слов все замолчали. Я сказала это только ради своей защиты, но теперь поняла, что миссис Бетани облажалась — натурально, всерьез облажалась, и ее попытка свалить вину на меня только что провалилась.
Вместо того чтобы задушить меня, она надменно отвернулась и начала обыскивать комнату.
— Открывайте каждую коробку. Загляните во все шкафчики и даже за стропила. Я хочу видеть все, что мистер Росс мог здесь хранить.
Меня захлестнули воспоминания о том, как мы с Лукасом были здесь вместе, но я сосредоточилась на одном конкретном моменте. Когда мы вошли в комнату, Лукас сразу же уселся на длинный сундук, стоявший у противоположной стены. Я-то думала, что он просто хочет посидеть, но вдруг он сделал это по совершенно другой причине: чтобы не дать мне открыть его?
Балтазар проследил за моим взглядом, ничего не сказал вслух, но вопросительно поднял бровь. Я кивнула. Он подошел к сундуку и открыл крышку. Я не видела, что там внутри, но мама ахнула, а профессор Айвербон негромко выругался.
— Что там? — спросила я.
Миссис Бетани подошла ближе и заглянула в сундук. С совершенно непроницаемым лицом опустилась на колени и вытащила наружу череп.
Я завизжала и тут же почувствовала себя полной дурой.
— Он, должно быть, очень старый. В смысле — ну посмотрите на него!
— Когда мы умираем, наши тела разлагаются очень быстро, мисс Оливьер. — Миссис Бетани поворачивала череп то в одну сторону, то в другую. — Чтобы быть точной, они разлагаются до той стадии, которой должны были достичь с момента смерти человека. Здесь плоти почти не осталось, всего несколько лоскутков, а это значит, что череп принадлежит вампиру, умершему несколько десятилетий назад, может, даже столетие.
— Эрик, — внезапно произнес Балтазар. — Он как-то говорил, что умер во время Первой мировой. Лукас с Эриком постоянно нападали друг на друга. Если Лукас сумел заманить его сюда, а Эрик не подозревал, что имеет дело с охотником Черного Креста, то противостоять ему он не мог.
— Конечно, не мог, если Лукас вооружился одним из этих. — Папа открыл стоявшую рядом коробку и вытащил из нее огромный нож — нет, мачете. — Эта штука быстро справилась бы с любым из нас.
Балтазар глянул на лезвие и негромко свистнул.
— Эти двое часто дрались, но Эрик всегда одерживал верх. Либо Лукас специально поддавался, либо понимал, что стоит ему показать все, на что он способен, и мы обо всем догадаемся.
Я возразила:
— Я думала, что Эрик убежал!
Наверняка так оно и было. Лукас с Эриком дрались, но Лукас не мог убить его.
— Мы все так думали, и все ошибались. — Миссис Бетани бесцеремонно бросила череп Эрика обратно в сундук. — Ищите дальше.
Остальные послушались. Дрожа, я подошла ближе к сундуку и заглянула внутрь. Там лежала кучка костей, пыльная школьная форма «Вечной ночи», а в углу — коричневатый ободок. Я с ужасом поняла, что это кожаный браслет Ракель, тот самый, который она потеряла. Должно быть, его украл Лукас. Нет, Эрик, и браслет был на нем, когда он умер. Когда Лукас его убил.
— Бьянка, милая! — Ко мне подошла мама в джинсах и ботинках; обычно она отказывалась одеваться в то, что до сих пор считала мужской одеждой, но сделала исключение, чтобы поймать Лукаса. — Возвращайся в нашу квартиру. Не надо тебе больше ничего этого видеть.
— Возвращаться в квартиру и что делать? Почитать веселую книжку? Послушать пластинки? Нет уж.
— Мы сможем выследить его, несмотря на дождь. А вы не расскажете ни единому человеку в школе, что здесь сегодня произошло. — Миссис Бетани сердито посмотрела на меня через плечо профессора Айвербона.
Я медленно закрыла сундук.
— Я иду с вами.
— Бьянка? — Мама покачала головой. — Ты не обязана это делать.
— Обязана.
— Не надо. — Балтазар подошел ко мне. — Ты никогда ничего подобного не делала, а Черный Крест... О, они молодцы. Они беспощадны. Может, Лукас и юн, но знает, что делает, это очевидно.
— Балтазар слишком вежлив, чтобы сказать: это опасно. — Папа выглядел разъяренным. Нос его покраснел и распух — возможно, был сломан. Даже вампирам требуется время, чтобы раны исцелились. — Лукас Росс может ранить тебя, даже убить.
Я вздрогнула, но продолжала стоять на своем:
— Он может убить любого из вас, но вы же идете!
— Мы обо всем позаботимся, — настаивал Балтазар. — Самое ужасное во всем этом то, что он сделал с тобой, Бьянка. Твои родители не позволят Лукасу выйти сухим из воды, и я тоже.
Миссис Бетани вскинула бровь. Очевидно, она не считала мое разбитое сердце «самым ужасным во всем этом», и я ожидала, что она, как обычно, поднимет меня на смех, однако она сказала:
— Пусть идет с нами.
Мама уставилась на нее:
— Бьянка еще ребенок!
— Она оказалась достаточно взрослой, чтобы укусить человека. И достаточно взрослой, чтобы передать ему силу. Поэтому она достаточно взрослая, чтобы отвечать за последствия. — Ее взгляд пронзал меня насквозь. — Вам потребуется оружие, мисс Оливьер?
— Нет. — Я не могла себе представить, как вонзаю нож в Лукаса.
Миссис Бетани поняла меня неправильно или сделала вид.
— Полагаю, сегодня ночью вы вполне можете завершить свое превращение.
— Сегодня ночью? — хором воскликнули мои родители.
— Все дети однажды должны вырасти.
«Она хочет, чтобы я снова укусила Лукаса, — поняла я. — Но на этот раз она хочет, чтобы я его убила. Тогда они подожгут тело прежде, чем он восстанет вампиром, и Лукас исчезнет навсегда».
Миссис Бетани подошла к двери и распахнула ее. Балтазар накинул мне на плечи один из плащей, и я с трудом просунула руки в слишком длинные рукава.
— Пойдемте.
Мы начали спускаться с лестницы во тьму.
Родители сказали мне, что они вампиры, как только я достаточно подросла, чтобы хранить секреты, поэтому для меня это было так же обыденно, как то, что у мамы волосы цвета карамели, а папа любит прищелкивать пальцами под джазовые мелодии пятидесятых годов. Вместо еды за обеденным столом они пили кровь и любили вспоминать парусники и прялки, а папа еще рассказывал, как видел Уильяма Шекспира, играющего в одной из своих пьес. Но все это были мелочи, скорее забавные и приятные, чем пугающие. Я никогда не воспринимала их как нечто сверхъестественное.
Но как только началось преследование, я поняла, как мало я на самом деле знаю своих родителей.
Они передвигались быстрее, чем я, быстрее, чем большинство людей. Когда несколько недель назад мы с Лукасом бегали по окрестностям, то думали, что выкладываемся изо всех сил, но оказалось, что это не идет ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас. Мама, папа, Балтазар — все они не оступались, несмотря на грязь, и видели дорогу в темноте. Мне оставалось полагаться на их голоса и вспышки молний.
— Сюда! — Когда профессор Айвербон приходил в возбуждение, его акцент усиливался. — Парень прошел здесь!
Откуда они это знают? Тут я сообразила, что Айвербон положил руку на ветки куста. Я тоже прикоснулась к ним и ощутила, как мне в ладонь ткнулись пушистые нежные листочки, проклюнувшиеся из почек. Одна из веток была сломана. Ее задел Лукас, пробегая мимо.
Он бежит, спасая свою жизнь. Должно быть, он так напуган! И он сказал, что любит меня.
Снова сверкнула молния, и на долю секунды вокруг стало светло, как днем. Я увидела профиль миссис Бетани на фоне темного леса и узнала местность. Мы находились недалеко от реки. Раньше я никак не могла сообразить, где мы, потому что тучи полностью застилали небо.
— Обычно ученики не ходят этой дорогой, — сказала миссис Бетани. — Черный Крест достаточно хорошо подготовил его, чтобы он позаботился о путях отхода. А это значит, что этот путь он проложил заранее.
Над головой загрохотал гром, заглушив ответ профессора Айвербона. Ноги увязли в грязи, и я с трудом их вытащила. Балтазар придержал меня за локоть, чтобы я смогла выбраться на более твердый участок.
Все это время я думала, что Лукас меня оберегает, а он подвергал меня опасности. Как это может быть правдой?
Тут пальцы Балтазара сжали мой локоть.
— Нам сюда.
В небе снова вспыхнула разветвленная молния, и я увидела то, что заметил Балтазар: следы в грязи, ведущие прямо к реке. Лукасу приходилось с таким же трудом вытаскивать увязшие ноги, как и мне. Несмотря на новообретенные силы, он не был таким же стремительным и сверхъестественно грациозным, как окружавшие меня вампиры. Лукас был просто парнем, изо всех сил бежавшим сквозь грозу и понимавшим, что, если его поймают, он может погибнуть.
Дождь лил слишком сильно и быстро смывал все следы, значит, Лукас прошел здесь недавно. Мы его почти догнали.
Он врал мне с самого начала. С самого первого дня. Я так переживала из-за того, что скрываю от него свою тайну, а он делал из меня дуру всякий раз, как мы целовались.
— Поторопитесь! — Миссис Бетани помчалась дальше. Несмотря на длинные юбки, она передвигалась быстрее всех. Я ковыляла позади, тяжело дыша и чувствуя, что промерзла до костей, но все-таки умудрялась держаться достаточно близко к остальным, чтобы слышать, как дождь лупит по их плащам. — Ему придется пересечь реку. Там мы потеряем время.
Река.
Всю свою жизнь я слышала шутки родителей о том, как ужасна текущая вода. Когда мы куда-нибудь ездили, они всегда старались так проложить маршрут, чтобы нам не приходилось пересекать ни одну реку. Но если не получалось, это каждый раз отнимало много времени. Папа останавливал машину, стоило нам завидеть мост, мама начинала взволнованно грызть ногти, я смеялась над ними, но они собирались с силами не меньше получаса, а то и дольше. Оба они описывали свое плавание на пароходе в Новый Свет как самое ужасное переживание в жизни.
Вампирам трудно пересечь текущую воду. Кое-кто из учеников-людей удивлялся, почему наставники отправлялись в Ривертон раньше нас, но я-то знала, что они хотят переехать через мост, набравшись мужества и не показывая людям, как им это тяжело. И теперь мне стало понятно, что Лукас тоже это знает и рассчитывает, что таким образом сможет выжить.
Мы шли и шли, и вдруг все передо мной остановились. На этот раз мне даже не требовалась молния, чтобы увидеть дорогу. Задыхаясь, я поравнялась с ними, но не остановилась, а прошла мимо профессора Айвербона, мимо Балтазара, мимо родителей и наконец подошла к миссис Бетани, стоявшей всего в нескольких футах от моста.
— Подождите нас! — скомандовала она. — Мы скоро пойдем дальше. — И сжала губы, видимо пытаясь побороть свою слабость.
— Он уйдет. — Я прошла мимо нее.
— Мисс Оливьер! Остановитесь сейчас же!
Я вступила на мост. По старым деревянным доскам, мокрым от дождя, шагать было легче, чем по густой грязи.
— Бьянка! — Это папа. — Бьянка, подожди нас! Ты не можешь сделать это сама!
— Могу.
Я побежала. Дождь заливал мне лицо, в боку кололо, плащ тяжело давил на плечи. Я хотела только одного — упасть на мост и разрыдаться. Моему телу не хватало на все это сил.
И все-таки я бежала. Я бежала, хотя ноги были тяжелыми, как свинец, горло стискивало от непролитых слез, а родители, учителя и мой друг кричали мне, чтобы я вернулась. Я все равно бежала, и с каждым шагом все быстрее и быстрее.
С самого своего приезда в «Вечную ночь», да нет, на самом деле — всю свою жизнь я полагалась на других, на то, что они решат все мои проблемы. Но сейчас никто мне не поможет. Я должна сделать это сама. Одна.
Я не знала, преследую ли я Лукаса или убегаю вместе с ним. Главное — я должна бежать.
Когда я окажусь на том берегу, мне не составит особого труда отыскать Лукаса. Ночь темна, а у меня нет сверхчувствительного зрения или слуха, как у настоящих вампиров, но зато мне понятно, что он направляется в Ривертон, а там у него не так уж много возможностей. Лукас знает, что времени в запасе у него почти нет, и постарается убраться оттуда как можно быстрее.
Я провела довольно много времени на автобусной станции вместе с Ракель, когда она уезжала домой на Рождество, уже после того, как уехал Лукас. Хотя Ракель и хотела как можно быстрее покинуть «Вечную ночь», ее семья поздно возвращалась с работы домой, поэтому мы дожидались вечернего автобуса — того, что отправлялся в сторону Бостона в 20.08. Сейчас было почти восемь вечера. Я не сомневалась, что Лукас попытается уехать этим самым автобусом. Следующий пойдет часа через два, не раньше, а это слишком долго. К тому времени миссис Бетани с компанией обязательно поймает его. Бостонский автобус был единственным шансом Лукаса спастись.
Центр города словно вымер. Ни единой машины на дороге, а те несколько заведений, что оставались открытыми, были пусты. Никому не хотелось выходить из дома в такой вечер. Ничего удивительного: у меня самой мокрые волосы словно прилипли к голове. Я заглянула в пару открытых заведений, в том числе в лавку, где мы купили брошь. Лукаса там не было.
«Нет, — подумала я. — Он знает, что сюда они заявятся прежде всего».
Однако у меня имелось преимущество перед миссис Бетани и родителями, несмотря на их многовековой опыт и сверхъестественные способности. Я знала Лукаса, а это значит, что я понимала, как он поступит.
Должно быть, они тоже догадаются, что он постарается спрятаться. Возможно даже, что они придут к тому же выводу, что и я: Лукас наверняка укроется где-нибудь поблизости от автобусной станции, чтобы не светиться в городе слишком долго перед тем, как прыгнуть в автобус и уехать отсюда. Вокруг станции было около дюжины магазинов, и, насколько я понимала, Лукас мог прятаться в любом из них.
Он пошел со мной смотреть старое кино и купил мне брошь в комиссионном магазине.
И сказал, что любит меня.
А это значит, что, может быть, он выберет для укрытия то же самое место, что выбрала бы я.
Я пошла в сторону антикварного магазина на углу площади, перепрыгивая через лужи. И как только добралась до задней двери магазина и увидела, что она слегка приоткрыта, все мои сомнения улетучились.
Я медленно толкнула дверь. Петли не заскрипели, и я осторожно шагнула внутрь, на деревянные половицы. Свет был выключен, внутри стояла кромешная тьма. Я едва различала очертания странных предметов, окружавших меня со всех сторон. Сначала я просто отказывалась верить своим глазам: какие-то доспехи, чучело лисицы, крикетная бита, но потом до меня дошло, что в этом кавардаке заключен определенный смысл. Все эти вещи были непроданным товаром, таким, какой купят немногие. Ощущение было совершенно сюрреалистичное, будто я провалилась в дурной сон, бодрствуя при этом.
Сначала я пыталась двигаться тихо, но, пройдя чуть дальше, поняла, что это опасно. Лукас мог напасть на любого, кто его отыщет, но я все еще верила, что меня он не тронет.
— Лукас?
Тишина.
— Лукас, я знаю, что ты здесь. — По-прежнему никакого ответа, но теперь я могла точно сказать, что за мной наблюдают. — Я одна. Они отстали, но не очень. Если ты хочешь мне что-нибудь сказать, лучше говори сейчас.
— Бьянка.
Лукас произнес это, будто выдохнул, будто он слишком устал и больше не мог сдерживаться. Я всматривалась в темноту, но не могла его разглядеть, только слышала, откуда раздается голос.
— Это правда? То, что они о тебе сказали?
— Зависит от того, что они сказали. — Теперь я услышала шаги, медленно приближавшиеся ко мне.
Чтобы немного успокоиться, я положила дрожавшую руку на стоявший рядом предмет — им оказалось кресло в чехле из потертого бархата.
— Они сказали, что ты член какой-то группы под названием Черный Крест. Охотники на вампиров. Что ты врал мне... все это время врал всем нам.
— Все это правда. — Голос Лукаса звучал очень устало — таким я его еще никогда не слышала. — А ты сказала правду, что пришла одна? Не буду тебя винить, если нет.
— Я солгала тебе только один раз! И не собираюсь делать это сейчас.
— Один раз? Могу припомнить множество раз, когда ты просто «забывала» упомянуть о том, что ты вампир.
— Можно подумать, ты мне признался, что ты охотник на вампиров! — Вот сейчас я могла бы его ударить, но моя ярость не произвела на Лукаса никакого впечатления.
— Ну да. Думаю, в конечном счете это одно и то же.
— Я рассказала тебе всю правду в том письме! Ничего не скрыла!
— Потому что попалась на горячем. Так что не считается, и ты это знаешь.
Почему он продолжал делать вид, что это одно и то же?
— Я не выбирала, кем мне стать. А ты... вы плетете заговоры, чтобы затравить мою семью, моих друзей...
— Я этого тоже не выбирал, Бьянка. — Его голос звучал так, словно он подавился, и мой гнев растворился, сменившись эмоцией, которую я не могла определить. Лукас сделал еще пару шагов в мою сторону. Прищурившись, я различила в нескольких футах его силуэт. — Ни кем стать, ни куда поступать.
— Ты выбрал быть со мной. — Хотя он ведь пытался меня отговорить, так?
Только теперь я поняла почему.
— Да, выбрал. И знаю, что сильно ранил тебя. Прости меня за это. Ты — последний человек в этом мире, кому я хотел бы причинить боль.
Его слова звучали очень искренне. Мне хотелось поверить ему сильнее, чем когда-либо чего-либо хотелось в этой жизни. Но после всех откровений этого вечера я не собиралась принимать ничего на веру.
— Можешь просто объяснить — почему?
— На это потребуется много времени, а у нас его почти нет.
Автобус в 20.08 на Бостон. Я глянула на часы: фосфоресцирующие стрелки показали, что у нас осталось не больше пяти минут.
Я пошла к Лукасу, вытянув перед собой руки, чтобы нащупывать путь. Пальцы задели страусиные перья, пыльные от времени, и что-то изящное, твердое и холодное, возможно, медный каркас кровати. Лукас нырнул налево, за панель... Хотя нет, сквозь это я его все-таки видела. Подойдя поближе, я поняла, что это было окошко цветного стекла.
Мы находились в передней части антикварного магазина, менее захламленной и чуть ярче освещенной.
На нас падал зеленоватый водянистый свет уличных фонарей. Лукас так и стоял за витражным стеклом. Боялся ли он меня? Или стыдился взглянуть мне в глаза? Я не стала обходить панель, а остановилась по другую ее сторону, и теперь мы смотрели друг на друга сквозь окрашенные стеклышки. Лицо Лукаса было разрезано на четыре разноцветных квадрата, его взгляд оставался темным и затравленным. Пару секунд мы не знали, что сказать, но потом Лукас печально улыбнулся:
— Эй.
— Эй. — Я тоже улыбнулась и чуть не заплакала.
— Пожалуйста, не надо.
— Не буду. — Все-таки я всхлипнула, тут же с трудом сглотнула и сильно прикусила язык. Как всегда, вкус крови придал мне сил. — Мне угрожает опасность?
Лукас замотал головой. Сквозь стекло его лицо было цвета драгоценных камней — топаза, сапфира и аметиста.
— Только не от меня. Никогда и ни за что.
— Расскажи это Эрику.
— Значит, вы его нашли. — В голосе Лукаса не прозвучало ни капли сожаления. — Эрик преследовал Ракель, помнишь? Когда я услышал, что у нее пропал браслет, сразу понял, что времени у нее не осталось. Воровство личных вещей — это классический признак вампира, готового разить. Эрик хотел ее убить и, будь у него хоть один шанс, сделал бы это. В глубине души ты и сама это знаешь.
Меня ужасно напугало то, что я сразу же согласилась с ним. Не попробуй я крови Эрика и не ощути его враждебности к самой себе, может, и не поверила бы этим словам. Но я видела зло в сознании Эрика и подозревала, что Лукас говорит правду. Во всяком случае, об Эрике.
— Все равно очень тяжело об этом думать.
— Я понимаю. И знаю, что тебе будет очень трудно все понять.
— Расскажи мне то, что я должна знать.
Лукас молчал, и я не знала, ответит ли он мне, но когда уже была готова сдаться, он вдруг заговорил:
— Сначала я врал тебе по той же причине, что и ты мне. Черный Крест — это тайна, которую я хранил всю жизнь. Мать записала меня туда, как только я родился. — Теперь Лукас говорил невыразительным голосом, погрузившись в собственные воспоминания. — Они научили меня драться. Научили дисциплине. Стали посылать на задания, как только я достаточно подрос, чтобы удержать в руках осиновый кол.
Я вспомнила, как Лукас говорил мне, что его мать — очень суровый и жесткий человек и нередко не дает ему возможности решать что-либо самому. Наконец-то я поняла, что он в действительности имел в виду. Когда ему было всего пять лет и он убежал из дома, он захватил с собой оружие.
— Сначала я думал, что ты просто одна из учениц-людей. Когда ты рассказала мне про своих родителей, решил, что они убили твоих настоящих маму и папу и удочерили тебя. Мне казалось, что ты даже не знаешь, кто они такие на самом деле. — Наши взгляды встретились сквозь витражное стекло, и Лукас печально улыбнулся. — Я говорил себе, что ради твоей же безопасности мне нужно держаться подальше от тебя, но не мог. Мне казалось, что уже со второй нашей встречи ты стала частью меня. Черный Крест приказал бы мне оттолкнуть тебя, но я устал отталкивать от себя всех и каждого. Хотя бы раз в жизни я хотел быть с кем-то и не тревожиться о том, что это будет значить для Черного Креста. Хоть немного пожить, как обычный человек. После того нашего первого разговора... ты поверишь, что я считал тебя такой славной обычной девочкой?
Это была самая смешная и самая грустная вещь, которую мне когда-либо говорили.
— Теперь-то ты знаешь.
— Что ты такое... для меня это ничего не значит. Я тебе это уже говорил, и это чистая правда. — Он повернулся к окну, и теперь я видела его профиль и отразившуюся на лице тревогу. — Мне еще так много нужно сказать, но автобус вот-вот отправится... Черт побери, я могу поехать позже!
— Нет! — Я прижала ладонь к витражному стеклу. Пусть я все еще не знала, смогу ли когда-нибудь снова начать доверять Лукасу, зато знала, что никогда не смогу причинить ему боль, а тем более — стоять в стороне, пока миссис Бетани и мои родители будут пытаться его убить. — Лукас, остальные отстали от меня не так уж сильно! Не тяни, уезжай быстрее!
Ему следовало бы сорваться с места в эту же секунду, но он посмотрел на меня сквозь стекло и прижал свою ладонь напротив моей с другой стороны, палец к пальцу. Мы оба придвинулись друг к другу еще ближе, и наши лица оказались на расстоянии всего нескольких дюймов друг от друга. Несмотря на разделявшее нас витражное стекло, это было не менее интимно, чем все наши с ним поцелуи.
— Поедем со мной, — проговорил Лукас негромко.
— Что? — Я заморгала, не в силах понять, о чем он меня просит. — Ты имеешь в виду... убежать из дома? Как ты предлагал мне в тот первый день?
— Просто чтобы я смог поговорить с тобой обо всем случившемся и... и чтобы мы смогли сказать друг другу «до свидания», как мы и должны, вместо... — Лукас сглотнул, и я вдруг увидела, что он так же испуган и расстроен, как и я. — У меня хватит денег на автобусные билеты для нас обоих. А потом я раздобуду еще денег и отправлю тебя домой, если захочешь. Мы можем поехать прямо сейчас. Перебежим через улицу и запрыгнем в автобус. И выберемся отсюда вместе.
— Ты собираешься отдать меня Черному Кресту?
— Что? Нет! — Голос его прозвучал совершенно искренне, словно он даже и не думал о такой возможности. — С точки зрения любого человека, ты человек. Если ты поедешь со мной, я о тебе позабочусь.
— Скажи мне одну вещь перед тем, как я отвечу, — медленно произнесла я.
Лукас насторожился:
— Хорошо. Спрашивай.
— Ты сказал, что любишь меня. Это правда?
Пусть он врал мне обо всем остальном, включая собственное имя, я думала, что выдержу все, если буду знать главное.
Он выдохнул — не то засмеялся, не то всхлипнул:
— Господи, да, Бьянка! Я так тебя люблю! Даже если я больше никогда тебя не увижу, даже если мы выйдем отсюда и нарвемся на засаду вампиров, которых ты привела с собой, я все равно всегда буду тебя любить.
Среди всего этого вранья я наконец-то услышала хоть одну правду.
— Я тоже тебя люблю, — сказала я. — Мы должны бежать.

Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 1:00 pm

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

— Мы вырвались! — сказала я, упав на сиденье автобуса и дрожа от усталости.
Лукас покачал головой:
— Еще нет.
Автобус дернулся и поехал, медленно выворачивая на шоссе. Мы оказались последними пассажирами: еще три минуты, и мы лишились бы единственного шанса убежать.
— Я знаю, что мои родители бегают быстро, но даже они не смогут догнать автобус на скоростном шоссе.
Пожилая леди, сидевшая на несколько рядов впереди нас, оглянулась, откровенно недоумевая, что за чертовщину мы несем. Лукас одарил ее своей самой обворожительной улыбкой. Она расцвела, показав нам ямочки на щеках, и снова уткнулась в свой роман. Лукас взял меня за руку и повел в самый конец почти пустого автобуса, где мы могли говорить о вампирах спокойно, не опасаясь, что нас подслушают другие пассажиры.
Лукас сел к окошку. Я думала, он меня обнимет, но он сидел все такой же напряженный, уставившись в залитое дождем окно.
— Нельзя считать, что мы выбрались, до тех пор, пока не проедем эстакаду. Ту, что в трех милях от города.
Я не поняла, о чем он. Очевидно, Лукас куда тщательнее изучил местность, чем я.
— И что, по-твоему, они сделают? Встанут посреди шоссе и остановят автобус?
— Миссис Бетани далеко не дура. — Он не отводил глаз от окна. Пролетающие мимо фонари окрашивали его мягким голубоватым светом и снова исчезали, оставляя нас в темноте. — Да, возможно, они решили выследить меня в городе. Но она могла сообразить, что я собираюсь уехать на автобусе. А если так, то охотничья свора будет поджидать меня на эстакаде. Они прыгнут сверху на автобус, вытащат меня наружу, и объяснять все это пассажирам будут уже копы.
— Они этого не сделают!
— Чтобы остановить охотника из Черного Креста? Можешь даже не сомневаться.
— Если ты в этом самом Черном Кресте, то зачем поступил в академию «Вечная ночь»?
— Меня прислали, чтобы внедриться в школу. Это мое задание. От заданий Черного Креста не отказываются. Ты или их выполняешь, или погибаешь при попытке выполнить.
Хмурая уверенность, с которой Лукас это сказал, испугала меня сильнее, чем любые новые сведения о вампирах.
— И вы только что узнали об этой школе?
— Черный Крест знает о том, что такое «Вечная ночь», почти с самого ее основания. Такие места, где живут вампиры...
— Где живем мы!
— Ну, не важно. В таких местах от вампиров меньше всего вреда. Никто не хочет устраивать сцен или внушать подозрения живущим рядом людям; в таких местах вампиры всегда держат себя в руках. Они не охотятся и не устраивают неприятностей. Если бы вампиры всегда вели себя так, не было бы нужды в Черном Кресте.
— Большинство вампиров не охотятся, — настаивала я.
В этот момент автобус подпрыгнул на яме, мы дернулись, и я от страха громко ахнула. Лукас положил мне руку на колено, по-прежнему глядя в окно. Мы уже почти выехали из Ривертона, с каждой секундой приближаясь к эстакаде.
— Помнишь, что ты сказала мне в антикварной лавке? — пробормотал он. — «Расскажи это Эрику». Вот он чертовски точно охотился на Ракель.
Ну как заставить его понять? Я подумала и выбрала подходящий пример.
— Ты любишь гамбургеры, так?
— Бьянка, ну серьезно, пора бы научиться выбирать подходящее время для светской беседы! За обедом — да. За пять минут до засады вампиров — нет.
— Выслушай меня. Ты станешь есть гамбургер, если существует вероятность того, что он ударит тебя в нос?
— Как это, интересно, гамбургер может ударить меня в нос?
— Просто представь, что может. — Не было времени спорить о метафоре. — Будешь его есть? Или предпочтешь что-нибудь другое?
Лукас пару секунд подумал:
— Если отбросить странность гамбургера, который может на тебя напасть (то есть отбросить очень большую странность), — нет. Вероятно, не буду.
— Вот поэтому большинство вампиров и не нападают на людей. Люди могут дать сдачи. Закричать. Или позвонить «девять-один-один» по мобильнику. Или их вырвет. Так или иначе, люди могут причинить множество неприятностей. Это того не стоит. Гораздо проще купить кровь в мясной лавке или питаться мелкими животными. Большинство людей всегда выбирают легкие пути, Лукас. Я знаю, ты достаточно циничен, чтобы понять хотя бы это.
— Мило и практично. Спорю, это тебе родители говорили? Однако ты так и не сказала, что убивать людей — неправильно.
Паршиво, что он сразу догадался, что это объяснение моих родителей, а не мое собственное. Паршиво, что у меня есть только их слова.
— Это само собой разумеется.
— Не для большинства вампиров, уверяю тебя. То, что ты говоришь, разумно, но вовсе не так убедительно, как тебе кажется. Кто-то из нас двоих ошибается насчет того, сколько вампиров убивают людей, а я точно знаю, что очень много людей убито. Я видел, как это бывает. А ты?
— Нет, никогда. Мои родители — они не такие. Они никогда никого не обидели!
— То, что ты этого не видела, не значит, что это правда.
— А ты видел? — подначила его я.
Он кивнул, и у меня в животе все опустилось. А потом Лукас сказал самое ужасное, что только мог сказать:
— Они поймали моего отца.
— О боже!
Лукас уставился в окно с еще более напряженным видом, чем до сих пор. Должно быть, мы подъезжали к эстакаде.
— Я этого не видел. Был еще совсем ребенком. Толком его и не помню. Но я видел, как вампиры нападают на других людей, и видел тела, которые после этого остаются. Это ужасно, Бьянка. Гораздо ужаснее, чем ты думаешь. Ужаснее, чем можешь себе представить. Твои родители поворачивались к тебе только хорошей стороной. А существует и отвратительная.
— Может быть, тебе довелось увидеть только отвратительную! Может быть, как раз ты и не понимаешь, в чем равновесие! — В животе у меня просто полыхало огнем, а пальцы впились в спинку пустого сиденья перед нами. Неужели нам придется сражаться, чтобы спасти свою жизнь? — Если мои родители скрывали от меня правду, может, и твоя мать скрывала правду от тебя.
— Мама ничего не приукрашивает, поверь мне. — Лукас выдохнул. — Готовься!
Автобус резко повернул, и пассажиров мотнуло из стороны в сторону. Сквозь пелену дождя я видела, как приближаются огни эстакады. Я щурилась в темноту, пытаясь различить очертания или движение — хоть какой-нибудь намек на то, что миссис Бетани поджидает нас там.
Лукас глубоко вздохнул:
— Люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
Еще две секунды, и автобус загрохотал под эстакадой. Ничего не случилось. Миссис Бетани все-таки повела свою группу в город.
— Мы вырвались, — прошептала я.
Лукас обнял меня, и только когда он обмяк на моем плече, я поняла, как он измучился и как сильно боится. Я гладила его по волосам, чтобы хоть немного успокоить. Сейчас следовало отложить на потом все споры, все разговоры о «Вечной ночи», Черном Кресте и о том, что нас разделяет. Пока значение имело только одно — мы в безопасности. Я была в Бостоне очень давно, еще совсем маленькой, и очень смутно помнила, что такое большой город по сравнению с нашими окрестностями — шум, мусор, асфальт и светофоры вместо земли и деревьев. А еще везде огни, такие яркие, что затмевали звезды. Я собиралась с силами, ожидая неизбежного приступа паники, но к тому времени, как мы добрались до места — до пригорода, причем, насколько я видела, совершенно отвратительного пригорода, — было уже поздно и мы оба окончательно измучились. Я уже ничего не боялась, потому что почти ничего не чувствовала.
— Нужно решить, что мы сейчас будем делать. — Это были первые слова, произнесенные Лукасом, когда мы вышли из автобуса. По-прежнему крепко держась за руки, мы с ним пробирались сквозь толпу жуликоватых типов, одетых в слишком просторную для них одежду, смеявшихся слишком громко и внимательно оглядывавших каждую машину, вывернувшуюся из-за угла. — Нас заберут отсюда только утром, не раньше.
— Заберут? Кто нас заберет?
— Приедет кто-нибудь из Черного Креста. Как только я проник в антикварную лавку, сразу воспользовался их телефоном и оставил им сообщение, что направляюсь сюда. Когда мы определимся, я им позвоню и скажу, где нас забрать.
— Мне не хочется тут слишком долго бродить. — Я с подозрением посмотрела на разбитое окно.
— Бьянка, ну подумай сама! — Лукас остановился и в первый раз за эту долгую ночь стал похож на прежнего ехидного себя. — Кто кого здесь должен бояться — мы их или они нас?
Почему эти люди должны меня бояться? И тут меня осенило, точнее, до меня дошла соль его шутки: я вампир!
Я захихикала, и Лукас ко мне присоединился. Я смеялась и смеялась, и на глазах у меня выступили слезы, и тогда Лукас крепко обнял меня.
Я вампир. Все меня боятся. Меня! А Лукас? Он единственный человек, который может напугать вампиров. Все эти грубые на вид люди — если бы они знали, то бежали бы от нас, как от огня.
Когда я снова смогла дышать, я отстранилась от Лукаса и попыталась хладнокровно оценить ситуацию. Но мне было трудно думать о чем-нибудь еще, кроме него и того, что мы оба измучены, обессилены и растерянны. Флюоресцентное уличное освещение высосало бронзу из волос Лукаса, и теперь они выглядели просто каштановыми. Может быть, его лицо казалось бледным и осунувшимся из-за усталости; я даже представить себе не могла, какой уставшей выглядела сама.
— Уже почти полночь. Где мы остановимся? — Тут я сообразила, что сказала, и щеки мои заполыхали багрянцем.
Это прозвучало как предложение нам с Лукасом провести ночь вместе. А с другой стороны, разве мы с ним не убежали вдвоем? Может быть, для него совершенно естественно, что теперь мы ляжем в одну постель. Может быть, это должно быть естественно и для меня, и ведь бывали дни, когда я так сильно хотела быть с ним, что не могла заснуть. Однако сегодня, учитывая все случившееся, такая перспектива заставляла меня нервничать и чувствовать себя неловко.
Похоже, Лукас осознал наше затруднительное положение одновременно со мной.
— У меня нет с собой кредиток. Я, знаешь ли, уходил в некоторой спешке. Мы только что потратили мои последние наличные.
— А я захватила с собой только фонарик. — Слишком яркие вывески на нескольких еще открытых магазинах заставляли меня щуриться. — Лучше бы у нас была рогатка и шоколадное печенье.
Дождь, бушевавший в Ривертоне, сюда не добрался, поэтому мы могли не волноваться, что опять промокнем. Мы с Лукасом шли по улице, пытаясь что-нибудь придумать. Мы устали, сомневались друг в друге, поэтому у нас не получалось вести себя раскованно. Мы проходили мимо закрытых контор и винных магазинов, и перспектива провести ночь, скорчившись на двух разных скамейках в каком-нибудь паршивеньком городском парке, меня не привлекала.
Чтобы хоть немного утешиться, я подняла руку к свитеру, к тому месту под ключицей, куда приколола сегодня утром брошь. Казалось, что это произошло тысячу лет назад. Но брошь была на месте, и резные черные края лепестков приятно холодили пальцы.
В эту самую минуту мы шли мимо ломбарда с тремя позолоченными неоновыми шарами над дверью, и меня осенило.
— Бьянка, не надо! — возразил Лукас, когда я потянула его в убогую лавчонку. Полки были завалены разным хламом и вещами, от которых люди хотели избавиться, вроде ярких кожаных пальто, солнечных очков в металлической оправе и высококачественной электроники, вероятно ворованной. — Мы можем вернуться обратно на автобусную станцию.
— Нет, не можем. — Я отстегнула брошь от свитера, изо всех сил стараясь не смотреть на нее. Если только я увижу эти безупречные черные цветы, то потеряю самообладание. — Речь идет не о том, чтобы устроиться с удобствами, Лукас. Речь идет о нашей безопасности и о месте, где мы все-таки сможем поговорить. И... — «И попрощаться», — подумала я, но так и не смогла произнести этого вслух.
Лукас немного подумал и кивнул.
Вероятно, оба мы выглядели очень подавленными, когда подошли к ростовщику, но ему было на это наплевать. Костлявый мужчина в рубашке из полиэстера, он толком и внимания-то на нас не обратил.
— Что это? Пластик или что-то в этом роде?
Я поспешно сказала:
— Это настоящий гагат Уитби.
— Не знаю я никакого Уитби. — Ростовщик постучал пальцем по резным листьям. — Эта штука давно вышла из моды.
— Потому что она антикварная, — произнес Лукас.
— То и дело такое слышу. — Ростовщик вздохнул. — Сто долларов. Берите или уходите.
— Сто долларов! Да это всего половина ее стоимости! — воскликнула я.
И вообще, эта брошь дороже любых денег. Я носила ее практически каждый день в течение нескольких месяцев, как зримый символ моей любви к Лукасу. Как может этот человек смотреть на нее так холодно?
— Люди приходят сюда не для того, чтобы получить наилучшую прибыль со своих вложений, милочка. Они приходят за наличными. Тебе нужны наличные? Я сделал свое предложение. А иначе катитесь отсюда и не тратьте понапрасну мое время.
Лукас хотел забрать брошь, лишь бы не отдавать ее за бесценок. Я это сразу поняла по тому, как он упрямо выпятил челюсть. Но я уже знала, что он зачастую готов сделать то, что ему хочется, даже если поступок будет неправильным, — а нам сейчас никак нельзя забирать брошь. Поэтому я решительно протянула руку ладонью вверх:
— Сто долларов, пожалуйста.
За свою жертву мы получили пять двадцатидолларовых купюр и бумажную квитанцию, обещавшую, что можно получить брошь обратно, если в ближайшие пару дней нам улыбнется фортуна.
— Я найду деньги, — пообещал Лукас, когда мы вышли из ломбарда и отправились на поиски отеля, — и возвращу ее тебе.
— Ты говорил, что ты богатый, когда покупал мне эту брошь. Это правда?
— Гм...
Я вскинула бровь:
— Не совсем?
— Видишь ли, у меня есть доступ к деньгам Черного Креста, а средств у них немало. Но предполагается, что я должен тратить их по делу. На необходимые вещи. — Он пожал плечами. — Не на драгоценности.
— То есть, купив мне брошь, ты влип в неприятности?
Лукас с мрачным лицом засунул сжатые кулаки поглубже в карманы.
— Я сказал им, что по сути работаю на них. А жалованье или плату за риск не получаю, так что, с моей точки зрения, они мне должны. Именно это я скажу им, когда придется объяснять, что я снова выкупаю брошь. Потому что она твоя, Бьянка. Она принадлежит тебе. Точка.
— Я тебе верю. — Я обхватила ладонями его лицо. — Но это не самое важное на свете, договорились? Самое важное то, что мы в безопасности, мы вместе и у нас есть шанс во всем этом разобраться.
— Да. — Взлохмаченные волосы Лукаса были теплыми под моими руками. Я пригладила их, и он закрыл глаза. — А теперь давай найдем место для ночевки.
Нам пришлось пройти всего два квартала, и мы наткнулись на дешевый отель. В маленьком холле воняло пивом и табаком. Лукас попросил номер с двумя отдельными кроватями, и портье с интересом глянула на нас из-за своей перегородки из пуленепробиваемого стекла. Я старалась не думать о своей драгоценной броши, проданной ради того, чтобы оплатить ночь в небольшом номере со скрипучими кроватями и темно-синими шерстяными одеялами, освещенном единственной фарфоровой настольной лампой. Мы зашли в него, не прикасаясь друг к другу, даже не взявшись за руки, но я очень остро ощущала, что мы с Лукасом одни в спальне. Он включил лампу между кроватями, но легче мне не стало. Я внезапно заметила, что влажная рубашка Лукаса прилипла к телу. Почти прозрачный хлопок только подчеркивал мускулатуру его спины.
— Хочешь раздеться в ванной? — мягко спросил меня Лукас. — А я залезу под одеяло и выключу лампу. Когда ты выйдешь, я ничего не смогу увидеть.
Я засмеялась, нервно и облегченно одновременно.
— Теперь ты обладаешь некоторыми нашими способностями, а кое-кто из нас может видеть в темноте.
— Только не я. Клянусь. — Он криво усмехнулся.
Я вошла в крохотную ванную и вещь за вещью стащила с себя промокшую одежду. К счастью, трусики и футболка были почти сухими. Я умылась, заплела в косу ставшие после дождя курчавыми волосы; через дверь было слышно, как Лукас с кем-то отрывисто разговаривает, потом он повесил трубку. Вероятно, он только что сообщил Черному Кресту, где нас искать.
Я уставилась на себя в зеркало. Не то чтобы я раньше не обращала внимания на свое тело, но мне ни разу не приходилось смотреть на себя и думать, какой меня видит кто-нибудь другой. Лукас вот-вот увидит меня. Решит ли он, что я красивая? Я чувствовала себя красивой и хотела, чтобы он меня увидел. Я провела руками по животу, потом по бедрам, по-новому ощущая свои прикосновения.
Все это время Лукас был по другую сторону двери. Раздевался. Ждал меня. Полоска света под дверью ванной погасла. Я глубоко вздохнула, щелкнула выключателем и открыла дверь. Только тусклый свет городских огней, просачиваясь сквозь занавески, освещал комнату.
Всматриваясь в темноту, я различила очертания Лукаса: он выбрал кровать, дальнюю от ванной. Лукас уже лежал под одеялом, и я видела только одну голую руку и плечо. Пару раз вздохнув, я подошла к кровати Лукаса. Он посмотрел на меня недоверчиво, но приподнял одеяло, приглашая меня лечь.
— Только спать, — прошептала я.
У меня бешено стучало сердце, и собственный голос показался мне слабым и незнакомым. Меня охватил жар, жарко было даже между пальцами рук и ног.
— Только спать, — пообещал он.
Не знаю, поверила ли я кому-нибудь из нас.
Я скользнула в постель, и Лукас укрыл нас обоих одеялом. Я положила голову на подушку в каких-то нескольких дюймах от его головы. Кровать была слишком узкой для нас двоих, поэтому мы невольно прикасались друг к другу; моя голая нога задела его ногу, его трусы-боксеры слегка царапнули мои бедра, моя грудь ощущала жар, исходящий от его обнаженной груди.
Лукас смотрел мне в глаза.
— Я должен знать, что ты веришь в то, что я поступаю правильно.
Я подумала:
— Я верю, что ты поступаешь так, как считаешь правильным.
— Довольно близко к моим словам, — устало сказал он.
— Я люблю тебя.
— И я тебя люблю.
В этот момент мне захотелось притянуть его к себе, чтобы мы затерялись друг в друге и забыли обо всем на свете. И мне было наплевать, останемся ли мы живы, увидимся ли еще когда-нибудь, наплевать даже на то, что это мой первый раз. Но прежде чем я успела шевельнуться, Лукас с таким благоговением взял обе мои руки в свои, словно собрался молиться.
— Мы не можем позволить себе потерять голову, — пробормотал он.
Его пылающий взгляд впивался в меня, будто он ничего больше в жизни не хотел, как только потерять голову.
— А вдруг можем? — дрожащим голосом переспросила я.
Он сильнее сжал руки, и что-то внутри меня шевельнулось в ответ. Но Лукас даже не попытался поцеловать меня.
— Не можем. — Он произнес это так, словно пытался убедить не только меня, но и себя. — Нам с тобой осталось всего ничего до превращения в вампиров. Если один из нас потеряет голову... или мы оба... ты знаешь, что это может случиться, Бьянка.
— И что, это так плохо?
— Да, думаю, что плохо. — И прежде чем мы снова начали спорить о том, что вампиры делают и чего не делают, кто хороший, а кто плохой, Лукас добавил: — Кроме того, завтра мы встречаемся с командой охотников на вампиров. Может быть, это не лучшее время для того, чтобы стать вампиром.
Да, это звучало разумно, что вовсе не значило, будто мне понравилось.
— Ладно, — буркнула я. — Но, Лукас...
— Что?
— Однажды.
Хрипловатым голосом он повторил:
— Однажды.
Я закрыла глаза и склонила голову так, чтобы он пальцами прикоснулся к моей щеке. Теперь я могла заснуть. И поверить в то, что все будет хорошо. Может, это всего лишь сон, но мы оказались в том месте, где снятся такие сны.
— Лукас?
Я сквозь туман услышала женский голос. Сначала я удивилась, с чего это вдруг Патрис заговорила о Лукасе, но тут же сообразила, что это не Патрис.
Испугавшись, я резко села. Меня, оглушая, тут же захлестнули воспоминания о прошедшей ночи. Я моргала, ослепленная внезапным светом. Вместо того чтобы проснуться в своей школьной спальне, я лежала в постели рядом с Лукасом. Он тоже сел и теперь приглаживал взлохмаченные волосы, а в дверях нашего номера в дешевом отеле стояла женщина лет сорока с небольшим и смотрела на нас в упор.
Лукас сглотнул и улыбнулся:
— Привет, мам.
Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 1:01 pm

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

— Ну да, сейчас двадцать первый век, поэтому я никогда и не предполагала, что ты станешь дожидаться свадьбы. — Мать Лукаса прислонилась к дверному косяку и скрестила на груди руки. — Но честное слово, Лукас! Ты же знал, что я приеду. Неужели необходимо было делать это так демонстративно?
— Это совсем не то, что ты думаешь, — сказал Лукас. Как он может оставаться таким спокойным? Я бы уже, запинаясь, просила прощения и выдавливала из себя объяснения, а он просто положил мне руку на плечо и улыбается! — Мы с Бьянкой ночевали в одной комнате, потому что у нас нет ни гроша. Чтобы заплатить даже за этот номер, нам пришлось кое-что заложить. Кроме того, тебя никто не заставлял открывать отмычкой этот замок, так что отнесись к этому спокойней, ладно?
Она пожала плечами:
— Тебе почти двадцать. Ты сам решаешь, как себя вести.
— Тебе двадцать? — пробормотала я.
— Девятнадцать с небольшим. А что, это так важно?
— Наверное, нет. — По сравнению со всем остальным, что я узнала про Лукаса за прошедший день, какое значение имело то, что он на три года старше меня?
Лукас мягко выпрыгнул из кровати. Конечно, вот оно, мое счастье: я впервые увидела его в одних трусах и даже не смогла как следует насладиться этим зрелищем.
— Бьянка, это моя мама, Кейт Росс. Мама, это та девушка, о которой я тебе рассказывал. Бьянка.
Она дружелюбно кивнула мне:
— Зови меня Кейт.
Теперь, когда я окончательно проснулась, я заметила, как здорово они с Лукасом похожи. Высокая, даже, наверное, выше Лукаса, с золотисто-каштановыми волосами (чуть светлее, чем у него) длиной чуть выше плеч и с такими же темно-зелеными глазами. Как и у Лукаса, ее лицо было угловатым. На ней были линялые голубые джинсы и красно-коричневая рубашка хенли, достаточно облегающая, чтобы подчеркнуть отлично развитую мускулатуру рук. Не думаю, что мне встречались в жизни женщины, еще меньше похожие на матерей. Я имею в виду — ну какая мать обнаружит своего сына в постели с девочкой-подростком и только улыбнется? А с другой стороны, уж лучше так, чем если бы она сейчас распсиховалась.
Я неловко помахала рукой:
— Здравствуйте.
— Привет. Должно быть, у вас выдалась нелегкая ночка. Давайте-ка вольем в вас немного кофе и решим, как помочь Бьянке.
Кейт кивнула в сторону улицы. Лукас уже пригладил волосы и схватил джинсы, нисколько не стесняясь матери. Мне очень хотелось закутаться в простыню, но это было бы еще унизительнее, поэтому я выбралась из постели и в два шага добралась до ванной.
Закрыв за собой дверь, я вернула себе часть собственного достоинства, натянув одежду. Она высохла, хотя и выглядела помятой. Я распустила косу, заплетенную на ночь, и теперь волосы красивыми волнами обрамляли мое лицо. Нехитрый трюк, но именно так поступали в семнадцатом веке. С болью в сердце я вспомнила, как это показывала мне мама.
— Идемте.
Лукас внимательно глянул на меня, когда мы выходили за дверь. Возможно, пытался понять, как я себя чувствую. Моя фальшивая бравада могла обмануть Кейт, но не Лукаса. Я гордо вздернула подбородок, чтобы дать ему понять — я твердо намерена наилучшим образом вести себя в этой странной ситуации.
Кейт подвела нас к старому грузовичку пятидесятых годов, покрашенному выцветшей краской цвета морской волны и с фарами в форме двигателей космического корабля «Энтерпрайз». Пока мы садились в него, она то и дело оглядывалась, всматриваясь в каждого прохожего.
— Вы уверены, ребята, что никто не идет за вами по пятам? Учителя вряд ли одобряют беглецов.
— Они добрались только до Ривертона, но мы к этому времени уже уехали, — торопливо заверила ее я, забираясь в середину. Лукас сел рядом. — Их задержала река.
Она застыла, не повернув ключ зажигания, и уставилась на Лукаса, причем не обычным расстроенным «материнским» взглядом, ясно говорящим: еще две секунды, и попадешь под домашний арест. Этот взгляд был куда суровее: думаю, так смотрели полководцы, отправляя предателей на расстрел.
— Ты ей рассказал?
— Мама, послушай. — Лукас глубоко вздохнул, набираясь решимости, и вытянул вперед руки, словно пытался остановить ее. — Бьянка уже знала всю правду о «Вечной ночи». Я только рассказал ей про Черный Крест, потому что должен был объяснить. Это совсем другое дело. Хорошо?
— Ничего хорошего в этом нет! Твою ошибку понять можно, но это все равно ошибка. Пора бы тебе это осознать. — Она откинула челку назад и посмотрела на меня гораздо внимательнее, чем раньше. Приятные манеры Кейт куда-то исчезли. — Как ты о них узнала?
Сначала я подумала, что она спрашивает про Черный Крест, и потребовалось несколько секунд, чтобы до меня дошло, что под «ними» подразумеваются вампиры. Лукас не сказал ей, кто я такая на самом деле, и, когда он заерзал рядом со мной, я сообразила, что он скрыл правду, оберегая меня. Наверняка он не упомянул также, что и сам обрел кое-какие вампирские способности.
Поэтому я сделала то, что нам с Лукасом, похоже, удавалось лучше всего: начала врать.
— Видите ли, было очень много ключей к разгадке. В школе не накрывали столы — все питались в своих комнатах. Вокруг постоянно валялись мертвые белки. У большинства учеников манеры очень старомодные, как за несколько веков до нашего. В общем, догадаться оказалось нетрудно.
— Что-то я не вижу в этом особых доказательств. — Кейт, явно неубежденная, завела двигатель и начала выворачивать на дорогу, ведущую прочь из города. — Ты никогда раньше не сталкивалась со сверхъестественным и все-таки сумела сложить два и два из такой ерунды?
— Бьянка скрывает от тебя часть правды, потому что не хочет пугать, — сказал Лукас. — Именно она помогла мне после того, как случилось вот это. — Он аккуратно отогнул воротник рубашки и показал все еще темно-розовые шрамы, оставшиеся после моего второго укуса.
— О боже! — Кейт тут же перегнулась через меня и прикоснулась к руке Лукаса. Значит, все-таки она настоящая мама, хотя и не показывает этого. — Мы знали, что это может случиться... мы знали... но я убеждала себя, что этого не произойдет...
Лукас смущенно отодвинулся:
— Мама! Со мной все в порядке!
— Ты сумел оттуда выбраться. Как тебе это удалось?
— Я убил одного из них. Вампира по имени Эрик. Он угрожал ученикам-людям. Мы с ним сцепились, и ему не повезло. В общем-то, больше и рассказывать не о чем.
Гораздо проще оказалось восхищаться умением Лукаса врать, когда он врал не мне. Безусловно, самым гениальным во всем этом было то, что на самом деле Лукас ничего не придумал. Он не сказал матери ни слова неправды, просто слегка перетасовал факты, чтобы мать поверила в другую последовательность событий, в которой укусил Лукаса Эрик, а я — милая, смышленая, совершенно нормальная девочка — помогла ему после этого поправиться.
— Значит, ты видела, против чего мы боремся. — Теперь Кейт обращалась ко мне с большим уважением, чем раньше. Очевидно, любой, кто помог ее сыну, становился для нее хорошим человеком. Она не отводила глаз от дороги и быстро мчалась по плохо мощенным улицам, направляясь в полуразрушенный захудалый пригород. — Это опасная работа, и ты к ней не готова, но я понимаю, что твоя безопасность — это наша задача. Если та дьяволица миссис Бетани поймет, что ты помогала члену Черного Креста, твоя жизнь не будет стоить и десяти центов.
Я всегда знала, что миссис Бетани готова на многое, чтобы сохранить свою тайну, но все еще не могла поверить, что она способна пойти на убийство, тем более — убить меня.
— Столько времени, столько риска — и ради чего? Потому что я не думаю, что ты сумел выяснить главный секрет, — обратилась Кейт к Лукасу. — Иначе ты бы наверняка упомянул об этом в своих отчетах.
Лукас устало помотал головой:
— Не выяснил. Будь ко мне хоть чуть-чуть снисходительней, ладно?
— Секрет? — Может, мои родители об этом упоминали? Если я смогу помочь Лукасу, если это сведения, которые я могу сообщить, не причиняя вреда ни родителям, ни Балтазару, я это сделаю. — Что ты хотел узнать в «Вечной ночи»?
— Нынче первый год, как они допустили к себе учеников-людей. Воин Черного Креста, проникший туда раньше, и еще несколько человек за все долгие годы были особыми случаями, исключениями, которые делали вампиры «Вечной ночи», чтобы прибрать к рукам крупные суммы денег и избежать ненужного внимания. Не знаю, что они задумали сейчас, но это совершенно другое. Они приняли не меньше тридцати учеников-людей. Почему это случилось?
Миссис Бетани говорила, что «новых учеников» приняли в «Вечную ночь», чтобы обеспечить нам более широкий взгляд на окружающий мир. Но на самом деле это последнее, чего она хочет. Да, вампиры приезжают туда, чтобы узнать что-то новое о мире, но у миссис Бетани есть другая цель, а ведь учить в «Вечной ночи» людей очень рискованно. Ракель чувствовала, что там что-то неладно, хотя и не могла понять, что именно, а пример Лукаса говорит сам за себя. В одном из тех немногих мест на земле, где они могли бы расслабиться и быть самими собой, вампирам приходилось скрывать, что они такое. Только очень важная причина могла заставить миссис Бетани допустить такое, но какая?
— Я не знаю, — пришлось признать мне.
— Откуда тебе это знать? — Кейт пожала плечами, сворачивая в тенистый переулок. Все дома на этой улице выглядели убого, а один-два и вовсе казались брошенными. Она въехала на заднюю подъездную дорожку одного из брошенных зданий, хотя я тотчас же сообразила, что это вовсе не жилой дом. Это был старый дом для общих собраний — такие существовали практически в каждом городке Новой Англии, но в этом не проводилось никаких собраний по меньшей мере несколько десятков лет. Белая краска облупилась, а половина окон была разбита. — Достаточно и того, что ты сумела не потерять голову, узнав про этих кровососов. Мало кто на такое способен. Лукас профессионал. Если уж он ничего не сумел выяснить, значит, они хорошо оберегают свой секрет.
— Профессионал, вот как? — хмыкнул Лукас, выбираясь из грузовичка.
Мне показалось, что мать нечасто его хвалит и он высоко ценит каждую ее похвалу.
Она кивнула, и я заметила, что их с Лукасом улыбки очень похожи.
— Профессионал, и боюсь, что он снова на часах. У нас полно дел.
Непонятно, что она хотела этим сказать.
— На часах?
Кейт спохватилась:
— Я не имела в виду тебя, Бьянка. Того, что ты сделала, вполне достаточно. Я и так у тебя в неоплатном долгу. Навеки. Помочь Лукасу в той омерзительной дыре... Может быть, ты спасла ему жизнь... — Она улыбнулась и направилась к задней двери дома для собраний. — Не думай, что в знак благодарности я снова подвергну тебя опасности. Ты останешься здесь. Останешься в безопасности. Обо всем остальном мы позаботимся сами.
— Под «мы» вы имеете в виду...
— Черный Крест.
С этими словами Кейт повернула ключ в замке и открыла дверь. Мы вошли в темное помещение, и я сразу ощутила неприятную дрожь, но глаза быстро привыкли к темноте, и я увидела, что происходит внутри.
Около дюжины человек собрались в длинной узкой прямоугольной комнате с таким старым деревянным полом, что половицы рассохлись и между ними появились щели. Вдоль стен все еще стояло несколько скамеек, настолько старых, что дерево шелушилось. На каждой скамье лежало оружие, будто выставленное для инвентаризации: ножи, осиновые колья, даже топоры. Собравшиеся представляли собой очень разношерстную команду, будучи совершенно непохожими друг на друга: высокие и низкие; толстые, худые и мускулистые; одетые в разнообразную повседневную одежду. На высокой чернокожей девушке, на вид не старше Лукаса, была слишком широкая для нее толстовка с капюшоном, а на стоявшем рядом с ней старике с короткими серебристыми волосами — мешковатый серый кардиган и очки, болтавшиеся на коричневом шнурке. Объединяло их только одно — общий вздох облегчения при виде Лукаса.
Лукас взял меня за руку и сказал:
— Привет, ребята!
— Ты справился! — воскликнула девушка в толстовке и широко улыбнулась, продемонстрировав кривоватый зуб, каким-то образом сделавший ее очаровательной. — Правда, экзамены так и не сдал — разве только теперь их сдают в марте.
— Я понял твой намек, Дана. Мне не удалось продержаться целый год, а это значит, что ты выиграла пари. — Лукас пожал плечами. — Правда, мой бумажник достался вампирам, так что боюсь, тебе придется удовлетвориться только моральной победой.
— Похоже, что ты сумел привезти с собой нечто более важное. — Дана протянула мне руку. Мне не хотелось отпускать Лукаса, поэтому я пожала ее левой рукой. — Я Дана. Мы с Лукасом знакомы давным-давно. А ты, должно быть, Бьянка.
— А откуда ты про меня знаешь?
— Можно подумать, он говорил о чем-то еще все рождественские каникулы! — Дана расхохоталась.
Я искоса глянула на Лукаса, увидела его смущенную улыбку и ощутила прилив гордости и, несмотря на толпу незнакомых людей, уверенности в себе.
— О, это и есть твоя юная леди? — Седовласый мужчина улыбнулся мне. — Меня зовут мистер Ватанабэ. Я знаю Лукаса с тех пор, как он...
— Хватит смущать парня, — перебил его высокий мужчина с темными волосами и усами. Он нервировал меня, хотя я не смогла бы объяснить почему, а два одинаковых шрама на правой щеке делали его улыбку пугающей. Кейт обняла его за плечи. — Я Эдуардо, отчим Лукаса.
— Ясно. Привет. Приятно познакомиться.
Лукас никогда не упоминал о своем отчиме. Должно быть, не хотел считать его частью семьи. Лукас скупо улыбнулся:
— Я должен был взять с собой Бьянку. Я знаю, что нарушил правила, рассказав ей о Черном Кресте, но я ей доверяю.
— Надеюсь, Лукас не ошибается насчет тебя, Бьянка. — Эдуардо прищурился, внимательно всматриваясь в меня, а потом в Лукаса. Было очевидно, что это мне нужно надеяться на то, что Лукас не ошибается. Эта группа (в особенности Эдуардо и Кейт, похоже, ее руководители) не относилась с легкостью к тому, что кто-то выдавал их тайны. — У нас нет времени на объяснения, потому что нам пора двигаться дальше.
Остальные расспрашивали Лукаса о том, как ему удалось унести ноги. Я понимала, что тоже должна что-то отвечать, хотя бы для того, чтоб поддержать его выдуманную историю, но не могла себя заставить. Вся моя жизнь ежесекундно менялась, и я так стремительно удалялась от знакомого мне мира, что испытывала своего рода психологическую встряску. Но было и еще кое-что. Я ощущала нечто вроде жужжания, такого низкого, что не могла определить источник звука. Больше всего это походило на слабую вибрацию земли. У меня скрутило желудок. С этим местом что-то было не так, и сильно не так.
Потом я глянула на стену и увидела, что в одном месте штукатурка была светлее, чем всюду. Там что-то долго висело. Что-то, похожее на крест.
Слишком поздно до меня дошло, что это не просто заброшенный дом для общих собраний. Несколько веков назад такие дома служили и для других целей. В течение недели их использовали как залы для различных обсуждений, разных нужд общины и даже как суды. Но по воскресеньям эти дома становились церковью.
Церковь... Фу! Вампиров не охватывает пламенем, если они прикоснутся к кресту, как показывают в фильмах ужасов, но это не делает церковь приятным для них местом. У меня закружилась голова, и я поспешно отвернулась от светлого пятна в форме креста.
— Бьянка? — Пальцы Лукаса прикоснулись к моей щеке. — Ты как?
— Я не могу здесь находиться. Можно мне уйти в какое-нибудь другое место?
— Тебе сейчас опасно выходить отсюда. — К моему удивлению, произнесла это Дана. — Забудь этих мерзавцев из «Вечной ночи». Мы получили дурные вести из города, так что у нас хватает причин для волнений.
Следовало спросить, что за «дурные вести», или притвориться, что мне есть куда уйти или еще что-нибудь, но жужжание в моей голове усиливалось. Освященная земля требовала, чтобы я ее покинула. Конечно, моя реакция лишь слегка напоминала то, что происходит в церкви с моими родителями, но этого хватило, чтобы сбить меня с толку и лишить сил.
— А могу я вернуться обратно в отель? Мы еще не выписались оттуда.
— В отель? Ничего себе. — Мистер Ватанабэ пришел в замешательство. — В наши дни они так быстро взрослеют!
— Мы должны поместить Бьянку в безопасное место. — Резкий голос Кейт превращал обыкновенное предложение в команду. — Нам нужно сосредоточиться, но я подозреваю, что Лукас на это не способен, пока она здесь.
— Со мной все прекрасно! — Очевидно, Лукас воспринял слова Кейт как критику. — Бьянка помогает мне здраво мыслить. Для меня лучше, если она останется здесь.
Мистер Ватанабэ просиял, глядя на него. Если бы мне не требовалось срочно уйти из церкви, я тоже просияла бы.
— Все нормально, — поклялась я. — Потом ты меня найдешь. Я вернусь в отель.
Эдуардо помотал головой:
— Вампиры могли проследить вас до него. Мы должны переправить тебя в безопасное место. Как насчет того, чтобы вернуться домой?
Этот простой вопрос окончательно выбил почву у меня из-под ног. Мой дом: мама и папа, телескоп и репродукция Климта, старые пластинки для проигрывателя и даже горгулья — показался мне самым безопасным местом на свете — и самым далеким. Я никогда не ощущала себя такой потерянной.
— Я не могу туда поехать.
— Если ты беспокоишься о том, что им рассказать, так мы тебе поможем, — коротко бросила Кейт. Переубедить ее было, похоже, невозможно. — Нам просто нужно довезти тебя до твоих родителей. Где они сейчас?
Задняя дверь резко распахнулась, впустив в комнату свет и холодный воздух. Я испуганно подскочила, но только я одна — все бойцы Черного Креста, включая Лукаса, были начеку. Они мгновенно схватили оружие и повернулись лицом к врагу. К вампирам.
Впереди всех стояли мои мама и папа.
Вернуться к началу Перейти вниз
Renovatio
 
Renovatio

Сообщения : 200
Дата регистрации : 2012-01-12
Откуда : из вселенной Терри Гудкайнда

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" _
СообщениеТема: Re: Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"   Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" Icon_minitimeЧт Янв 19, 2012 1:01 pm

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

— Бьянка!
Папа и Лукас воскликнули это одновременно; каждый пытался предупредить меня, и мне показалось, что меня разрывает надвое. Все остальные перекрикивали друг друга, меня охватила паника, и я уже не могла отличить один голос от другого.
— Оставьте ее!
— Отойди от нее!
— Отойди назад, или умрешь!
— Если вы только попытаетесь тронуть ее...
— Бьянка! Бьянка!
Это мама. Я сосредоточилась на ней и только на ней. Она стояла в дверном проеме, вытянув вперед руку. Солнце сзади освещало ее волосы цвета карамели так, что казалось, будто у нее над головой ореол.
— Иди ко мне, милая. — Она так раскрыла ладонь, что напряглась каждая жилочка. Так сильно, что ей наверняка было больно. — Просто иди сюда.
— Она никуда не пойдет! — Кейт шагнула вперед и встала, подбоченившись, между нами. Один палец она положила на рукоятку торчавшего из-за пояса ножа. — С вашим враньем этой девочке покончено.
Собственно, я бы сказала, что и с вами покончено. Точка.
— У тебя есть десять секунд, — прорычал папа.
— Десять секунд до чего? До того, как вы ворветесь внутрь, чтобы разделаться с нами? — Кейт развела руки жестом, охватившим сразу всю комнату, включая выцветшие очертания креста на стене. — В доме Божьем вы слабеете и знаете это так же хорошо, как и я. Так что вперед. Врывайтесь. Облегчите нам задачу.
Стоявшие вокруг меня члены Черного Креста были вооружены, все до единого. Эдуардо взвешивал на руке огромный нож, Дана держала топор так, словно умела с ним обращаться, и даже у маленького мистера Ватанабэ был в руках осиновый кол. Как могут люди, только что казавшиеся мне такими дружелюбными, с такой готовностью стремиться убить тех, кого я люблю? В дверях, за спиной родителей, я видела профиль Балтазара. Он смирился с тем, что я его отвергла, стал моим другом и теперь рискует жизнью, чтобы защитить меня. Он заслуживает лучшей доли. И Лукас тоже. Все это так очевидно мне, но непонятно всем остальным.
— Мы не собираемся входить. — Папа улыбнулся странной кривой усмешкой — сломанный нос немного изменил его лицо. — Это вам придется выйти.
— Осторожно! — Лукас положил ладонь мне на руку, но обращался он точно не ко мне.
Что он такое увидел?
Внезапно Балтазар вскинул на плечо арбалет, двигаясь очень быстро, но тем не менее дав маме время щелкнуть серебряной зажигалкой рядом со стрелой. И тут же горящая стрела просвистела через всю комнату, мерцая огнем и жаром, и ударилась в стену, запылавшую мгновенно.
Огонь. То единственное, что может нас убить, одна из тех вещей, которых боимся мы все.
Балтазар продолжал стрелять, выпуская внутрь церкви стрелу за стрелой, вовсе не целясь в членов Черного Креста — те уклонялись и отшатывались, — не целясь вообще никуда, просто поджигая все вокруг. Мама стояла рядом с ним, щелкая зажигалкой и даже не морщась. Одна стрела попала в светильник у нас над головой, острые осколки стекла полетели в разные стороны, а пылающий наконечник вонзился в потолок. Старая прогнившая древесина молитвенного дома мгновенно занялась огнем. Темный дым уже заволакивал помещение.
— Бегите! — закричала Кейт, повернувшись к широкой парадной двери, которую уже открывал мистер Ватанабэ.
Но когда дверь распахнулась, мы увидели, что там поджидали остальные: миссис Бетани, профессор Айвербон, мистер Йи и еще несколько преподавателей стояли темным, грозным полукругом. Никто из них не размахивал оружием: оно им не требовалось, угроза была достаточно ясной и без него.
— Держитесь! — Дана отшвырнула свой топор и схватила что-то похожее на водяной пистолет. — Сейчас мы устроим этим ублюдкам душ!
— Святая вода? — послышался голос миссис Бетани, перекрывший треск огня. Я видела ее не очень хорошо, потому что глаза слезились от едкого дыма, но отлично представляла себе язвительную усмешку на ее лице. — Бесполезно. Можете искупать нас в каждой чаше каждой церкви христианского мира — толку не будет.
— Большинство священников не умеют освящать воду, — согласился Эдуардо. Меня смущало то, что он как будто наслаждался всем происходящим. — Большинство проповедников любой веры перестали быть истинными слугами Господними. Но такие еще существуют, и вы сейчас это узнаете.
Дана нажала на спусковой крючок, и в сторону преподавателей брызнула вода. Мистер Йи и профессор Айвербон громко вскрикнули и упали, словно в них плеснули кислотой.
— Вот так! — выкрикнула Кейт.
Но сколько Дана ни стреляла снова, она ни в кого не попала. Воздух так нагрелся, что вода просто испарялась на лету.
Балки над головой зловеще затрещали. Я слышала, как кричит от боли профессор Айвербон, как сильно кашляет мистер Ватанабэ, наглотавшийся дыма. Половицы у меня под ногами накалились. Я уже не думала, какая сторона погибнет; скорее всего, погибнут обе.
— Я иду! — закричала я. — Я выхожу!
— Бьянка, нет! — Огонь расцветил лицо Лукаса красным и золотым. — Ты не можешь!
— Если я не выйду, вы погибнете. Все до одного. Я этого не допущу!
Наши взгляды встретились. Прежде я и представить не могла, что мне придется сказать Лукасу «прощай»; мне казалось, что для нас с ним никакого «прощай» не существует, его просто не может быть. Он был не просто частью моей жизни — он был частью меня. Оставить его — все равно что отсечь собственную руку, распилить сухожилия и кость; кроваво, ужасно и невыносимо.
Но ради Лукаса я готова была сделать все что угодно, а это значило, что я могла сделать даже это.
— Нет, — прошептал он. Я почти не слышала его голос за треском огня. Члены Черного Креста отступали в центр комнаты, выстраиваясь в круг. — Должен быть другой выход.
Я покачала головой:
— Его нет. И ты знаешь это так же хорошо, как и я. Лукас, мне жаль. Мне так жаль...
Он шагнул ко мне, и я чуть не кинулась ему в объятия. Но если бы я это сделала, то не смогла бы его отпустить. Ради нас обоих я должна быть сильной.
— Я люблю тебя, — сказала я, повернулась и побежала к родителям.
Папины пальцы сомкнулись на моей руке, и они с мамой вытащили меня из дома. Дверь за нами захлопнулась.
— Бьянка! — Мама крепко обняла меня, и я поняла, что она плачет. Тело ее сотрясалось от рыданий. — Дитя мое, о мое дитя, мы думали, что уже никогда больше тебя не увидим!
— Простите. — Я тоже обняла ее, другой рукой сжав папину ладонь. Над маминым плечом я видела его лицо, все в ссадинах, с почерневшими глазами. В его взгляде не было ни боли, ни гнева, которых я ожидала, а только облегчение. — Я так люблю вас обоих!
— Солнышко, ты цела? — спросил папа.
— Честное слово, все хорошо. Только отпустите их. Пожалуйста! Ради меня. Отпустите их.
Родители одновременно кивнули, и если даже Балтазар был с ними не согласен, он не сказал об этом вслух. Мы все вместе пошли к парадному входу дома собраний. Густой дым, поднимавшийся над крышей, устремился вверх темным извивающимся столбом. Женщина, сидевшая за рулем в машине на соседней улице, уже кричала что-то в трубку мобильного телефона. Скоро здесь будут пожарные машины.
Мы шагнули за угол, держась плотной группой (Балтазар шел чуть позади), и навстречу нам кинулась миссис Бетани, взметнув длинную черную юбку.
— Что вы делаете? — закричала она. — Охраняйте заднюю дверь! Не выпускайте их!
— Нет! — заплакала я. — Вы не можете этого сделать! Вы не можете просто убить их!
— Именно так поступили бы с нами они, — проскрипела миссис Бетани, изогнув темные губы в неестественной улыбке.
Мама сделала глубокий вдох:
— Нет. Пусть уходят.
Папа покосился на нее, но возражать не стал, только крепче сжал мою руку.
— Вы меня услышали! — Подойдя к нам ближе, миссис Бетани впилась в меня взглядом черных глаз, как делает ястреб перед тем, как устремиться к своей жертве. — Вы что, оспариваете мою власть? Я директор «Вечной ночи»!
Ответил ей Балтазар, небрежно вскинув на плечо свой арбалет так, что он оказался нацеленным прямо на миссис Бетани. Собственно, Балтазар не угрожал ей, но было совершенно очевидно, что он не намерен отступать. Миссис Бетани потрясенно выпрямилась, и Балтазар лениво протянул:
— Здесь никакой школы нет.
Миссис Бетани нахмурилась, но ничего не сказала и не сдвинулась с места, хотя мы как раз услышали шум на подъездной дорожке к задней двери, что могло означать только одно — члены Черного Креста выбираются из дома. Я крепко зажмурилась и отчаянно пожелала услышать сирены пожарных машин — чтобы не слышать шагов Лукаса, навсегда убегающего от меня.

— Ваши родители сказали, что вас увезли насильно.
Миссис Бетани стояла за столом в своем кабинете, том самом, оборудованном в каретном сарае «Вечной ночи». Я сидела перед ней на неудобном деревянном стуле. Моя одежда была измята и испачкана сажей. Я промерзла до костей, устала и очень хотела поесть и выпить крови. Последние оранжевые лучи дневного света просачивались в окно. Не прошло еще и двадцати четырех часов с того момента, как мои мир разлетелся на кусочки и наружу выплыла правда о Лукасе. Мне казалось, что прошла тысяча лет.
— Это так, — глухо произнесла я. — Лукас потребовал, чтобы я поехала с ним.
Она дергала золотой медальон, висевший у нее на шее, вперед и назад, вперед и назад, и я слышала слабое металлическое звяканье цепочки. В отличие от меня, миссис Бетани была совершенно собранна и хладнокровна, и вычурные кружева у нее на воротничке топорщились от крахмала. Но пахло от нее не лавандой, а дымом.
— Забавно, что вы не смогли себя защитить. Все-таки вы вампир.
Вампир ли я? Больше я не была уверена даже в этом, поэтому сказала только:
— Он член Черного Креста. И обладает нашими способностями. Он сумел победить моего отца и Балтазара, вместе взятых. Разве у меня были хоть какие-то шансы?
— Однако вы научились отвечать на сложные вопросы своими вопросами. — Миссис Бетани тяжело вздохнула, и впервые в жизни я увидела в ее глазах искорки мрачного веселья. — Насколько я вижу, вы больше не увядающая фиалка. Во всяком случае, вы хоть чему-то научились за этот год.
Я вспомнила, что говорил мне Лукас вчера вечером: миссис Бетани изменила многовековой порядок в «Вечной ночи», пригласив сюда учеников-людей. Он так и не сумел выяснить зачем, а я не смогла догадаться. Глядя на нее, я понимала только одно — она старше, сильнее и куда хитрее, чем я могу себе представить. И все-таки я ее больше не боялась, потому что знала — даже у миссис Бетани есть уязвимые места. Раз она допустила в «Вечную ночь» людей, значит, ей что-то нужно, причем очень сильно. Так что и у нее есть свои слабости, и поэтому она ничем не отличается от остальных. Понимая это, я могла противостоять ей.
Не спрашивая разрешения уйти, я встала со стула:
— Спокойной ночи, миссис Бетани.
Ее темные глаза опасно вспыхнули, но она отпустила меня, щелкнув пальцами.
— Спокойной ночи.

Этим вечером родители суетились вокруг меня так, как не делали с моего младенчества: нашли мне уютные носочки, взбили подушки и подогрели в микроволновке стакан крови до температуры тела. Я не стала их спрашивать, в самом ли деле они думают, что Лукас увез меня насильно: не настолько уж они глупы. Я знала, что они так меня до конца и не поняли, потому что симпатия, которую они, возможно, испытывали к Лукасу, полностью испарилась из-за их ненависти к Черному Кресту. Но даже если они не соглашались с моим выбором, все равно простили меня, а этого было больше чем достаточно, чтобы напомнить мне, как сильно они меня любят. Они даже уселись рядом со мной по обе стороны кровати, поставив в соседней комнате пластинку Розмари Клуни, и стали рассказывать старые истории о том, как когда-то выглядели пшеничные поля в Англии, — милые, приятные истории без всяких страшилок и смертей, только красота. И рассказывали долго, до тех пор, пока усталость не взяла верх над страданиями и я — наконец-то — уснула.
Той ночью мне опять снилась гроза, наводящая ужас живая изгородь из кустов ежевики, стремительно разраставшаяся вокруг «Вечной ночи», и таинственные цветы, расцветавшие черным у меня под руками. Даже во сне я знала, что видела все это раньше. Еще до встречи с Лукасом меня предупреждали, что эти цветы не для меня, но я все равно тянулась к ним, несмотря на грозу и колючки.
— Ты опять грезишь наяву. — Слова Ракель вернули меня в реальность. Мы с ней пришли на опушку леса рядом со школьной территорией, под деревья, на которых распустились нежные светло-зеленые листочки. Я стояла неподвижно, положив руку на одну из веток, и не знала, сколько времени я уже так стою. Ракель оказалась достаточно хорошим другом, чтобы не вторгаться в мое личное пространство, и достаточно умным, чтобы понять, когда нужно снова вернуть меня на землю.
— Извини. — Мы с ней пошли дальше, неторопливо и лениво, не зная, куда приведут нас ноги. — Я вообще ни о чем не думала.
— Ты думала о Лукасе. — Да уж, Ракель так легко не проведешь. — Прошло почти шесть недель, Бьянка. Ты должна забыть о нем, и тебе это известно.
Ракель знала только то, что и остальные ученики вроде нее: Лукас нарушил сразу несколько школьных правил и сбежал, по дороге набросившись на моего отца. Вероятно, это идеально вписывалось в ее картину мира, в котором каждая тайна служила всего лишь маскировкой жестокости. Она не меньше дюжины раз предупреждала меня о Лукасе, почему бы ей не поверить, что он вдруг сорвался? И все-таки она ни разу не сказала мне ничего вроде «А я тебе говорила». Ракель была очень доброй.
Вик воспринял все это тяжело. Лукас действительно был его лучшим другом в «Вечной ночи», и теперь в жизни Вика возникла пустота, которую нечем было заполнить. Я заверяла его (как могла, не раскрывая секретов, которые только поставили бы его под угрозу), что Лукас очень хороший парень и что у него были основания для побега. Вик мне как будто поверил, но все равно больше почти не улыбался. Мне очень не хватало его улыбок.
Остальные вампиры, как ученики, так и преподаватели, знали почти всю правду — что Лукас был членом Черного Креста, причем благодаря мне теперь частично обладал силой и способностями вампиров. Если раньше Кортни и ее дружки просто презирали меня, то теперь презрение переросло в ненависть, чистую и неприкрытую.
К моему удивлению, Кортни со своей компанией оказалась в меньшинстве. Родители меня, разумеется, простили, а Балтазар обвинял во всем Лукаса и обращался со мной особенно мягко, чтобы загладить предполагаемую жестокость Лукаса. Утешение и поддержка исходили и от остальных — например, от профессора Айвербона, который прочитал несколько незапланированных лекций о вероломстве Черного Креста, жестикулируя при этом забинтованными руками, или от Патрис, утверждавшей, что девушка не несет ответственности за свою первую любовь. Подозреваю, что для них сражение с Черным Крестом означало, что теперь я надежнее держусь их стороны. Стала еще более безупречным вампиром, чем была раньше.
Но только я одна знала всю правду о Лукасе — кто он на самом деле такой и какие чувства мы испытывали друг к другу. Эта правда — все, что мне от него осталось, и я не собиралась ни с кем ею делиться.
— Пошли обратно. — Ракель ткнула меня локтем в бок — таким способом она проявляла свою симпатию. Коричневый кожаный браслет снова болтался на ее запястье: я сказала ей, что она его потеряла, а я нашла. — Скоро будет почта.
— Ждешь посылку из дома? — Родители Ракель часто ее унижали, но зато здорово умели печь всякие вкусные вещи. — Если там опять будет это овсяное печенье...
Ракель пожала плечами:
— Значит, тебе лучше находиться рядом, когда я буду ее открывать, а то я их слопаю до того, как ты об этом узнаешь.
— Пора потренироваться в умении владеть собой, тебе не кажется? — Я почувствовала, что на моем лице появилась такая редкая сейчас улыбка.
В первый раз за все это время я смогла пройти мимо беседки, не пылая надеждой, что в ней меня ждет Лукас.
— В наши дни полезнее самопознание, а не самообладание, — заявила Ракель. — А я знаю себя достаточно хорошо, поэтому не сомневаюсь, как поступлю, если рядом будет лежать печенье.
Мы вошли в большой зал как раз тогда, когда свертки в коричневой бумаге и конверты федеральной почты только начали раздавать адресатам. Как я и предполагала, Ракель получила большую коробку, и мы с ней собрались подняться по лестнице в ее комнату, чтобы умять все печенье сразу. Но едва я встала на первую ступеньку, кто-то потянул меня за локоть.
— Бьянка? — Вик откинул со лба рыжеватую челку и неуверенно улыбнулся. — Слушай, можешь поговорить со мной?
— Конечно, а что такое?
Он переминался с ноги на ногу.
— Э-э-э... типа... наедине, а?
Я понадеялась, что Вик не собирается пригласить меня на свидание, пытаясь воспользоваться моей теперешней уязвимостью.
— Ну хорошо. — Пожав плечами, я обернулась к Ракель и предупредила: — Смотри, чтоб к моему приходу печенье еще осталось!
— Ничего не обещаю. — Она побежала вверх по лестнице, а я твердо решила побыстрее завершить разговор.
Вик повел меня в дальний конец большого зала, к единственному окну без витражного стекла — тому самому, разбитому Лукасом, а когда-то давным-давно другим членом Черного Креста. Вместо того чтобы, как обычно, расслабленно сутулиться, Вик был напряжен и вел себя немного странно. Я имею в виду — более странно, чем всегда.
— Эй, с тобой все в порядке?
— Со мной-то? Все класс. — Он оглянулся по сторонам, решил, что мы точно одни, и ухмыльнулся: — А тебе сейчас будет еще лучше, спасибо кое-чему, что я нашел в своей посылке.
— Что ты хочешь сказать...
Вик сунул что-то в карман моего блейзера.
«Письмо, — поняла я. — Лукас догадался, что мою почту будут проверять и перепроверять, но не почту Вика. Если он хотел со мной связаться, то это единственный способ».
Я прижала руку к карману; тот оттопырился из-за толстого конверта. Вик быстро закивал.
— Ну, в общем, все. Рад, что все получилось. До встречи!
Он умчался прочь, а я глубоко вздохнула. Сердце в груди отчаянно колотилось, но я внешне спокойно поднялась вверх по лестнице в квартиру родителей. Их не было дома. Вероятно, мама с папой внизу разбирали бумаги, готовясь к экзаменам. Я вошла в свою спальню, плотно закрыла дверь и, немного поколебавшись, опустила штору, чтобы даже горгулья не заглядывала в окно. А потом дрожащими пальцами распечатала конверт.
В нем лежала маленькая белая коробочка. Я открыла ее, и в мою ладонь скользнуло что-то темное и прохладное. Моя брошь! Черные цветы опять поблескивали на моей ладони, такие же безупречные и красивые, как всегда.
Он обещал. Лукас обещал, что вернет ее мне, и сделал это. Он сдержал слово.
Несколько мгновений я не могла думать ни о чем, кроме броши. Мне хотелось сейчас же приколоть ее к рубашке, так же как я делала это раньше, но теперь это было невозможно. Слишком многие знали, что это его подарок, и если хоть кто-нибудь догадается, что мы с Лукасом по-прежнему поддерживаем связь, миссис Бетани и все ее преданные сторонники воспользуются этим, чтобы выследить его. Нет, ради Лукаса я должна спрятать брошь в надежное место и никому не показывать.
Может быть, у меня больше никогда ничего от него не будет, но останется эта брошь, чтобы напоминать мне о правде, которую никто, кроме нас, не поймет. Мы с Лукасом по-настоящему любили друг друга и будем любить всегда.
Я аккуратно завернула брошь в один из своих зимних шарфов и спрятала ее поглубже в ящик комода. Потом собралась выбросить конверт, чтобы скрыть улики, но сообразила, что внутри лежит еще что-то... Открытка. Из тех дорогих, что продаются в музеях, на толстой глянцевой бумаге, а на ней — репродукция: «Поцелуй» Климта. Я посмотрела на точно такую же репродукцию, висевшую над моей кроватью, — ту самую, которую Лукас видел, когда мы с ним сидели здесь, смеялись, болтали и целовались в те короткие месяцы, что провели вместе.
Я с благоговением раскрыла открытку и прочитала:
«Бьянка, придется быть кратким. Ты должна уничтожить эту открытку, как только прочитаешь, потому что, если миссис Бетани ее обнаружит, тебе будет угрожать опасность. А я тебя знаю — если я напишу слишком много, ты станешь хранить ее вечно, невзирая на опасность».
Я улыбнулась. Лукас меня действительно понимал.
«Со мной все хорошо, с мамой и друзьями — тоже, благодаря тебе. В тот день ты оказалась сильнее, чем я. Мне бы не хватило мужества сказать тебе „прощай".
Я и теперь не прощаюсь с тобой.
Мы снова будем вместе, Бьянка. Не знаю, где, когда и как, но ни секунды не сомневаюсь в этом. По-другому просто не может быть.
Я хочу, чтобы ты в это верила. Потому что я в тебя верю».
— Я в это верю, Лукас, — прошептала я. Мы обязательно разыщем друг друга, и все, что от меня требуется, — дождаться этого дня.
Однажды мы с Лукасом найдем способ быть вместе.
Я сложила открытку и прижала ее к груди. Через несколько минут я ее сожгу, но не сейчас. Еще не сейчас.
Вернуться к началу Перейти вниз
 

Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь"

Предыдущая тема Следующая тема Вернуться к началу 
Страница 1 из 1

Права доступа к этому форуму:Вы не можете отвечать на сообщения
Фэнтези-форум. На грани миров. :: Книжный шкафчик :: Общая библиотечка-
Перейти:  
© ''Фэнтези-форум. На грани миров''. 2010. Все права защищены || При использовании любых материалов ссылка на форум строго обязательна
В Мой Мир
Всё о мире фэнтезиВселенная магии и приключений ждет тебя!Грэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" F1920d1a7411 Life and Mystic Создать форумГрэй. сер. Вечная ночь- 1 "Вечная ночь" 88cd490cbdBannerFans.com
Создать форум | ©phpBB | Бесплатный форум поддержки | Сообщить о нарушении | Последние обсуждения